ПРЕДИСЛОВИЕ

У Книги в силу её особого характера, она является своего рода даже не дважды, а «трижды рожденной», может быть ещё одно название: «Двести лет спустя: от феноменологии созерцающего духа к феноменологии практической  мысли».

Понятие феноменология имеет довольно много значений. Здесь она понимается как синтез двух понятий “феномен” и “логос”. То есть феноменология суть деятельность сознания в прямом, неопосредованном качестве раскрывающего для себя бытиё.

Иными словами, предмет феноменологии – это бытие сущего объясняющее и раскрывающее себя себе, а сама феноменология обозначает прямую дорогу познания Истины.

Прошли уже более двух веков с того момента как на свет появилась первая из фундаментальных работ Гегеля «Феноменология духа».

«Абсолютный Дух» Истории – наш Планетарный Логос проделал колоссальную работу, с тех пор как устами уходящего с материального плана Фридриха Гегеля произнёс: "Только один человек меня понял на протяжении всей моей жизни». Затем, помолчав, добавил: - «А, в сущности, и он меня не понимал!".

Человечество за этот период стало существенно старше, опытнее, чувствительнее и даже по совокупности перечисленного можно рискнуть утверждать умнее, хотя, как и прежде занято собой и своими проблемами, что в переводе на феноменологический русский означает непрерывно их приумножает и обостряет, неутомимо приближая кризис.

Мало кто даже среди действительно умных людей задумывался над тем, что сознание и время очень тесно связаны друг с другом, связаны так, что для мысли и мышления не существует времени.

Для человека-мыслящего мысли Гераклита Тёмного, Эзопа, Аристотеля, Эвклида, Пифагора, Платона, Будды, Христа, Николая Кузанского, Джордано Бруно, Маркса, Ленина, Хайдеггера, Лосева, Булгакова – это всегда мысли-в-настоящем, мысли современников, которые мыслят и существуют не просто рядом с ним, а гораздо ближе, а точнее глубже, −  в нём самом, в Едином Потоке Всепланетной Мысли.

Этот поток никогда не прерывался и все те, кто мыслил и мыслью своей оставил свой отпечаток во всеобщем – в философии мысли, реальны и живы, ибо мыслят в мышлении мыслящего, мышлением мыслящего. При необходимости и желании можно войти в каждое «я» того или иного мыслителя и увидеть мир его мысли и его самого… А так как все они мыслят, то… соответственно существуют, не могут не существовать.

Для Всеобщего охватывающего собой весь Поток мыслимого и являющегося этим всем все живы.

«Я» человека – словно обособленность определенности сотворенной геометрической точки – всегда  противостоит "не-я" мира человека – Пространству Творения, в котором определена и существует точка человечности – и Мир и человек исторически таковы потому, люди не понимают, и были не в силах понять сущностного тождества обоих миров вообще и в каждом конкретном случае.

Но что есть жизнь «я» некоторой целой человеческой жизни, с позиций Всеобщего как не ничтожнейший момент-всех-моментов потока отождествления-тождества-разотождествления данного «я» и его «не-я» в их переходе друг в друга?

И что есть человеческая жизнь, опять же с позиций Всеобщего, как не простое воспоминание Всеобщим некоего мига уже им прожитой жизни в его собственном непостижимом человеком ВРЕМЕНИ-БЕЗВРЕМЕНЬЯ ВЕЧНО-ПРЕДВЕЧНОГО АБСОЛЮТНОГО БЫТИЯ?

 Человечность расплескалась по Вселенной Жизнью неисчислимостью своих форм.

Человечность Всеобщего Смотрит на Себя глазами человеческими.

Человечность устремляется к Свету Абсолютной Жизни изо всех сил человеческих пытаясь вспомнить всё – вспомнить свой истинный и прекрасный облик и эта устремленность, если она истинно такова, и есть Воспоминание Будущего, есть его совместное сотворение со своим-иным − в памяти друг друга, становящейся и давно ставшей единой памятью.

И хотя, кажется, что вспоминать будущее сложнее чем вспоминать прошлое, но это не так, сложнее и намного сложнее вспоминая будущее – делать так, чтобы будущее проявляясь в единичном и через это единичное становилось единым на всех, всеобщим Будущим. Потому все человеческие «я» можно условно разделить на две группы: «я» творимые Будущим и «я» - творящие, точнее сотворящие Будущее.

Последняя группа очень мала и она в свою очередь делится в себе на две по характеру духовной направленности творимого Будущего, хотя четкую границу в этой группе провести невозможно. 

Прошлое, настоящее и грядущее «я» каждого отдельного человека напоминает разрастающийся ручеек мысли, наполняемый по мере роста «я» другими ручейками «я», одиночных и групповых, дождей и ливней идей и теорий, подземными источниками парадигм, ручеёк, который в некоторых случаях становится полноводной рекой. А очень редко превращаются в моря и даже Океаны [1] .

При желании в созданном сейчас пространстве этой метафоры можно мысленно перенестись в будущее, то есть в буквальном смысле перемещаться по течению мысли и указанного растущего «я», видеть его постоянно изменяющимся, возрастающим в силе и всё более полноводным. И, наблюдая эту картину вполне можно согласиться с утверждением, что все эти «я», и ничтожного истока, робко выбивающегося из земли, и рёва реки на порогах и далее шума морского прибоя – это одно и то же «я», так все «я» есть одна и та же Субстанция и Одно Единое Всеобщее Существо которое может одновременно осознавать и одновременно осознаёт Себя всем существующим мыслящим: и ручьём, и рекой, и океаном.  

Эта Книга является последней, завершающей в Трилогии и одновременно начинает её замыкая тем самым всё в необходимое единство, а кроме того уже не метафорически, а вполне жизненно и реально показывает реальное содержание указанной метафоры в её развитии.

Трилогия в известном смысле, который ближе всего может быть выраженным понятием «феноменологический» так же как и «Феноменология духа» Ф.Гегеля не более чем история одного опыта развития сознания.

Хотя значимость этой истории на сегодняшний момент для стороннего наблюдателя равная нулю, думается, что через некоторое незначительное время знания, которые можно почерпнуть из указанного опыта станут достаточно востребованными.

Причина этого в следствиях, которые несёт указанный опыт.

Тех многообразных и, как правило, неожиданных следствиях, которые органично вырастая из порождающих их причин и являясь ими, то есть, будучи собой, чем-то реальным и имеющим даже в обыденном определении здравые житейские корни, вместе с тем являются чем-то иным прямо противоположным себе.

Объяснить сказанное достаточно непросто и по многим причинам.

Если использовать упомянутый онтолого-феноменологический философский момент указанного опыта, то можно было бы просто сказать, что древо философии взращиваемое человечеством более двух тысячелетий в виде множества отраслей, наконец, обнаружило свой ствол и даже нежданно-негаданно зацвело.

И произошло это не в тиши кабинетов или университетских аудиторий, то есть так, как обычно воспринимается образ философии как некоторого строго теоретического знания с такими же теоретическими битвами точек зрения, концепций и теорий, а в самой гуще жизни. 

Философия чтобы стать действительной единой наукой должна стать практической, а не теоретической наукой. Это утверждение, несомненно, созвучно с широко известными словами одного последователя Гегеля, и это, разумеется, не случайно.

 

 Теория, мой друг, суха,

Но зеленеет жизни древо

 

 Сейчас очевидно нет единой Теории Познания, нет Единой Науки, отсутствует Единая Логика, всего этого бесспорно нет, но вот какой странный вопрос невольно возникает: каким образом существующая всеобщность множественности всех форм перечисленного единичного и особенного, которая проявляет себя всем указанным, вообще может  существовать?

Но главная проблема даже не в цветении, каким бы неожиданным оно ни было, а в том, что это цветение – только цветочки.

Глядя бесстрастно на эти цветы и на само Древо не покидает чувство, что наблюдаешь нечто до боли знакомое:

Поклон тебе! О! Вечной жизни Древо!

Чьи корни остаются скрытыми от нас.

Шести Его стволам и двадцати пяти ветвям!

Которые корой скрывают разные четыре слоя.

 На Древе том цветут стремления людей.

И страсти тянут веточек порывы!

Весной там набухают почки листьев,

И смерть там осенью  шуршит листвою золотой.

 Мы преклоняемся перед тобой, О Древо Жизни!

Хоть разные (и сладкие, и горькие)

Плоды рождаешь Ты!

Поэты в восхвалении Тебя сливают голоса! [2]

 

Иными словами, указанное древо философии, Древо Единой Мысли – это и есть известное и описанное в Библии древо познания добра и зла.

И самим плодам, их созревшим душам-сердцевинам придется решать, являются ли они душами оживляющими человеческие тела или они лишь пустые формы тел лишенными внутренней жизни.

И ошибиться уже никто не сможет, ибо «вкушать», оценивать себя каждый будет самостоятельно, взращивая в себе [3] своё собственное древо познания добра и зла.

А что из этого выйдет – увидят все, ведь и Само Всеобщее будет Зрителем и Участником. 

Таково, к слову, одно из множества следствий указанного опыта сознания.

Подобные истории, если действительно являются таковыми, какими заявляются, разумеется, крайне редки, человеческое весьма неподатливый и упрямый материал и если из такого материала, в конце концов, выходит нечто полезное и значимое, то значимым оказывается прежде всего сам опыт, а уж во вторую очередь его результаты.

С результатами, которые всегда лишь следствия порождающей причины, как правило, всегда дело обстоит несколько иначе, чем хотелось бы тому, кто является одновременно и результатом и его причиной.

Насколько всё парадоксально выглядит, когда результат и его причина, являют собой финальное человеческое одно можно судить по словам другого возвращающегося к Себе Духа Эпохи в облике несравненного Леонардо: "Я оскорбил Бога и людей! Мои произведения не достигли той высоты, к которой я стремился!"

Увы, человечность, как переходный этап, как процесс всегда трагична, она неизменно обречена искать свою сущность вне себя. И не находя себя в положенном месте, там, откуда она полагает себя в мир существующей, она невольно  лжет другим когда говорит правду о себе, а когда находит – тоже лжет, но уже себе.

Лжет даже тогда, когда эта правда улыбается божественно-иронической улыбкой Джоконды.

И трагедия иронии человечности, как формы божественного, и ирония трагедии божественности как формы человечного в том, что для единого объединяющего в себе оба начала даже ложь – истина.

Пояснить глубже сказанное можно метафорой горящего по-настоящему театра, на сцене которого идёт спектакль о постановке спектакля в пылающем театре: со сценой, зрителями полностью реалистическим огнём и дымом...

Самим актерам трудно объективно оценить мастерство своей игры во время метаний по сцене с криками «Пожар!», ещё более трудно субъективно оценивать указанную объективность тем, кто делает то же и с теми же репликами в зрительном зале, ибо кто зрители, а кто актёры?

Пару тысячелетий назад драматургия истории была относительно строго персонифицированной и тёмное пламя человеческих страстей, властолюбия и алчности только-только набирали свою силу, концентрируясь и вспыхивая в известных ныне всем персонажах.

И пепел сгоревшего Рима, и пепел Александрийской библиотеки – уже несгораемые для Пламени Времени Истории исторические факты единичного человеческого безумия.

Но печи Освенцима, исторгающие дымный смрад сжигаемой человеческой плоти, и дьявольский пикник на обочине – Хиросимы и Нагасаки, сделали единичное безумие – безумием всеобщим.

Человечность встретилась лицом к лицу с собой, то есть со своей противоположностью и должна была бы ужаснуться увиденному, но видимо пережитый ужас был недостаточным, чтобы увидеть то, что нужно видеть уже безо всяких зеркал.

Что ж, пусть теперь каждый смотрится в то зеркало души своей, которое у него лично есть… если, конечно же, есть, ибо его отсутствие являет собой такую немыслимо-непредставимую меру человеческого ужаса, который и воплощается Милосердием Всеобщего как отсутствием указанного зеркала.

Итак, хотя ключевые слова момента истины истории известны всем, ибо все делают только то, что должны: играют свои роли и потому общество безумного спектакля жаждет безумных зрелищ и потому оно неизменно получает их, но знают ли участники спектакля что всё это значит в действительности и что есть и где вообще находится сама действительность?

Если на секунду задуматься, то можно вспомнить немало примеров указанного рефлексирующего спектакля [4] , игры – игры, и лишь увидев реальность такой игры можно увидеть смысл реальности, что стоит за ней.

Например, памятные всем дымящиеся небоскребы Всемирного Торгового Центра и диспетчеров НОРАДа [5] , которые утром 11 сентября 2001 года по «странному стечению обстоятельств» отрабатывали учебный перехват угнанных пассажирских самолетов и никак не могли взять в толк и понять, участвуют ли они в игре или всё действительно по-настоящему [6] .

Можно ещё вспомнить, что точно таким же образом обстояло дело и с терактами в Лондонском метро 7 июля 2005 года. И хотя такого рода информация является открытой, проверяемой и потому достоверной, но существует она как бы отдельно от реальности, составляя для обывательской массы необходимый, но необходимо отвергаемый  «здравомыслящими членами общества» компонент того, что пренебрежительно именуют «теорией заговора».

Но заговора, конечно же, нет.

Есть Спектакль, есть Игра, в которой всё в большей мере каждый сам себе режиссёр-постановщик, актер и зритель, хотя, разумеется, воспринимаемая реальность есть лишь видимые театральные исторические подмостки, а есть ведь и кукловоды и кукловоды кукловодов и кукловоды-режисёры-постановщики...

Наверное, не случайно так популярны в мире стали всяческие так называемые «шоу», ибо что есть «шоу» как ни рефлексия спектакля в себе.

Шоу – это особый рефлексирующий спектакль, в которой актёр – зритель, а зрители – актеры и все друг другу – в какой-то мере режиссеры и постановщики и всё является таким восхитительно текучим и изменяющимся, и все могут аплодировать и восхищаться друг другом или страшно негодовать… Хотя всё наполнение спектакля – пустота и в действительности никого и ничего нет, а есть лишь запись на диске в радужном блеске которого законсервирована социальная алчность тупых владельцев канала и его тупых наёмных рабов.

Можно также восхититься масштабом постановочных эффектов напрямую транслируемого на весь мир театрального вторжения в Афганистан и Ирак: сотни тысяч актеров, сотни миллиардов долларов затрат, сотни миллионов зрителей!

Нужно вспомнить и отечественные спектакли спектаклей и потрясающую игру советского народа в постановке «Перестройка», особенно финальной части под неудобовыговариваемым названием «ГКЧП». Или расстрел из танковых орудий Верховного Совета как самый убедительный аргумент темной правоты темного выродка Ельцина, который должен был в соответствии со Сценарием стать Рылом-Личиной Новой – «Демократической России» и потому стал им…

К этой же категории относятся недавние премьеры различных «майданов» осуществленные по единому сценарию под названием «Нежданное торжество демократии», возбуждающихся от наблюдения трансляции возбужденного майдана, в который превращена вся страна.

И наконец, так называемая «виртуальная компьютерная реальность» существующая во всем своём немыслимом числе форм на экранах мониторов установленных в жилых домах и в офисах бирж, от простых компьютерных игр, до игр финансовых.

Что она есть такое, как ни изображения изображений уходящих в призрачную зеркально-виртуальную бесконечность, в которой каждый может обнаружить то, что ищет, включая даже счастье всего человечества, но, увы, лишь виртуальное?

Действительная реальность выявляется лишь реальной действительностью того, что всё в этом мире есть не более чем игра.

Но при этом нужно понимать, что даже всеобщая, Историческая Игра подчинена Единому Закону, а диалектика понятия «закон» вполне внятно-диалектически поясняет соотношение выражения «стихийной игры сил» и их снятой самой стихией формы в качестве её спокойного законного выражения.

И если постановка игры достаточно серьезна и должна охватывать ряд эпох, и на неё возложена некоторая особая миссия, как например разыгранный Иисусом из Назарета  спектакль породивший христианство как религию, то об этом знают очень немногие, которые, как правило, всегда помалкивают, а говорят те, кто ничего не знает.

Да, всё – игра, всё, кроме боли и страданий.

С ними всегда всё серьезно и хочется по-русски сказать взаправду.

Лишь боль лишает игру её кажущегося легкомысленного статуса, и игра уже не играючи отрицает саму себя, обретая то, что обычно называют «реальностью».

Но что же есть реальность?

Может быть она в том, что в историческом театре человеческого безумия в соответствии с замыслом Режиссера – пожар и огонь этого пожара многолик и деятелен как само буйное человеческое безумие?

И в том, что в этом огне сгорают несущие конструкции целых государств и они распадаются на части погребая под обломками сотни тысяч жизней?

В том, что от этого огня воспламеняются дымные факелы сотен нефтяных скважин Ирака, горит Российский парламент или Белград?

Возможно, в огне этой реальности с треском сгорают или медленно удушливо тлеют финансовые системы государств и сбережения и надежды на лучшее будущее десятков и сотен миллионов?

Может быть, именно от невидимого огня этой реальности с шипением и криками корчит мировые биржи и болельщиков на стадионах?

Не исключено.

Истина всегда предметна, хотя предмет Истины постоянно ускользает от чувств внимающего, но ускользает лишь до определенного момента, пока чувство не станет звучать болью.

Лишь боль и неизменно сопровождающий её страх по-настоящему опредмечивает любую игру.

Пропитываясь ей, игра сразу же теряет свой игровой смысл.

Эта потеря обычно воспринимается растущее чувство опасности и через него и в нём даже последняя человеческая актерская бездарность постигает лично всю глубины гениальной игры [7] , которая становится гениальной именно потому, что уже перестала быть игрой, и в этом своём исчезновении-и-возникновении как игры, наконец, обретает своё истинное значение и смысл и ценность Жизни, которая очевидно находится за пределами горящего театра жизни. 

Так что же такое реальность?

Может быть она лишь знание истинного положения дел или такого который необходимо должен приниматься за истинный, определенный уровень информированности и видения мира таким, каким он есть в действительности как реальной действительности, к которой мы вынуждены относиться с вниманием, чтобы сохранить себя потому что являемся живой частицей Единой Жизни?

Но тогда, что есть Истина и Единая Жизнь для каждого из тех, кто в лучшем случае может лишь недоверчиво предполагать их существование?

Где завтрашнее Вечное и Извечное Истины, а ГДЕ сегодняшнее временное и тленное уже просто обезумившего от собственного безумия человека?!

Но подобно тому, как даже стоящие поломанные часы, которые кажется, выпали из времени и по определению не могут иметь к нему никакого отношения, раз в сутки все же показывают абсолютно точное время, очень редко, почти никогда временное особой Игрой Игры обретает сверхвременное, вечное существование, становится Мифом, который реален воистину, потому что всегда вне Игры и вечно над Игрой, потому что не Игра определяет Миф, а Миф Игру.

Миф – это Всеобщее Игры.

Всеобщее мыслит Мифами и Мифами Мифов как сценариями и сюжетами Игры Своего Сверхличного Бытия [8] .

Понять эту истину и принять её для формального, различающего мышления невозможно в принципе, но это, разумеется, не может отменить истины. Наиболее полно существенные черты этой истины, её контуры отражены Н. Бердяевым в его работе «Смысл истории»:

«История не есть набор объективных эмпирических фактов; история — это миф. Миф — это не выдумка, а реальность; однако эта реальность иного порядка, нежели так называемый эмпирический факт. Миф — это история, сохраненная в народных воспоминаниях о прошлых событиях, которая преодолевает рамки внешнего объективного мира, открывая мир идеальный...

Исторические мифы исключительно важны для акта воспоминания. Миф содержит историю, сохранившуюся в народной памяти и помогающую вызвать к жизни некие глубинные слои, погребенные в недрах человеческого духа. Разделение между субъектом и объектом как результат просвещенного критицизма может обеспечить материалы для исторического знания; однако, разрушая миф и отрывая глубину времен от глубины человека, оно служит лишь разрыву между человеком и историей. Ибо историческая традиция, которую пытался дискредитировать критицизм, предоставляет возможность для великого и таинственного акта воспоминания. Она поистине представляет не какой-либо внешний или навязанный извне факт, чуждый человеку, а тот факт, который служит проявлением таинственной внутренней жизни, в которой человек может приблизиться к познанию себя и ощутить себя неотъемлемым участником».  

 

Итак, Трилогия запечатлевает конкретную историю развития одного человеческого сознания в исторический период, который по праву уже может быть назван самым драматическим.

Но внешний известный и открытый каждому более или менее вменяемому сознанию драматизм ничто в сравнении с тем, что пока сокрыт от широкой публики.

Точнее будет сказать, что смысл истинного драматизма переживаемого всеми не является неведомым или скрытым, то есть неизвестным, его правильнее было бы назвать нереальным и судя по тому, что человек вытворяет в мире – абсолютно нереальным и именно это делает его нереально действительным. 

Наверное, такой же невыносимо нереально-реальной была чувственная реальность Голгофы, если взирать на неё ни как взирают обычно все, а сверху, с Креста.

И хотя боль – это всегда серьёзно, а невыносимая боль самое серьезное дело в мире, тем не менее, в самой серьезной игре нельзя относиться слишком серьезно. Хотя бы потому, что именно излишняя серьёзность может стать концом игры, её тупиком.

Игра, особенно смертельно опасная всегда должна вытеснять своё-иное на периферию себя, одновременно с этим превращая эту периферию в центр управления игрового движения, ибо что-то же должно быть средой, в которой может рождаться неигровая реальность нешуточной Игры Истории.

Ставки в Играх Истории предельно велики и «потеря жизни» в такой игре может означать не переход маятника осознания за черту этого мира, с последующим возвращением рождения, но немелодичный и страшный звук простого обрыва нити человеческой Судьбы.

А кроме того такова уж диалектика игры, если понимать слово «диалектика» в его истинном смысле, который к тому же мало кто знает и уж точно никто ныне не понимает.

Это противоречие – противоречие игры – неизменно трудно, точнее почти невозможно понять, потому что невозможно принять.

Невозможно.

А приходится.

Ибо даваемое Всеобщим для ВСЕХ кто-то всегда должен принять и удерживать и держать – как Знамя Спасения, несмотря ни на что, не смотря ни на что человеческое.

И потому хочется вспомнить слова того самого Мюнхгаузена и объявить НАКОНЕЦ ВОЙНУ всему англосаксонскому миру и всем миркам ублюдочных прихлебателей этого мира, а заодно и тем кто указанные миры контролирует и играет ими в Свои Игры.

Но, конечно труднее всего улыбаться самому себе и своей боли.

Личность всегда является пределом, чертой которую невозможно переступить в той же мере, в какой невозможно привыкнуть к боли. Но любой кажущийся абсолютным предел оказывается лишь вехой пройденного, на которую, наверное, можно взглянуть, обернувшись назад, но такого желания почему-то никогда не возникает. 

По-видимому, потому, что «назад» оказывается «вниз», пройденное сразу же образует бездну, ведь вектор направления движения устремлен вверх – в иную бездну, а из двух бездн Света или Тьмы в которые человек так или иначе обязательно будет всматриваться нужно выбирать ту в которой видно, куда и к чему двигаешься, хотя нужно тоже привыкать к Чистому Свету, в котором первоначально столь же мало видно, как и во тьме.

 Не менее, а ещё более трудна ирония такой же направленности.

Особенно если такого рода ирония должна стать иронией момента Истории, момента, который длится уже примерно четверть века, и вокруг ∙ никого ∙ нет: есть лишь Время, но Время всегда молчит.

И эта тишина становится невыносимой пыткой, невыносимой и потому, что может быть в любой момент прекращенной собой же, но пыткой, которую нужно выносить и нужно вынести. Абстрактная философская истина «я мыслю – значит, я существую» становится истинной лишь тогда когда превращается в мысли осознания себя в «я чувствую боль – значит, я существую», и в кипении нестерпимости-невыносимости яркости, огненности, насыщенности именно такого существования мысли кует из самой себя – сама для себя Меч Мысли Духовного Разума, который и должен стать истиной мыслью истинного существования как мысли-живой-и-чувствующей.

Двадцать пять лет срок достаточный, чтобы обрести искренность в осознании своей правоты или её отсутствия в любом деле каким бы большим оно ни было, даже если это дело подразумевает нечто вроде: «изменить мир».

Инерция мира непомерно велика.

Кажется порой, что невежество вообще не имеет границ. Слишком велика окружающая и поглощающая всё безграничность глупости, но очевидно она всё же конечна и это внушает надежду, но даже надежда уже вызывает лишь боль… [9]

К слову, именно так, например, выглядит принятие-для-себя того, что совершенно-невозможно-принять.

К сказанному выше можно было бы добавить некоторые очевидные и даже возможно банальные суждения.

Заблуждение и ложь – особая игра Истины, а Смерть – особая игра Жизни, и Цветами ненависти на неровных гранях играет Любовь, а Счастье лишь сочетанье и итог особой игры человеческого устремления, боли и отчаянья. 

Понять указанные примеры, вообще говоря, конечно же, можно и даже в конечно счете нужно, но дело в том, что понять ещё не означает принять.

Как, например крупному финансисту и банкиру, с улыбкой принять такой презабавный поворот финансовых игр Игры грядущей финансовой реальности, в которой невозможно будет осуществлять финансовые спекуляции? 

Точнее осуществлять, конечно же, можно, но за это – и это действительно приятно и потому на это необходимо обратить внимание – будут отлавливать и подвергать унизительному наказанию с последующим длительным перевоспитанием.

Следует отметить, что формальное понимание любого рода [10] это всегда некоторое выражение мысли в понятиях, в некоторой – и на некоторой понятийной структуре [11] .

Иными словами, формальное понимание, как и формальное мышление, являются определенными, то есть имеющими границу формы вербальными формами с определенными «параметрами», которые в совокупности есть некоторый, и тоже определенный смысл, значение.

Аформальное мышление и аформальное понимание относятся точно так же к формальному (мышлению и пониманию), как физика т.н. «черных дыр» относится к обычной физике [12] .

Очарование этого мира – майя, велико. Радужная пелена иллюзорности – граница между миром людей, миром конечного и временного и миром духовным, который беспределен истинно и истинно безначален.

А слово – очарованная мысль, определенное собой бесконечное, бесконечное становящееся конечным, то есть внешняя форма бесконечного, внешняя  форма мысли [13] .

Человеческое существо мыслящее частично, а иного человеческая порода практически никогда и не знала, примеры такого – единичны и уникальны, обречено быть чужой в чужом ей мире, ибо этот мир – не её мир, это иной мир.

Частичное мышление суть рассудочное мышление [14] . Но понимаемое лишь рассудком и на уровне рассудка, всегда оказывается лишь формально понятым, то есть обозначенным и определенным как реальность существования иного чужого, иной чужой формы.

Как саморазвивающееся обособление возникающих отталкивающихся друг от друга форм балансирующих всегда на грани полного развала и отрыва друг от друга и едва удерживаемых неисчислимыми внешними подпорками позитивистской науки – таково существующее вавилонское строительство современной науки.

Весьма уместная и содержательная метафора, в том числе и по выявлению причин имеющей место неосознаваемой непрерывной познавательной катастрофы – тотальному отсутствию понимания друг друга на фоне блудливой продажности самих «строителей и добытчиков знания».

Но Язык Мысли, Логика Мышления, как и Логика Истории – ОДНА.

Иначе говоря, грядущая катастрофа господствующей и повсеместно доминирующей формы познания, в виде существующей т.н. «науки» неизбежна, да она собственно уже началась и идёт полным ходом, ибо являет собой или полное отрицание самого существования Истины, или в лучшем случае нелепейшую попытку достичь Истины (достичь «Неба»), которая суть Жизнь, через познание её мёртвых форм огромной толпой общающейся друг с другом на языке жестов, который к тому же понимает как может и хочет, т.е. языке формальной логики.  

Понятие как формальное понятие мертво от рождения, но оно и есть так называемое научное понятие.

Понятие как живое движущееся, изменяющееся спекулятивное понятие, то есть понятие-по-Гегелю нечто совершенно, принципиально иное.

Дабы было совершенно понятно,  о чём именно идёт речь, скажем так: когда торжествующий Запад наслаждался лицезрением агонии своего смертного врага «коммунизма» и праздновал свою «победу» он наблюдал свою собственную гибель, ибо это гибла его собственная империалистическая сущность.

«Коммунизм» и «Либерализм» в том виде, в каком они всем известны – близнецы братья, дабы было яснее – сиамские близнецы, а, если научно и философски – противоположности к тому же формальные.

Забегая вперёд можно указать истинную причину растущего познавательного фиаско так называемой науки, её непрерывно развивающегося кризиса наличие которого было зафиксировано лучшими умами человечества более семи десятилетий назад:

«Здесь следует подчеркнуть, что идея философии, доставшаяся нам от античности, не тождественна привычному, школьному понятию философии, которое охватывает группу дисциплин; оно изменилось, правда, несущественно, уже вскоре после его возрождения и формально сохранялось даже в первые столетия нового времени, когда философия имела смысл всеохватывающей науки, науки о тотальности сущего.

… позитивистское понятие науки, будучи рассмотренным исторически, в наше время оказывается пережитком (Restbegriff). Оно отбрасывает все вопросы, обычно относящиеся к узко или широко понятой метафизике, а вместе с этим отбрасывает все неясные, так называемые, "высшие и предельные вопросы". […]

Достижения позитивных наук неоспоримы. Но вопрос о возможности метафизики ео ipso (сам по себе) включает и вопрос о возможности фактических наук, которые лишь в неразрывном единстве с философией обретают свой соотносительный смысл - истин, соотносимых с отдельными областями сущего. Если разорвать разум и сущее, то каким же образом познающий разум может определить, что есть сущее? Постановка одного этого вопроса достаточна для уяснения того, что исторический процесс весьма причудлив по своей форме, которая становится наглядной лишь благодаря выявлению скрытых, внутренних мотиваций: исторический процесс - это не гладкое развитие, не непрерывный кумулятивный рост достижений духа, не смена духовных структур - понятий, теорий, систем, объясняемая случайными историческими ситуациями. […]

… разум, дающий смысл существующему миру, и его противоположность - мир, существующий лишь благодаря разуму, глубочайшая внутренняя связность разума и сущего, осознанная как мировая проблема, загадка всех загадок, должны стать особой темой [15] ».

 

Эту тему мы и будем подробно рассматривать и развивать.

Наука как нечто противоположное религиозному познанию (знанию) мира в сути своей является тем из чего она вышла и чем является её противоположность, а потому и она сама наука является лишь особой религией. Ведь в так называемом научном познании ровно столько же веры, сколько и знания в последней. Потому положительная наука [16] , как и религия [17] сами по себе – не истинны, истинно лишь единство, то есть грядущее единство науки и её противоположности и этот переход уже совершается.

В качестве некоей простой реплики обоснования можно предложить пока что мнение известного ученого, профессора Дэвида Бома [18] :

«…механистическое понятие порядка уже пропитало большую часть современной науки и технологии и по этой причине начало воздействовать и на жизнь в целом. К настоящему времени механистическое мировоззрение достигло самого завершенного развития именно в физике – особенно в течение XIX столетия, когда его триумф казался почти полным. Из физики механицизм –  то есть, механистическое отношение –  распространился и на другие науки и почти на все сферы человеческой деятельности. […] … для механистически-редукционистской программы крайне важно допускать, что не существует ничего, что не может рассматриваться таким образом. …  Предполагать, что это допущение всеобъемлюще верно – в основе своей акт веры, которая пропитывает собой всю мотивацию большей части современной науки и сообщает энергию научному поиску. Это современный аналог предшествовавшей веры –  религиозных убеждений, основанных на более органистических типах воззрений, что в свое время также сообщало энергию обширным социальным поискам. То есть, мы не утратили век веры; на самом деле, мы одну веру сменили на другую» [19] .

 

Основное противоречие переживаемой эпохи в том, что всеобщее никак не может обнаружить и сформировать свою материальную основу выражения себя, то есть человечество как бы есть, а вот людей его составляющих  – всё нет и нет.

Человечность надо сказать, ещё никогда ни казалась столь одинокой и покинутой, и все-люди-мира напоминает растерянного, испуганного брошенного посредине центральной улицы мегаполиса ребенка сиротливо стоящего в нескончаемом потоке машин.

К сожалению, уже нельзя сказать, что этому миру угрожает пустота.

Пустота и ничто уже есть единственная значимая реальность и единственное существенное бытиё этого мира, ибо в нём нет главного – нет духа, нет мысли и нет устремленности к ним.

Материальность поглотила духовное, связь, отношение единства и целостности предельно надорваны и вот-вот окончательно и непоправимо распадутся, достигнут пик обособления ставший, наконец, полнотой отчуждения всех и каждого от каждого и всех.

Всеобщая конкуренция, рынок и стоимость как всеобщий эквивалент и выражение обесчеловеченной человечности – таковы  звучащие темы глобальной какофонии исполняемой ныне всеми для всех.

По все видимости, исходя из объёма сказанного и его остроты, наступил момент прояснения ситуации или, иначе говоря, необходимости дать достаточно простой ответ на вопрос «что это за книга и о чём она?»

Эта книга о Гегеле и его философии. И, разумеется, о спасительном практическом приложении этой философии к жизни.

Так что, можно заверить, всё очень-очень серьёзно.

То есть серьёзно насколько, насколько позволяет быть серьезным переживаемое время для демократических обитателей которого не осталось, кажется, не только ничего святого, но и мало-мальски значимого и уважаемого.

Итак, вначале всегда требуется определиться, где и на чём будем строить повествование. Из всего мыслимого перечня фигур, которые ещё вызывают определенное доверие в массовом сознании в целом лишь у Ф.Гегеля остаётся более или менее незапятнанная репутация и заслуженный философский статус «мыслителя».

Мнение персонажей вида Шопенгауэра, К.Поппера и им подобных, которые не в силах уяснить написанное Гегелем и от так и оставшейся неосознанной на уровне понятий, но все-таки возникшего и существующего чувства осознания своей ограниченности и ничтожности, буквально приходящих в бешенство, если и стоит принимать к сведению, то лишь как точку зрения подтверждающей правило, что во всякой семье, включая даже такую непутёвую как философская семья, что называется «не без урода» [20] .

Даже во многом остающаяся формальной официальная научная оценка того, что сделано Ф.Гегелем остаётся исключительно высокой:

«Если исключить Аристотеля, то никогда, ни до, ни после Гегеля, ум человеческий не задавался такой грандиозной задачей, как свести все факты жизни к одному общему началу и сковать все разнообразие явлений цепями самой строгой, могучей диалектики. …

Философия Гегеля — это энциклопедия всех наук, стройная система, в которой нашла себе место вся совокупность человеческих знаний. Перед нами не юрист, не филолог, не естествоиспытатель, даже не философ, а нечто большее — гений, попытавшийся ответить сразу на все религиозные, нравственные, политические вопросы человечества, найти разрешение всем загадкам, тревожащим наш ум со времени мироздания, и охватить человеческую жизнь не только в теоретической области, но и в практической сфере его деятельности. В системе Гегеля человек нашел свое место в природе, обществе, государстве, семье. Его система не синтез знания, а синтез жизни вообще. Оттого-то некоторые присваивают ей эпитет «религиозной». И, действительно, она была истинной религией разума» [21] .

 

Но и такого рода уважительные суждения нельзя назвать приближающимися к истине.

 

Именно Ф.Гегель является той исторической фигурой масштаб и значимость которой воистину невозможно переоценить. И если его (Гегеля) открытое и скрытое влияние можно сравнить с чьи-либо, то это такие персонажи даже само реальное существование которых реально лишь отчасти; то есть, охватывая единым взором отчетные две с половиной тысячи лет это всего лишь два относительно человеческих существа: Будда и Иисус из Назарета [22] . 

Умение видеть сквозь форму позволило бы увидевшему утверждать истинное, что Первый принёс Высшее Знание Истины, второй Высшую Истину Знания.

Но Ф.Гегель – воистину задал направление развития и тем посеял семена грядущего земного объединения или синтеза этих двух великих приношений, которые людям необходимо приняв от Высшего – вернуть.

Гегель воистину уникальный Вестник Всеобщего, который сообщил человечеству то, что соообщил и Христос – Истину всех Истин: «человек – сын Божий».

Избитость банальности этого штампа не позволяет увидеть простоту и суть Вести Христа, но и потрясающую наглядность духовного поражения и унижения существующего христианства.

Человек, каждый человек это маленький бог, то есть бог-ребенок, бог, который учится в Школе Жизни быть Собой, бог, призванный возрастать в силе своей от воплощения к воплощению приближаясь к своему Отцу.

Но Весть Христа была не теоретической, а практической вестью, судьбоносностью практики своей закрепившей непонятую до сих пор теорию этой практики; Иисус показал дорогу взросления каждого наследника Высшего в её самом чистом и явном выражении – пути жертвенности, пути беспрекословного следования Высшей Воле, пути человеческого Духа, которому безраздельно подчинено естество человека.

Иными словами, Весть, которую должно было донести и воплотить христианство, проста и она в том, что все люди – родные друг другу, ибо у них один Отец – Человеческий Дух, и ничего иного, что затем налипло и затмило указанную духовную простоту Вести в ней просто нет!

Разумеется, Ф.Гегеля нельзя ставить на одну ступень с Христом, но принесенное  им не менее важно, по той простой причине, что это та же самая Весть, но такая, которая опирается не на веру, а на знание, и в этом её выдающаяся и даже АБСОЛЮТНАЯ значимость.

Познавательный акцент Вести Христа обусловлен господствующим на тот момент познавательным качеством людской массы. Массе невыразимо трудно что-либо знать, масса в лучшем случае способна верить, но путь развертывания веры как именно познавательного качества неизбежно приводит веру к её длительному и мучительному трудному переходу в её противоположность – науку.

Гегель как кульминация всего предыдущего познавательного пути человечества проходит осознанно и с пониманием всю дорогу веры, до самого конца, до завершения и перехода веры в знание.

Переход осуществляется через бесконечность всех бесконечностей чувства, через мышление.

Гегелем разработано и тщательно оформлено главное, самое существенное и важнейшее – познавательная логика такого перехода призванная стать логическим фундаментом грядущего здания абсолютного познавательного единства всех форм. Заложены основы своего рода единой АБСОЛЮТНОЙ РЕЛИГИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, которая вместе с этим есть и ИСТИННАЯ НАУКА.

Христос принес веру в то, что Высшее рядом и человек – сын и наследник Высшего.

Гегель указал, опираясь на знание, на науку логики познания, где именно находится это Высшее – в самом человеке, в его познающей мысли.

Итак, Весть Гегеля проста и совпадает с Вестью Христа – это знание того, что человек и Высшее едины в Духе, и что каждый человек есть возрастающий, идущий к себе, возвращающийся в лоно своё Всеобщий, Абсолютный Дух.

Подобно тому, как и два тысячелетия назад окружающие не восприняли умерщвление Иисуса из Назарета именно как отвратительное убийство, но как некую «казнь», за которую демократически проголосовала толпа криками «Распни!», убийство Гегелевской Идеи, идейное распятие Высшей Логики толпами, жаждущими своего самоутверждения, также не было замечено, и тоже приветствовалось.

И эта рассматриваемая нами история духовного убийства, как и всякая иная неправедная история имеющая всеобщий характер не могла не иметь своего продолжения, ибо в свою очередь приговаривает всех совершивших неправедное дело к неизбежному ДУХОВНОМУ ВНИМАНИЮ  К СОВЕРШЕННОМУ.

Любое преступление – это неизбежный долг, который придется рано или поздно вернуть.

Но духовные преступления порождают духовные долги.

Религии, любая из них,  в действительности воплощают собой духовные долги людей, которые они вынуждены платить хотя бы по причине простой человеческой тупости и неспособности вместить то или иное духовное явление.

Но во Всеобщем, среди воплощенных общностей Абсолютного Духа неизменно найдётся самая чувствительная частица его. 

Здесь и сыграла свою решающую роль особая духовная восприимчивость русского народа, выявив тем самым особую роль России и как носителя и выразителя нового Откровения, хотя как обычно бывает во всякой религии пусть даже и форме науки – основательно непонятого.

Марксизм и его результат - «научный коммунизм» как наследник такого непонятого откровения принесенного Ф.Гегелем, марксизм как «наука» каким он известен всем, по итогам восприятия его массой, не был наукой, и видимо и не мог ей быть.

Марксизм стал особой религией, в которую верили десятки и сотни миллионов, религией со всеми её атрибутами и символами.

При этом отметим сразу же, что взгляды самого Маркса [23] в их совокупности, хотя и содержат грубые научные ошибки, «научные» в смысле именно «Науки Логики» и марксизм потому грешен несомненной определенной и немалой мерой недопонимания Логики Гегеля, но такая форма, которая всё же была в известном смысле «половинной формой»  этой Логики [24] и именно по этой причине приходит к некоторым интересным и  значимым конечным результатам [25] .

Кроме того практический марксизм [26] , особо уточним, − пока неизвестный и непонятый практически никем, во многом прав и это правота именно научного знания, а не чего-то иного.

Основные проблемы как всегда в интерпретации, приобщению иных к знанию, проблема – в понимании знания.

Итак, всё как всегда: слово является очарованной мыслью, и колдовские чары невежества околдовавшие сами себя творят привычное то, что должны творить.

И подобно тому как не Иисус из Назарета причина церковных расколов, крестовых походов и инквизиции, так и Маркс, по сути, имеет весьма отдаленное отношение к «реальному социализму», который собственно и социализмом-то никаким не был.

И чары мира этого велики настолько же насколько невежественно разочарование тех, кто отрекается от своей веры.

Но вера не виновата, что её назвали знанием, а знание невиновно в том, что на него ранее моллились, и виновным – все те, кто воистину виноват – делают как всегда и во все времена того, кто приносит Весть или – весть этой Вести, или весть вести о принесённой Вести…

Но Истина всё равно существует.

Существует и это так, так как заблуждение и невежество неизменно занимаются изготовлением своего рода подделками истины, ей временными и временными самопровозглашенными заместителями. Но даже школьник понимает, что подделка гарантирует наличие оригинала.

И очередное заблуждение относительно истинного лишь всё четче обозначает его-иное – его  место-ненахождение.  

И чем ближе человеческий дух к Истине, тем дороже вынужден платить за её близость, тем больше жертв вынуждены приносить во имя её народы.

 

Язык Истории, вообще – это язык страдания – единственной валюты, которая есть у духовно нищего человечества и тех его меньших общностей, которые всё же смеют откликаться на зов Духа, валюты принимаемой в уплату за право побыть хотя бы рядом с истинным.

 

Так где же Истина, и КТО уже владеет ей по праву хотя бы просто числом принесенных жертв во имя её [27] , КТО уже ВЛАДЕЕТ ей по праву, но ещё не осознает и не понимает этого и того НАСКОЛЬКО ОН оказывается в истинном, ИСКОННО-РУССКОМ смысле «БОГАТ», т.е. сумел создать, накопить и сосредоточить в СУЩЕСТВЕ СВОЕЙ БОГА – Бога, а не Мамоны – и потому может, ИМЕЕТ не человеческое «от мира сего», но БОЖЕСТВЕННОЕ ПРАВО ОБРЕСТИ ВЕСЬ МИР?! [28]  

 

Обоснованно ответить на этот вопрос может и один человек.

Но утвердить и ДОКАЗАТЬ истинность такого ответа для ВСЕХ и ЭТИМ ОТВЕТИТЬ – может лишь Всеобщее этого человека, может ответить лишь Народ.

 

А пока можно лишь сказать, что Истина существует. Вот центр  философии всеединства, которая лишь возвращение к истокам себя.

Именно Гегелем людям была принесена Логика постижения Истины.

Именно Истину этой Логики почувствовал Русский Народный Дух, который безоговорочно уверовал в неё. Но такое принятие Истины не было совершенным, да и не могло им быть, ибо необходима ни вера, и даже не знание, а то, что их объединяет, что выше их обоих.

Логика исторического развертывания Логики Истории в том, что Русский Национальный Дух, чтобы стать собой и стать Всемирным Духом должен познать и понять то, во что ранее верил и отверг, и поверить в понятое как в Истину во всей её предметной конкретности, уже не единично, теоретически и идейно как Вестник Ф.Гегель, но практически, то есть воплощенным Царством Её.

Небывалая задача и бесконечно сложная.

Но теоретически, то есть ровно наполовину эта задача, как можно убедиться, уже решена.

И осталась, таким образом, лишь половина бесконечной сложности и небывалости, и даже сама бесконечность перестала быть чем-то неохватным.

 

И, кроме того, русское Народное Безумие последней четверти века не может быть само по себе настолько совершенным и законченным, и очевидность достижения пика этого безумия неизбежно влечет движение продолжения его, а двигаться можно лишь только в единственном ещё неопробованном никем и в том числе «даже самими» совершенно «безумными русскими», направлении – к АБСОЛЮТНОМУ БЕЗУМИЮ ВСЕХ БЕЗУМИЙ, то есть к Истине.

МЫ РУССКИЕ – НЫНЕ САМЫЙ МОЛЧАЩИЙ ИЗ НАРОДОВ МИРА ЕЩЁ КОЕ-ЧТО ДОЛЖНЫ СВОЁ СКАЗАТЬ МИРУ И ВСЕЛЕННОЙ.

Или может, ВСЁ УЖЕ СКАЗАНО от нашего имени?

Например, Иудой Горбачёвым или уродом Ельциным?

И нашему языку и устам только и осталось, что лизать и целовать в засос звезднополосатый зад издавая при этом и после этого благодарные и приятные либеральному уху либеральные стоны, ибо "конец истории" ведь достигнут и отныне сам порядок вещей таков, и звезднополосатая задница нависающая над планетой как понятный каждому символ обозначенности «ЗОНЫ ИНТЕРЕСОВ» Соединенных Штатов Америки БУДЕТ НАВЕКИ ЗАМЕНЯТЬ НАМ, НАШИМ ДЕТЯМ И ВСЕМУ МИРУ ЗВЕЗДНОЕ НЕБО?

 

Не верится в это.

Недосказанность, есть всё-таки в сложившейся ситуации какая-то очевидная недосказанность ибо Небо это Небо, а задница, пусть и планетарных размеров – это задница.

И для того чтобы недосказанность Истории снять КОМУ-ТО из Народов ещё НУЖНО ЧТО-ТО СКАЗАТЬ. Очень важное.

СКАЗАТЬ, ПРОИЗНЕСТИ ЛИШЬ ОДНО СЛОВО, ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО, ИСТИННОЕ СЛОВО.

СЛОВА ИСТИНЫ ЖДУТ НЕБО И ЗЕМЛЯ, ЧТОБЫ ПОЛНОСТЬЮ ОБНОВИТЬСЯ.

Белые одежды для Нового Мира, конечно же, заготовлены на всех, всех без исключения, ибо нелепо подозревать в неподготовленности Божественную Сторону, но на Человеческой Стороне все ли готовы отречься от «мудрости мира сего» ради «абсолютного безумия всех безумий», произнесенного к тому же, по-видимому, самым безумным в Истории Народом?

Да к тому же не так уж и прост и вопрос обретения самими Русскими СВОЕГО УМА-РАЗУМА.

Очень легко сойти со своего ума, как мы это сделали вначале 90-х, и очень нелегко снова войти на него.   

К тому же неслучайно неостановимо звучат и звучат совершенно иные слова, адресованные нам.

«Игра окончена», – пытаются уверить Русский Дух всем миром.

«Игра закончена, ибо Игра проиграна», - твердит и убеждает очевидность мира сего двумя десятилетиями разнузданного унижения Русского Духа.

«Миссия не невыполнима, так как нет никакой миссии, русские – такие же, как все», -  убеждает липкая реальность, стремящаяся, во что бы то ни стало уничтожить всё мало-мальски русское и поглотить сам Русский Дух во всех его ипостасях…

 

Но очевидность всех очевидностей этого мира – ложь, убедительная лишь для впавших в предельное тупоумие двуногих.

Логика гегелевской «Науки Логики» возвращается из небытия и это воистину Логика вечного Спасения одних и вечной смерти других.

Предвидя более чем очевидное, что утверждение такого рода могут вызвать недоумение и далее ещё больше вопросов, можно пока что сказать перефразированными и дополненными словами названия одной примечательной книги, написанной учеником одного замечательного русского философа, настоящего знатока Гегеля и преподавателя его философии.

Этот философ – Евгений Семёнович Линьков. В 2008 году ему исполнилось 70 лет [29] .

Е.С.Линьков преподавал историю философии в Ленинградском, ныне С.-Петербургском государственном университете. Большинство членов С.-Петербургского общества классической немецкой философии являются его учениками.

Этот человек и ученый – единственный известный нам пример глубокого и целостного понимания гегелевских идей. То же можно сказать и о некоторых из его учеников. В подобных единичных случаях можно вести речь о науке и философии и логике [30] .

И можно и нужно согласиться с характеристикой которая давалась Е.С.Линьковым   Ф.Гегелю и рискнуть осмыслить предлагаемую меру категоричности и понять её принципиальное значение:

 

«…место Гегеля в историческом развитии философии является таковым, что претендовать на него не может «никто ни из его предшественников, ни из его последователей, — и это определено тем, что его философия представляет из себя, от начала и до конца, диалектику во всей ее системности и диалектический метод. …

Произошло так в развитии философии после смерти Гегеля, что не только в различных странах мира, но и в нашем отечестве философия абсолютно была истреблена и отсутствует по сей день». [31]   

 

Выбор Ф.Гегеля как центрального лица вокруг идей которого будет разворачиваться повествование, обусловлен простой истиной того, что: «Гегель, Вестник Всеобщего [32] – Судьба России, а Судьба России – Судьба Человечества».

Именно эти слова наиболее точно и сжато могут выразить то, о чём эта Книга.

Ф.Гегель – уникальная и скорее даже сверхъестественно, метафизически уникальная историческая фигура.

Его не только невероятно сложно понимать, эта сложность делает почти невозможным понимание самого существенного, такого, что могло бы осветить всю существующую проблематику, с которой в настоящий момент столкнулось человечество, почему именно его не понимали  самые выдающиеся умы человечества, причём каждый по-своему.

Можно также утверждать, что та или иная, фактически любая из последующих мало-мальски значимых идей и идейных течений является своего рода уникальной единичной идейной разностью между истиной гегелевской логики и вариациями логики и мышления конкретных исследователей.

Например, уже упомянутое недопонимание диалектической логики мышления К.Марксом обернулось с точки зрения формального восприятия истории сущей катастрофой [33] .

Никто так серьезно не ошибался как Карл Маркс и Владимир Ульянов (Ленин), но никто так близко и не подходил к истине, а Истина как методология постижения себя была дана в начале 19-го века Гегелем.

И как может быть ни обидно для иных мыслителей и деятельных деятелей-от-истории, не говоря уже просто о дельцах, но они чаще всего просто в силу своей ограниченности не имели к ней (к Истине) никакого отношения, ибо самонадеянно пытались жать там, где ни сеяли [34] .

Впрочем, что было также выражением необходимости. [35]

В этом же отношении и смысле весь имеющий место псевдодемократический социальный кавардак, так же исторически необходим и неизбежен как финальное исчерпание всех пройденных неистинных путей достижения Истины.

 

Русское Человечество… − это ведь мы – Русские. Сейчас. Во всей неприглядности нашего существующего духовного падения. Перед Богом. Перед собой. Перед ВСЕМИ Русскими, которые когда-либо жили, боролись и любили, и умирали, чтобы ЖИЛА РОССИЯ.

Ни кто-то иной, нет, а мы – МЫ, мы все и есть эта реченая ещё от ветхозаветных времён и пророков «мерзость запустения»…

 

Это ПАДЕНИЕ и эта МЕРЗОСТЬ – это ∙ мы… Господи!..

 

Почему же КОГДА ВОИСТИНУ ПОНИМАЕШЬ ЭТО, то вначале так нечеловечески ужасающе страшно, и лишь затем нечеловечески стыдно?!

 

Почему не наоборот?

Мы обрели страх, потому что утеряли стыд.

Не мы одни. Но это не утешает.

Утешить может лишь возвращение утерянного и отречение от обретенного.

 

Устыдиться исторически – перед всеми ещё живыми и уже мёртвыми РУССКИМИ, МНОГИМИ-МНОГИМИ ПОКОЛЕНИЯМИ ЖИВУЩИХ В НАС, В НАШЕЙ КУЛЬТУРЕ, ИСТОРИИ, ПОЭЗИИ, ЛИТЕРАТУРЕ, НАУКЕ – это по силе, пожалуй, только нам.

Ведь ВСЕ ОНИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЖИВЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НА НАС СМОТРЯТ, ОЖИДАЯ ЧЕГО-ТО – ОТТУДА, ИЗ РУССКОЙ ДУШИ РУССКОГО НАРОДА.

ЭТО – ПРАВДА! И ЭТО НЕ ПРОСТО ПРАВДА – ЭТО АБСОЛЮТНАЯ, ТО ЕСТЬ МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ИСТИНА.

 

А ЧТО ЖЕ НАТВОРИЛИ МЫ В БЕЗУМИИ СВОЁМ – МЫ ВСЕ С ПЕРЕДАННЫМ НАМ НАСЛЕДИЕМ?

И многим ли русским вообще СТЫДНО за Народ свой ныне?! [36] А это и ответ на возможный вопрос, ПОЧЕМУ стыдно именно «сверхчеловечески» – потому что стыдно поневоле за многие сотни миллионов русских душ, а это всёопаляющий и ужасающий огонь ПЛАМЕНИ ГНЕВА РУССКОГО обращенного на себя самого!

 

Русское-Человечество – малая, ничтожно-малая часть человечества и потому не может быть всем человечеством.

Это утверждает формальная логика – логика творений.

Иная логика, Логика Творца и логика творцов – логика диалектическая, утверждает иное: «часть может быть равна целому».

 Русское-Человечество и только оно первым может осознать Себя, осознав Себя Целым – Человечеством-Всеобщего.

Как? Очень просто: уяснив всё пройденное собой и другими, и этим вместив все неистинные человеческие пути, чтобы увидеть Путь Истинных и Путь Истины.

Увидеть Путь, который Вечно есть неверный путь всех неверных путей [37] и этим завершить свой путь в Истории, выполнив возложенную на него Миссию стать, наконец, Собой – Великим Русским Народом, Первым Народом Всеобщего-Творца и Центром Роста Грядущего Единого Одухотворенного Человечества.

 

И можно повторить вслед за Гегелем снова для всех людей:

 

«Если люди утверждают, будто нельзя познать истину, то это злейшая клевета. Люди сами не знают при этом, что они говорят. Знай они это, они заслуживали бы того, чтобы истина была отнята у них».

 

Но никто не отнимал Истину у людей, они сами отнимали её у себя и постоянно платили за это.

Эта Книга есть ещё и окончательная уплата накопившегося долга человечества Высшему, который будет, прежде всего, уплачен Россией.

По этой естественной причине Книга не может не быть книгой о России и её наполненным Духовным Светом Будущим.

А, кроме того, она и о тьме сверхъестественно омерзительного российского настоящего, и о том, как эта тьма придёт к свету, если конечно захочет и Русский Народ состоится как Историческое Единое, как Народ и выполнит задачу Всеобщего Духа Мира – вместив ЭТОТ ДУХ в Себя.

 

Незыблемый закон сущей свободы всего сущего, который интерпретируется чаще всего как закон свободной воли, позволяет, конечно же, прийти и к ещё больше мерзости, смысл которой для русских очевиден: бессмысленно, пошло и тупо сгинуть, разложившись заживо как целое и русское, предав навеки себя и свой исторический дух.

И главное, ещё этим открыто перед всем миром признать, что ВСЕ принесенные Россией и русскими ЖЕРТВЫ, все без исключения, а все эти жертвы были боевыми историческими потерями нескончаемой битвы Добра и Зла, БЫЛИ НАПРАСНЫМИ.

А ещё открыто признать, что Русский Иван – это не мифологический «сказочный дурак», который оставляет в дураках всех сказочных умников, а реальный и воистину уникальный в своём роде НАРОД-ПРИДУРОК достойный того ДЕРЬМА ДЕМОКРАТИИ в котором он ныне пребывает.

 

Но, к слову, даже такое гипотетическое действие, действие бездействия будет тоже историческим и будет иметь всемирно-историческую значимость, ибо укажет неизбежную и уже ясно видимую и очевидную для всех иных народов дорогу, укажет участь всего человечества как Глобальной Всеобщей НЕУДАЧИ Всеобщего.

 

Таким образом, русские заслуженно просто обречены совершить свой последний и в ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ИСТОРИЧЕСКИЙ ВЫБОР.

 

Итак, когда в сознании по любым причинам воспроизводится имя Ф.Гегеля, как основоположника, так называемого «абсолютного идеализма», то это имя является своего рода образным синонимом иного образа и иного слова, слова «диалектика».

И никакое в мире понятие (слово) до такой степени наглядно и отчетливо не демонстрирует то, что слово – это именно очарованная мысль как слово «диалектика».

Понятие диалектика, это как раз то центральное ключевое понятие, движение которого подобно вращательному движению ключа поможет открыть то, что до настоящего момента скрывалось за дубовой дверью невежества.

Диалектика… Кажется, её знают все и каждый её видел хотя бы мельком, а уж слышал о ней столько, что никакому иному «звездному» понятию не снилась такая популярность.

Хотя стоит согласиться, что если звезда диалектики это действительно  своего рода «звезда» философского терминологического небосклона, то звезда необычная, то есть звезда-цефеида, иначе говоря, она весьма существенно меняет свою яркость.

К слову, цефеиды – маяки вселенной.

И подобно тому, как благодаря цефеидам, удалось установить первичную шкалу расстояний во Вселенной [38] , так и понятие диалектика, то есть история возникновения и развития этого понятия, его смысл-яркость, цвет-понимание и иные характеристики этой «Звезды» очень русского и «очень пленительного счастья», позволяют увидеть истинную глубину пространства мысли и мышления, а не просто яркое пятно на нарисованной философами «небесной тверди» [39] . 

Итак, когда произносится слово «диалектика», а произносится оно, как правило, всегда и неизменно всуе и с умным видом всеми, начиная с покрытых заслуженными сединами академиков до студентов, смысл этого понятия остаётся непоколебимой тайной для того, кто решается в очередной раз колебать окружающую газовую среду.

Попробуем как-то пояснить категоричность сказанного примером.

В России, как известно  никогда не было схоластики, роль которой для средневековой Европы достаточно значительна, ибо она, хотя и на порой странном материале и причудливых исходных посылках всё-таки учила людей мыслить логически.

В массовом же сознании у слова «схоластика» несколько иной и по преимуществу негативный смысл некоего пустопорожнего заумного словопрения. Схоластику кроме этого невозможно отделить от её приводного механизма сущность действия которого была озвучена ещё Фомой Аквинским, это тезис о том, что философия должна быть «служанкой» веры [40] . 

Так вот, хотя в России никогда не было средневековой схоластики в её теологическом и в целом позитивном смысле, но за всю историю человечества свет не видывал такой меры немыслимого разгула схоластики в негативном смысле, в смысле всякого отсутствия живой мысли подчиненной квазитеологии «марксизма-ленинизма» [41] . 

Если классическая схоластика использовала философию как служанку, псевдо-коммунистическая схоластика и её одержимые иерофанты превратили философию в наложницу.

 

Если воистину понимать всё то, что произошло в России в двадцатом веке то первое чувство, которое можно испытать – это чувство абсолютной растерянности.

Фразы вида: «Такого просто не может быть» не в состоянии передать глубину всеохватности указанного чувства, люди просто не могут быть настолько безумными, но они именно – безумны настолько.

И речь не о страданиях монархистов, т.е. феврале 1917-го, и не страданиях либералов-демократов и Октябре 1917-го, а незнаемом и невидимом того, что произошло в период с 1921 года, и закончилось катастрофой 1991-го. 

Речь о неизвестном коммунизме  уничтоженном «коммунистами».

И это воистину великая тайна для формального мышления.

Понять, что такое истинный абсолютный религиозный фанатизм можно лишь на примере СССР. Махровый религиозный фанатизм в России XVII-го века по своим результатам и накалу ничто в сравнении с религиозным фанатизмом-от-науки, который неистовствовал в советское время.

“Фанатикос” - переводится с латинского как “исступленный”. И этот псевдо-коммунистический религиозный фанатизм действительно стал неким необъяснимым всеобщим интеллектуальным исступлением отупения, когда черное называлось белым, а белое – черным и все отупело-исступленно верили такому превращению.

Общность черт русского фанатизма как явления вполне узнаваема и демонстрирует собой следствия особенностей русского народного самосознания и его особой исторической роли: уход и отгораживание себя от мира, самоизоляция, культивирование образа врага, нетерпимость и высокомерие, усреднение мысли и подавление инакомыслия.

И нужно видеть, что такой фанатизм никуда не исчез, и вновь вполне в русском историческом стиле обманувшаяся и обманутая народная масса сменила веру и если ранее эта масса иступлялась на партийных собраниях, теперь иступляется на собраниях клубных, то есть «клубится» на ниве всяко- и праздно-мыслия различных шоу, готовая как всегда уничтожить всех мыслящих иначе. 

Подробное раскрытие правды «науки» скрывавшей в себе религию и бывшей особой религией, уничтожение и искоренение фанатизма в общественном сознании знанием и истинной научностью – одна из целей этой Книги [42] .

Насколько нам известно, никто из ученых и философов, всех тех, кто морочил головы «марксизмом-ленинизмом» и «коммунизмом» и должен был бы взять на себя частицу ответственности за наукообразное безумие советского периода, так и не извинился перед людьми.

Вся огромная народная масса за счет труда, пота и крови которой, всех ещё живых и уже мертвых, только и могла существовать рассматриваемая квазирелигиозная оргия-от-науки, так и не услышала слов покаяния. [43]

Видимо известная неопределенность предмета «науки философии» позволяет её представителям честь, совесть и ответственность ученого-философа [44] неизменно выводить за пределы сферы ответственности науки.

Иначе говоря, философия, наконец, перестав быть наложницей и реально посмотрев на вещи, теперь продолжает делать то, что делала раньше, но получает за это соответствующее возмещение и судя по господствующим философским настроениям и «уверенности в завтрашнем дне» – удовлетворение.

Не можем категорично утверждать, что абсолютно все, но точно все, кто полагает, что понимает написанное Гегелем и становится в позицию критика его идей и при этом не в состоянии просто и понятно, прежде всего, самим себе ответить на ВОПИЮЩИЕ РУССКИЕ ВОПРОСЫ, воистину слабоумны настолько, что не отдают себе даже отчета в этом. 

 

Вот лишь некоторые из такого  рода вопросов.

Означает ли имеющий место исторический выбор Россией своего пути именно как пути, по которому до этого десятилетиями и даже столетиями шли иные народы, что русский народ был слегка не в себе, и потому просто блуждал более семи десятилетий, заплатив за такое блуждание десятки миллионов жизней?

Действительно ли в начале 90-х у России не было альтернативы в выборе иных путей развития?

Неужели будущее человечества действительно за либерализмом и Френсис Фукуяма воистину гениальнейший из всех философов за всю историю?

Каково положение России в современном мире и каковы её перспективы в границах избранного ей «демократического» пути развития, если она хронически отстаёт от своих более демократических конкурентов?

 

Нельзя, совершенно невозможно быть теоретическим мыслителем, то есть нельзя мыслить отвлеченно-правильно, абстрактно-правильно.

Правильное мышление конкретно и не может, да и не должно быть иным.

Именно правильное мышление причина проявления «правильных», то есть ожидаемых и полученных идеально в процессе мышления результатов. Если получено нечто иное, значит, мышления – нет или мышление неправильно, что впрочем, одно и то же.

Для всякого мыслящего, например, уже через два года после начала «перестройки» должно было быть совершенно ясным, что для СССР и народов которые его составляли грядёт величайшая катастрофа.

Так и стало и последствия этой катастрофы по экономическим, культурным и прямым людским потерям превзошли  потери во время Великой Отечественной войны, а нравственно-духовные  потери воистину просто кошмарны.

Много ли таких было? Много ли было тех, кто предупредил о грозящей катастрофе?

И ответ на этот простой вопрос является истинным ответом на вопрос, сколько именно «мыслителей-диалектиков»  обитало на просторах СССР.

Истина – необычайна, потому что она необычайно конкретна, и потому истиной и истиной в последней инстанции, абсолютно неопровергаемой истиной является то, что все те, кому положено было в их время думать и шевелить мозгами – безумствовали! 

И потому, может быть, уже настал час сказать правду, ту самую правду, которой так страстно жаждет каждое нынешнее человеческое-существо-от-демократии в имеющемся демократическом мире, мире неустанно строящимся усилиями США с помощью их главного убеждающего инструмента – ежегодного военного бюджета?

Правда эта неприятна, ведь правда такова: мышление среднего человека стандартно-бессмысленно, аморфно и страдает крайней и порой злокачественной мерой автоматизма и тавтологичности, которая уже не позволяет критически оценивать самого себя. Такое мышление направлено исключительно на удовлетворение собственных элементарных потребностей и устремлений, которые уже не просто чрезвычайно, но разрушающе и уничтожающе примитивны.

И именно в силу имеющегося качества мышления и его уровня средний обыватель планеты не более чем манипулируемая глупая конформистски настроенная кукла на информационных ниточках, готовая продать себя, свою душу и свои «убеждения» какими там они ни были, чтобы сохранить свой пошлый иллюзорный кукольный мирок [45] .

Интересно, что более всего всё сказанное можно отнести к сфере «наук об обществе», эту воистину «центральную улицу красных фонарей»  научного мегаполиса представители которых готовы, как и прежде, но уже рыночно-преданно обслуживать сильных сира сего.

Таков нравственно-духовный портрет современного массового мышления и мышления этого мышления [46] .

Дабы полнее показать сложившуюся ситуацию – остановимся на ней чуть подробнее.

8 апреля 2004 года произошло незамеченное многими событие:

«В Темплтоне, штат Калифорния в возрасте 93 лет скончался Чарльз Р. Дуглас, изобретатель "cмеха за кадром" – искусственного смеха, сопровождающего комические моменты в телесериалах. В начале 1950-х годов у Дугласа возникла идея о том, как можно усилить или даже подменить живую реакцию телевизионной аудитории, и он реализовал свою идею в виде клавишного механизма. Нажимая на его клавиши, можно производить разные варианты смеха. Впервые он был использован в эпизодах "Шоу Джека Бенни" и "Я люблю Люси"; сегодня модернизированный вариант применяется повсюду» [47] .

 

Существующие сериалы давно и умело отупляют российские массы с использованием указанного изобретения. Большая часть их невероятно примитивна и потрясающе бессодержательна, но нас в них интересует та особая роль, какую они выполняют в жизни социума и именно этот пример воздействия на него поможет нам понять нечто очень важное.

Как известно, существенная часть таких сериалов имеет откровенно бессмысленно-развлекательный характер и призвана что называется просто «вызывать смех» опираясь на нескончаемый поток туповатых острот-шуток, которые рассчитаны на аудиторию соответствующего качества. Но парадокс ситуации в том, что любой представитель такой аудитории отдельно, то есть независимо от всех иных не сможет «по достоинству оценить» предназначенную для него продукцию. Явление оценивающей реакции, как реакции эмоциональной возникает лишь в группе – толпе и не просто толпе, а реагирующей толпе.

Вообще говоря, можно поражаться примитивности уровня манипуляции сознанием миллионов представителей вида «человек-разумный» [48] .

В нужном (с точки зрения звукооператора) на видеозапись накладывается звуковая дорожка группового смеха определенной длительности, силы и интенсивности. Для чего? Для того, чтобы толпа, то есть огромное количество тупых – смеялись, и смеялись в обозначенном месте, при этом совершенно не понимая и не догадываясь, что если бы не было самого откровенного факта манипуляции, то смотрящий просто молча, тупо и бессмысленно как известное парнокопытное из пословицы пялился бы на телеэкран, а вот со стадной эмоциональной реакцией всё выглядит вполне цивилизованно и привлекательно, показывая толпу ей самой не как толпу тупых, но как массу смеющихся, и потому вероятно, способных оценить шутку, и потому остроумных, и потому, наверное, даже мыслящих.

Остроумие вообще как явление, если оно действительно является проявлением остроты ума, действительно может служить и всегда служит атрибутом, одним из множества атрибутов мыслящего человека. Но в указанных сериалах, как правило, нет и тени какого-либо остроумия [49] , а есть лишь опошляющий примитив эмоциональных реакций сопереживания и соучастия в т.н. ситкомах, то есть ситуационных комедиях.

Вот здесь и можно наблюдать то особое и важное явление, которое поможет нам понять природу и сущность так называемого «индивидуального мышления субъекта».

Итак, эффект появления эмоциональной реакции у субъекта обусловлен иллюзией вовлеченности в группу. Человек, который смотрит сериал, в большинстве случаев способен самостоятельно эмоционально реагировать лишь при наличии реакции группы, иначе говоря, при отсутствии записанного группового искусственного смеха эмоциональной реакции в большинстве случаев [50] нет.

Итак, в действительности индивидуальная эмоциональная реакция субъекта является проявлением искусственно вызванной и иллюзорной групповой реакции. Индивидуальный смех оказывается вовсе не индивидуальным, а лишь групповым и может существовать лишь в группе, реальной или искусственной.

Здесь и проявляется аналогия и полное подобие указанной и инициированной эмоциональной реакции – реакции ментальной.

 

Что такое «ментальная реакция» и как она соотносится с «мышлением»?

Ментальная реакция является примитивной формой мышления, суть которого в том, что такое мышление осуществляется не на индивидуальном уровне, а на групповом. Ментальные реакции это своего рода стадное мышление, мышление человеческого стада, которое ещё не способно мыслить самостоятельно и индивидуально, так как для этого необходимо уметь мыслить.

Ментальная реакция, то есть та или иная форма разнообразных ментальных социальных рефлексов, которые принимаются самими реагирующими, самим субъектом за «мысли», а процесс их появления – за мышление, хотя в действительности являются лишь единичным воплощенным выражением групповой ментальной реакции некоторой определенной формы всеобщего мышления.

Всеобщее ментальное движение Ноосферы, или движение Всеобщего в сфере ментального как особое движение бесконечно-бесформенной формы [51] проявляет себя всеобщностью множества взаимообусловленных и противоречивых движений конкретных форм которые его составляют, и на которые оно опирается как на текущую временную [52] форму своего становления.

Итак, сформулируем итог. Разумеется, понимание природы вызванной эмоциональной реакции тривиально.

Но не тривиально, и не тривиально в очень высокой степени то, что требуется довести до читающего в связи с этим.

Указанная нетривиальность возникает тогда, когда человек сможет увидеть в качестве прямой аналогии указанной искусственной и манипуляционной эмоциональной реакции, –  весь процесс так называемого «мышления» единичного представителя социальной массы.

 

Абсолютное большинство людей не мыслит, не научилось мыслить и не умеет этого делать самостоятельно и по своей воле, подобно тому как большинство, будучи предоставленными самим себе не смеялось бы, и никак не реагировало на примитивные остроты сериалов.

 

То есть искусственно индуцированный, искусственно вызванный смех, самим фактом наличия себя убеждает самого смеющегося в том, что его смех является некоторой значимой оценкой того, что есть и существует, но в действительности не имеет места, отсутствует.

Благодаря нехитрой манипуляции телевизионный мираж чужого веселья и остроумия кажется вполне реальным и переживается весьма живо, как настоящая жизнь. А настоящее, даже если оно поддельное – привлекает, что и является целью манипуляции, так как от этого как принято говорить у самих телевизионных манипуляторов – «растёт рейтинг». 

Подобно тому как эмоциональные реакции у неразвитого субъекта, который по своей внутренней сути ещё не смог отделить себя от порождающей его социальной группы могут быть вызваны искусственно через навязывание иллюзии групповой реакции, так и реакции связанные с процессом мышления могут быть вызваны подобным.

Подбор формы подачи информационного материала, соответствующая этой форме расстановка акцентов, опора на эмоциональность и образность в отношении абсолютной неспособности к самостоятельному мышлению аудитории открывают широкую дорогу массовой манипуляции сознанием через средства массовой информации [53] .

Иными словами, социальная масса, где бы она ни находилась в настоящее время, пребывает в прямом смысле не в своём уме, а в некоторой искусственно созданной реальности, которая в действительности не имеет места и которая необходима «сильным мира сего» для того чтобы обладать властью творить указанного рода реальность преследуя свои частные интересы.

Появление таких индуцированных извне мыслей, которые собственно даже не являются мыслями, но лишь проекцией навязываемой извне формы массового мышления необходимой господствующим социальным группам [54] субъект воспринимает как свои собственные мысли так же, как он воспринимает навязываемую извне эмоциональную реакцию как реакцию собственную и исходящую от него, то есть свою, внутреннюю.

Понятно, что вызываемой реакцией может быть не только смех, но любые иные необходимые манипулятору чувства.

Понятно также и то, что индуцированной ментальной реакцией может быть в свою очередь что угодно, например, готовность к принятию известного и запланированного политического или военного акта.

Сочетание форм планируемых эмоциональных и интеллектуальных откликов, которые должны будут появиться у субъекта подвергаемого манипуляции, и составляет предмет сфер реализации информационной активности соответствующих социальных групп во всемирной демократической войне-противостоянии «всех против всех» [55] .  

Итак, формально-различающее мышление субъекта является  формальным и различающим по простой и понятной причине, которая в том, что такое мышление является проекцией или искаженным отражением мышления некоторой определенной, то есть ограниченной и обособленной формы всеобщего мышления. Границы данной всеобщей формы являются и границами мышления, и границами способности ментального различения, и всё то, что не входит в такие границы, то есть не соответствует имеющим место формам с позиций самого «мыслителя» не имеет места или является несущественным. 

Формальное мышление – это мышление групповое или стадное, данной социальной группы или данного социального стада. Именно так мыслит социальная толпа, какую бы форму эта толпа ни принимала: избирательной (электоральной), научной [56] , религиозной [57] и т.д.

Такова природа и так называемого «классового мышления».

Здесь находится многочисленные ответы на множество вопросов нашей истории.

Дальнейшее развитие этой темы будет осуществлено в Книге, а сейчас укажем лишь наиболее очевидные следствия парадокса формального мышления, для которого довлеющей и определяющей является именно форма принадлежности или не принадлежности той или иной мысли сфере мысли (точнее сфере ментальных реакций) данной определенной формы всеобщего мышления.

Для человека крайне трудно принять тезис о том, что «его мысли» в действительности не являются его мыслями, как даже вовсе не являются мыслями, ведь мысли которые он «мыслит» и есть он сам как личность, как субъект мышления.

Но в этом очень легко убедиться. Например, оторвав его от его группы и поместив в другую.

И получается, жила-была одна личность, но по определенной причине вдруг стала другой.

Жизнь сама наглядно демонстрирует такого рода трюки и очень наглядно.

Вот, например, поле боя [58] ,одна тысяча девятьсот сорок первый год. Июнь месяц. Начало войны.

Поле сражения порождает отчетливую дилемму: быть собой и остаться собой, настоящим и подлинным, то есть, например, русским, который любит свою Родину и готов пойти на то, чтобы умереть за право быть таким, или перестать быть собой и стать совершенно иным, но – жить?

Насколько легче встать и поднять руки, демонстрируя готовность сдаться в плен, если вокруг «все так поступают».

Это как знакомый уже придурковатый смех за кадром.

Очень легко «поступить как все», то есть легко «как все» смеяться, и легко «как все» сдаться в плен, ибо легко быть в стаде и чувствовать себя членом человечьего стада.

Ведь эти «все» и есть «мысль группы» в действии, действии очевидном и понятном.

Сколько взрослых людей в России не смотрит сериалы для социальных придурков, всех этих представителей телевизионного социального стада и более того, не переносит их на дух? 

Очень мало. Можно быть уверенным, что соотношение этих к тем, что смотрят сериалы примерно (с точностью до нескольких процентов)  совпадает с соотношением тех, кто все-таки не сдался (хотя и мог) к тем, кто сдался и пошел в плен.   

Мыслит [59] всегда абсолютное меньшинство.

У тех, кто мыслит, уже есть нечто своё, такое, что уже не от стада и толпы, не от т.н. «общепринятого».

Такие субъекты уже само-стоятельны, то есть способны самостоятельно ментально стоять «на своих двоих», а не ползать на четвереньках толпой вместе со всеми. 

Или ещё пример. Есть некая теория или система взглядов, и она очень хорошо аргументирована и очень убедительна, потому что легко проверяется и обосновывается на широком фактическом материале, но …

Требуется непривычное, требуется уметь самостоятельно мыслить, чтобы её понять и потому ментально принять, а понять трудно, так как мыслить трудно.

Как поступает представитель «формального легиона мысли» и таких легионов – тьма? Он внимательно, хотя и неосознанно будет следить за реакцией «всех иных».

Именно эта реакция является определяющей для него, она есть – он сам, его истина, его альфа и омега.

Не собственное ментальное стояние и его результаты является значимыми в деле принятия или непринятия этой теории или системы взглядов, а ментальная реакция, та самая ментальная групповая реакция, которая и определяет его как мыслителя формы не способного постичь сути.

Она, реакция и есть – его «мысль». И уж если сталось так, что все вокруг отвергают или проще – не принимают, ибо не понимают предлагаемого, то есть «его группа» демонстрирует реакцию отвержения, то и представитель группы демонстрирует то же самое.

Он, наконец-то уловил движение (или отсутствие движения) «своей мысли», он – теперь «мыслит» «свою мысль», он… даже «готов отстаивать её», ибо теперь-то ему известно, что это за мысль и она – поскольку она в нём и им принята, «несомненно» является его мыслью и потому «вне всяких сомнений» является частицей «сущности» его самого [60] .  

В качестве учебного задания можно и самому привести немало примеров из жизни, которые наглядно демонстрируют и доказывают, что формально мыслящий – не мыслит, а его мышление это мышление его среды, последовательность социальных реакций его социальной группы, а он сам по себе является пустым местом немыслия, некоей постоянно нереализуемой возможностью мышления.

Реакции социальной группы, точнее конечно форм-группы [61] формируется как наложение реакций множества единичных социальных форм-субъектов друг на друга [62] .

Можно пояснить сказанное образом: человек подобен снежинке.

Человек действительно подобен снежинке. Каждая из снежинок рождается где-то в небесных глубинах, на собственной высоте, собственных параметрах влажности, температуры и давления, скорости и турбулентности воздушных масс. Все снежинки состоят из одной и той же субстанции, и именно строение молекулы воды определяет форму и всё возможное многообразие форм снежных кристаллов. У каждой снежинки своя уникальная история-образования-формирования, своя уникальная траектория падения-жизни, которая и определяет уникальную форму конкретной единичной снежинки, которую принимает единая субстанция.  

Иными словами, человек как определенное социальное существо есть своего рода социальный «кристалл» принимающий определенную и уникальную социальную форму в процессе своего роста [63] и уникальной траектории движения [64] в социальной среде природной среды [65] , которая и есть Всеобщее.

Обратим внимание на то, что в процессе суперпозиции реакций имеет место действительная уникальность результата наложения единичных форм друг на друга хотя бы в качестве простой последовательности, то есть как простое отличие тонких аспектов гомеостаза данного социального субъекта [66] от любого иного. Такое отличие  и является основным источником иллюзии наличия собственного мышления субъекта, и как следствия – «независимости» и «свободы» самого социального субъекта.

В реальности практически каждый социальный субъект это своего рода социальный «свободный-и-всемогущий [67] джин» являющийся однако «рабом лампы», то есть рабом той социальной оболочки и всей совокупности социальных форм в которой он только и может быть … и «всё-могущим», и «все-свободным», но лишь в той мере, в какой эта «свобода» и «могущество» будут совпадать с волей «владельца лампы» - господствующей над ним социальной среды (в качестве некоторой суммарной воли социальной массы его социальной группы или (и) персонифицированного выразителя этой воли).

При этом нужно особо отметить, что в понятии «суммарная воля социальной массы», т.е. «реакция социальной группы» это не формальная, а диалектическая реакция, то есть такая реакция, в которую входит и «антиреакция» всех иных социальных групп, которая и есть единая реакция социальной среды как всеобщего, от которого субъект полностью и абсолютно зависит.

Легко можно заметить, что используемые и вроде бы хорошо знакомые и понятные понятия как бы всё больше и больше обретают неизвестную и неожиданную глубину и значения. Это одновременно и правильно и принципиально неверно, потому что такая глубина всегда присутствует и всегда должна учитываться, ибо это вовсе не глубина – это бездонная бездна, но бездна, на которую сознание может опереться и которую оно неосознанно определяет, ограничивает, оформляет.

Каждое понятие – бесконечно содержательно и бесконечно глубоко, что иначе можно выразить кратко и по-гегелевски: «всякое понятие суть антиномия» [68] .   

Формальное мышление потому и есть лишь своего рода «мышление» как «поверхностно-формальное-мышление», то есть мышление-оперирующее-конечными-формами (как значениями их, которые есть величины отношений между ними) и потому не желающее видеть бесконечного-в-конечном и конечного-в-бесконечном.

Формальное мышление неизменно отделяет конечное и бесконечное друг от друга бесконечно противопоставляет одно другому, создавая этим бездну непонимания. Прежде всего, конечно, бездну непонимания сознанием самого себя, своей сущности и своей всеобщности. 

Настоящее мышление мыслящего индивида полностью и совершенно не зависит от хаотического мышления среды, и оно есть сам Мыслящий Дух, который мыслит себя в качестве целостного свободного Единого Мыслителя, который мыслит единство.

Мышление единства или мышление ментального синтеза – высочайший уровень мышления, его отдельные аспекты демонстрируют те, кого человечество без сомнений признаёт гениями, ибо каждый из таких человеческих существ смог своим мышлением выявить или объединить в соответствующей форме целые направления мысли, десятилетий и столетий теоретических изысканий и практического опыта.

Большинство человеческих существ обладают лишь определенной мерой сознания себя, но отнюдь не самосознанием и являются предельно зависимыми от порождающей мышление социальной среды, движение которой  незрелым индивидуумом принимается за движение своего истинного «я» и из которого он с готовностью выводит свои интересы и устремления [69] . Изменяется социальная среда – меняется иллюзорное «я» таких индивидов.

Пока что кратко отметим, что нет необходимости особо доказывать и обосновывать реальность наличия такого феномена, стоит только вспомнить постсоветскую реальность «неожиданной» глобальной перемены общественного сознания, которое вдруг и сразу перешло от общинно-коллективистского императива существования к эгоистически-обособленному.

Можно также вспомнить о семнадцати с лишним миллионах коммунистов-членов-КПСС которые палец о палец не ударили во имя своих «коммунистических убеждений» [70] , более того именно этот «авангард человечества» явил пример выдающейся исторической низости и расчленил по живому великую Страну.

Нужно припомнить и упомянутую ранее «новую социальную общность, советский народ» которая перестала существовать буквально в один исторический миг. 

Нужно учиться понимать подобные феномены и даже просто видеть их. Независимость своего мышления и сознания от сознания среды есть не что иное, как мужество, а высшее мужество – мужество мысли и мужество духа.

Мысль же большинства человеческих существ – это детская формальная зависимая мысль, мысль бессильная и более того ненастоящая, своего рода «игрушечная мысль», и мысль, которая ведёт себя подобно ребенку. 

И чтобы понять, что значит мыслить и мыслить независимо, нужно для начала рискнуть ощутить мужество необходимости на поле боя под пулями остаться на своём месте тогда, когда все вокруг панически бегут, бросая оружие.

И нужно почувствовать всем существом своим нерушимую готовность погибнуть во имя того, что ты воистину есть, а не тем что кажешься себе и другим [71] .

Человек – это Истина, ищущая Себя, а Мысль – мужество и зрелость Истины в человеке.

Истина в качестве истинного человеческого «я» как правило, является этому «я» кажущемуся прикасаясь к нему ощущением чувства близкой и совершенно неотвратимой смерти, уничтожения и небытия. Многие ли способны устоять?

Нет.

А требуется ведь даже нечто ИНОЕ, требуется ПОСТОЯННО ЖИТЬ с этим ощущением, этим чувством, ибо это чувство и есть чувство ЖИЗНИ.

Идёт ли речь о ратном поле боя, поле сражения науки, политики, религии или иных полях социальных схваток не на жизнь, а на смерть, ИСТИННОЕ всегда является человеку в образе смертельной опасности и самой смерти [72] .

Но отдадим себе отчет и в том, что сказанное верно не только в отношении индивидуумов, но должно быть правдой в отношении их общностей.

Увы, но трусами и дезертирами бывают не только люди, трусами могут быть и «народы» и тогда они исчезает и становится фикцией, что и стало с «советским народом», который позорно бежал с исторического поля боя и потому сошел с исторической сцены в небытиё.

Что ж, можно было бы сказать просто и понятно: мол, туда ему и дорога, если бы ни одно важное обстоятельство.

Наверное, стоит обернуться лицом к совести, а иначе говоря – лицом к истине, ибо истины вне человека попросту нет и, наконец, произнести себе то, что давно уже хочет произнести она: «То, что произошло с так называемым «советским народом», почти произошло и с народом русским».

При этом обратим особое внимание на «почти».

А так же на то, что движение к русскому небытию не остановлено, а лишь замедлено.

Можно было бы прямо сказать, что Россия и соответственно русские как особый наднациональный синтез остались существовать и существуют чудом, но этот словесный штамп почти ничего не может объяснить.

Чудо, конечно же, есть, и оно воистину великое чудо, но даже само существование такого чуда не очевидно большинству и потому о нём бессмысленно сейчас вести речь, метафизические события нужно уметь видеть [73] , а большинство ментально слепо, то есть большинство не умеет мыслить [74] .

Итак, когда здесь речь идёт о мышлении и диалектике, то говорится именно о мышлении как таковом, истинном мышлении, мышлении диалектическом, то есть едином, что означает мыслящим единство всего объема мысли во всём объеме мысли и воспроизводящем это единство именно в качестве единства, и потому охватывающим и включающим всю Ноосферу планеты, всю её кажущуюся противоречивость и несовместимость с собой и по этой причине являющимся этой Ноосферой.

С формальной точки зрения такое мышление ничего не отвергает и вмещает в себя всё, ибо всё имеет своё основание и опору жизненности проявления. 

Такое мышление – проявленная мощь живой единой мысли Логосферы Единого Сознания, текучего, абсолютного свободного ибо абсолютно лишенного противоречивости непротиворечивого, ибо само являясь воплощением абсолютного противоречия снимает собой — в-себе-и-для-себя все противоречия.

Истина – постоянно воспроизводимая суть мышления ∙ Истиной ∙ Себя, как его ИСТИННОСТЬ и другой истины нет, ибо абсолютная Истина лишь в том, что ИСТИНА есть АБСОЛЮТНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ Рождения её из СЕБЯ САМОЙ.

В истинном всё едино, и истинность чиста отсутствием инородного.

Истинность тем самым суть всеобщая полнота всякой единичной и особенной мысли достигающая тождественности с собой и своей противоположностью во всеобщем.

Итак, в истине нет ничего кроме её самой, тождественной себе и вместе с тем постоянно и неизменно снимающее свою тождественность, но сам момент снятия является моментом утверждения единства. 

Единое мышление как форма активности Духа порождая вечное изменение, которое утверждает вечную тождественность Духа Себе Самому находит своё основание в себе самом, ибо абсолютно противореча себе, абсолютно отделяя себя от себя самого – абсолютно объединяет себя с собой. 

Мыслитель, мыслящий любой иной род мышления, то есть мыслящий в какой-либо мере чужое или являющееся таким, что априори разделяет мыслимое на «своё» и «иное», противостоящее, противоречащее и противоположное, которое отвергается в силу «чужеродности» и тем самым подвергается критике – не мыслит действительного, или мыслит его лишь частично, то есть в своём роде избранного формализма, не в силах достичь центра мысли, который есть центр истинного «я» мыслителя, центр Единства мысли.

Дело, разумеется, не в отсутствии критичности вообще как наличии отчетливого понимания дистанции различия истинного и данного единичного как ложного, то есть несовпадающего с истинным, а в том, что истинным является лишь единое, которое объединяет в себе всё многообразие точек зрения, снимая многообразие противоречивости и согласуя его своей жизнью и её достигнутой гармонией.  

Каждый, так или иначе, как-то относится к иному и миру иного, который есть просто мир. Человек обычно сам позиционирует себя самостоятельно и безошибочно точно для себя самого и для всех иных, определяя свою определенность как границу самого себя и своё отношение к всеобщему.

Человек – единичное Всеобщего, такое единичное, удел которого стать Всеобщим. 

Всеобщее и есть Мир, мир который мыслит, потому что существует и движется. Персонификация или индивидуализация Всеобщего как в свою очередь некоторой определенности и целостности, некоторого единства может быть [75] от-науки или от-религии.

Во втором случае это так называемый «Бог» или «Творец» как бы он там ни понимался; как абстрактный пантеизм или как религиозно-определённое нечто в какой-либо из своих лиц-имён-ипостасей.

В первом случае это уже упоминаемая Ноосфера, хотя это понятие пока каждый, кто его использует, наполняет его своим смыслом.

Истинное мышление всегда мышление субъект-объектное. 

Его нельзя отнести ни к одному из определенных течений мысли, ибо оно является всеобщим течением, всеобщим потоком сознания ноосферы. Это ни идеализм и ни материализм, это единство того и другого.

В некотором приближении в виде спектра частных идей указанного единства сформулированы в «метафизике всеединства» В. С. Соловьева и его последователей:

«…различие «аксиом» идеализма и материализма не имеет никакого значения. Каждый мыслитель вправе принимать в этом отношении определенную позицию. Притом, не обязательно целиком и полностью становиться стопроцентным материалистом или же идеалистом. Тот или иной тип системного плюрализма может сочетать и то, и другое. Характеризуя философию и эстетику самого крупного русского религиозного философа Владимира Соловьева, А.Ф. Лосев отмечает в его учении удивительное слияние идеализма и материализма. Он совершенно обоснованно усматривает важную специфику «софийного идеализма » Вл. Соловьева в том, что его «общее учение о всеединстве как основной субстанции бытия » максимально возможно сближает духовное и материальное, и в этом смысле – идеализм и материализм[37] [76] ».

 

Вместе с этим нужно полностью отдать себе отчет в том, что мышление единства не имеет какого-либо отношения с понятием «плюрализма» и более того абсолютно несовместимо с ним.

Отдавая дань русским корням излагаемым основам философии всеединства должны сказать прямо, что различие аксиоматики того или иного идейного течения не может не иметь значения. Такого значения не будет только в одном случае, если общепризнанным будет факт и значение философии, в которой прямо и непосредственно и очевидно для всех снято противоположение например, того же материализма и идеализма.

То есть явно и недвусмысленно показано и доказано идейно-субстанциональное единство того и другого.

Такового на данный момент нет [77] .

Во всех иных случаях можно говорить об условном притуплении противоположных идейных течений, своеобразную постановку их в отношении друг друга в безразличное и пассивное отношение независимости, что впрочем, не является плюрализмом, ибо сущность плюрализма кроется в недоумии и заразном изъязвляющем идейном компромиссе, на который неизменно всегда вынуждено идти формальное мышление, чтобы существовать.

 Итак:

«Идея всеединства, выражает органическое единство мирового бытия, взаимопроникнутость составляющих его элементов при сохранении их индивидуальности. В онтологическом аспекте всеединство представляет нерасторжимое единение Творца и твари; в гносеологическом отношении всеединство выступает как «цельное знание», представляющее неразрывную взаимосвязь эмпирического (научного), рационального (философского) и мистического (религиозно-созерцательного) знания, достигаемого не только и не столько в результате познавательной деятельности, сколько верой и интуицией. В аксиологии всеединства центральное место занимает абсолютная ценность Истины, Добра и Красоты, соответствующих трём Ипостасям Божественной Троицы. Весь мир, как система, обусловлен всеединством, то есть Богом. Владимир Соловьёв определяет всеединство следующим образом: «Я называю истинным, или положительным, всеединством такое, в котором единое существует не на счёт всех или в ущерб им, а в пользу всех … истинное единство сохраняет и усиливает свои элементы, осуществляясь в них как полнота бытия» (В.С. Соловьёв "Оправдание Добра") [78] ».

В теоретическом и нравственно-этическом выражении, пожалуй, можно полностью согласиться с постановкой и формулировкой В.С.Соловьёвым идеи всеединства, всеединства на уровне этического принципа реализации [79] .

В.Соловьев действительно вдохнул жизнь в абстракции всеобщности гегелевской философской мысли. Всеобщее стало не просто абстрактным всеобщим, в “Критике отвлеченных начал” Соловьёв утверждает необходимую особенную форму такой всеобщности:

“Нравственная деятельность должна не только... иметь форму долга, или категорического императива, но она необходимо должна сверх того иметь некоторый определенный предмет; таким предметом может быть только нормальное общество, определяемое характером свободной общинности, или практического всеединства, в силу которого все составляют цель деятельности для каждого и каждый для всех”.

Тем самым дело остаётся «за малым», остаётся лишь наполнить эту идею, идею  «практического всеединства свободной общинности» социальной материей знания.

По существу же необходимо показать пути воплощения указанного идеала, великолепной и высокодуховной русской идеи достойной стать Русской Идеей «в плоть и кровь», то есть в соответствующую материальную форму субстанционального единства соответствующего плана: экономического, социального, организационно-политического и духовного, и доказать, что указанный путь единственен.

 

Книга подробно рассматривает эти вопросы и если после всего уже сказанного всё же возникает неизбежный вопрос: «Как, каким образом изменится этот мир?», то можно ещё добавить следующее.

Диалектика, настоящая диалектика утверждает, что истинный порядок в любой сфере, то есть, упорядоченность любого рода соответствующая истине может быть достигнута как самостоятельный и соответствующий Закону переход среды находящейся в состоянии хаоса в свою противоположность. Мир уже достиг необходимой меры проявленного социального, экономического, культурного, идейного и духовного хаоса, который почему-то людьми принимается за проявление некоей «свободы» и «порядка».

Но безграничность способности хаоса выдавать себя за свободу, конечно же, не может не иметь границы и имеет её, ибо имеет своим живым аналогом освобожденную и ничем не ограниченную жизненность жизни особенного доведенного до своей крайности, своего естественного предела, то есть жизнь как раковой опухоли.

Понятно, что «граница» такой жизни – это иная, и так сказать традиционная жизнь и в тот момент, когда вся жизненная традиционность зараженная метастазами ничем не ограниченного «клеточного либерализма» перестанет существовать, подвергшись его разлагающему влиянию, тогда же перестанет существовать и сам «свободный либерализм» «абсолютной торжествующей свободы» данной разновидности клеток, законный предел которых – быть органом, одним из многих органов Единого Планетарного Организма.

Полагаем, что метафора достаточно прозрачна, чтобы указать путь изменения мира, который есть путь духовного излечения, требующий к тому же уже оперативного вмешательства.  

И момент настал.

И, конечно же, это момент лишь с точки зрения Истории, хотя и, несомненно, сам момент – это истинно всемирно-исторический Момент Истины Истории.

 

«Небывалый всемирный экономический кризис» есть лишь легкое недомогание показывающее начало конца либеральной идеологии паразитирования.

В общем же «свобода» как свобода западного толка это свобода именно социального паразитирования, и такая «свобода» может осуществляться до тех пор, пока есть паразиты и те, на ком эти паразиты могут паразитировать.

 

Устранение возможности паразитирования и своего рода замыкание паразитирующей антидуховной раковой опухоли планеты на саму себя и даёт ясный ответ о том, каким именно образом всё совершится.

 

В политическом плане рассматриваемому положению дел соответствует так называемая демократия;  применительно ко всему миру – «мировая демократия».

Многоплановое устранение и уничтожение так называемой «демократии» и замена её иным одухотворенным строем и составят предмет грядущих глобальных перемен.

Разумеется, явление демократии, вернее того, что так принято ей называть не имеет никакого отношения к демократии истинной.

Но очевидно, лишь для того, кто способен мыслить. Впрочем, понять сущность так называемой «свободы выбора» как и вообще свободы некоторого субъекта совершать свободное собственное деяние довольно просто.

В  условиях господства сильнейшего как принципа реализации существующего понимания «демократии» и «свободы» свободный субъект это тот, кто не несвободный объект, то есть действующее и проявляющее свою свободу лицо, не обладающее силой и влиянием навязывать свою волю иным. Мера свободы такого лица – вынужденная свобода подчиняться принимая свободу иного [80] , то есть иначе собственная умалённая свобода, отрицательная свобода сильнейшего играть по всеобщим навязанным собой и потому принимаемыми всеми правилам – правилам правоты сильного, которые воплощаются в право и правовую систему общества. Всеобщий характер такого рода свободы иллюзорен иллюзорностью всеобщности господствующего интереса, являющегося не всеобщим, но частным, особенным интересом.

Но и для господствующего демократия также не является истинной свободой, а лишь формой необходимости постоянства подтверждения и утверждения своего положения господства, своего права господствовать в соответствии с доминирующей системой права и ценностей, рабом которой является господствующий и жертвой которой он неизбежно должен стать [81] .

Строящим свою жизнь на жизни, за счет жизни и на приближении смерти всех иных, и потому несущим постоянное умаление и смерть этим всем, на пике своей формальной силы и могущества достигают и пика своего бессилия и ничтожности, ибо все, что нужно сделать для их уничтожения – это направить их собственную силу против них самих, дав возможность смертоносности несущей смерть  поживиться на короткий миг её существования не за счет иных, а за счет самой себя.

Коротко говоря всё, что нужно для освобождения мира от всего смертного и уничтожающего этот мир – это  уже знакомый приём «организации рефлексии смерти», т.е. все, что необходимо сделать, так это в очередной раз «смертью смерть попрать», в данном случае это просто направить силу господства социальной смерти против неё самой. 

По существу дела смертность и преходящий характер всех социальных построений человечества в том,  человеческие существа просто не отдают себе отчета в том, что воспроизводят на человеческом, социальном уровне чисто животный, природный принцип существования.

И до определенного момента такого рода человечность может быть оправдана, ибо она лишь переход, момент постоянного изменения, который должен привести к принципиально новому  качеству человеческого, как формы воплощения духа.

Но доминирующая животность стремится закрепиться на своих позициях и считает эти позиции своим законным завоеванием. 

Либерализм, демократия, господство права и закона, плюрализм, терпимость, компромисс, социальное государство, уровень жизни…

Западная форма цивилизации стремится утвердиться во всемирном масштабе, но у искушающей витрины этой цивилизации есть её задний двор и этот двор весь иной мир с его беспросветной нищетой, бесстыдным разграблением природных ресурсов, бесправием, болезнями, конфликтами и всем прочим производным от витринного всемирного неолиберализма и неразрывно связанного с ним.

Ноосфера Логоса как и всё находится в процессе своего становления.

История формирования правого – Восточного полушария Ноосферы скрыта в прямом смысле допотопной истории и существует как Изначальная Мудрость Востока.

Вся известная человеческая История является историей развития левого (западного) полушария Логосферы Всеобщего ради обретения в будущем в материальности плотного мира Единого Сознания.

Итак, почти завершен этап оформления рассудочного, формально-логического – западного полушария Логосферы. Этим объясняется существующий доминирующее влияние Запада на мир, из этого же следует конечность такого влияния и его преходящий характер.

Уравновешивание и согласование двух полушарий Ноосферы посредством Сердца и Мысли Высшего – задача текущего исторического момента и эта задача возложена на Русский Дух, Провиденциальной Задачей которого изначально было Быть Духом Равновесия Мира.

Отдадим себе отчет в том, что вся до сего момента существующая социальность человечности разворачивающей себя в известном всем историческом процессе – суть господствующая социальная животность, господство самоумаленного собой духа находящего свою силу ещё не в себе, как силу духовную, а вне себя, в инобытии этой духовной силы.

Демократия, как демократия становящаяся всеобщной и как кульминация инобытия духа во всей совокупности господствующих отношений и форм своей реализации антидуховна по своей сути, и растлевающа по своему влиянию, то есть является утверждением отчуждения от реального сущностного, внутреннего и духовного интереса и устремленности всех участников «демократического процесса».

Духовное творчество масс в таких условиях в качестве непосредственной и опосредованной цели – «творчество-в-потреблении», что есть по сути непосредственное и прямое унижение духа и человека, а духовная сила предстаёт в своей негативной ипостаси, как насилие [82] .

Но достижение качества всеобщности всеобщего духовного отчуждения являет собой момент диалектического превращения, диалектического перехода отчуждения в свою противоположность, канун наступления точки бифуркации, то есть возможности появления качества новой упорядоченности.

Вообще, существующая так называемая «демократия» – это одна из двух возможных форм саморазвития социума; если это и демократия, то весьма своеобразная, это так сказать «демократия с позиции силы», она же «демократия-для-слабоумных».

В такой «своеобразной демократии» равноправие – неравноправно, свобода – несвободна, а сила права в такой «демократии» является функцией права силы и потому такая «демократия» по существу своему есть карикатура, пародия, антипод и отрицание самой себя.

 

Принципиально иная Демократия ВОЗМОЖНА и НЕОБХОДИМА.

 

Истинная демократия как свободное самоуправление, как социальная соборность  реализуется в иной системе ценностей и в принципиально иной системе социальных форм организации и социальных институтов.

 

Раскрытие и обоснование реальности осуществления такой демократии вместе с подробным описанием социума, который будет непрерывно воспроизводить и постоянно совершенствовать такую реальную демократию – также одна из задач решаемых Книгой (и всей Трилогией).

В завершение стоит особо остановиться на избранной форме и особенностях изложения материала.

Наука, точнее научность можно обнаружить и выявить там, где формируемый мыслью исследователя фронт волны познания может быть более или менее точно представлен в виде своего рода суперпозиции ряда (множества) иных известных волн (фронтов).

То есть научная мысль, если она является научной и претендует на право быть компонентом общей научной парадигмы познания в любом случае должна опираться на весь известный объём знания предметной области и должна выражать ту или иную меру синтеза охваченного знания [83] .

Научный критерий истинности любой теории – её простота и общий (всеобщий) характер проверяемый жизнью и практикой: прошедшим, настоящим и будущим.

Всеобщее и истинное знание, если оно и возможно, необходимо является всем знанием, во всём его историческом объеме, потому если появилось нечто такое, что претендует на соответствующую меру всеобщности знания, то необходимо просто посмотреть и обнаружить в таком знании эту собственную меру осуществленного синтеза в его всеобщей конкретности в качестве единичного и особенного.

Нелепы, ненаучны и антинаучны все теории которые претендуя на объяснение и описание «всего и вся» одномоментно возникающие подобно Афине Палладе в доспехах и вооруженные до зубов, то есть как бы из ничего, на пустом месте, являя собой к тому же, конечно непременный и невыразимый пример «новизны» и «гениальности» их творца.

 

Пусть это может быть и покажется странным, в представляемой Книге нет ничего абсолютно нового или совершенно неизвестного, известно, конечно же, практически всё и в этом можно легко убедиться.

Новизна и более того – небывалая новизна появляется лишь как сочетание ранее известного и она и есть обнародованная очень необычная Логика Мышления, порождающая собой такое сочетания.

Иначе говоря, новизна – лишь в логике, и как можно убедиться из названия Книги даже эта новизна лишь непонятое хорошо всем известного.

В сущности же всё очень просто и в указанной простоте – красота построения полученного нового и залог его истинности и значимости.

Итак, именно рассмотренного выше критерия научности и будет придерживаться повествование Книги, по нему можно было бы сказать: «её можно и судить».

 Но: «А судьи кто?».

Понятно, что если авторская оценка имеющего место отношения к диалектике и гегелевскому наследию в настоящий момент в официальной науке и философии и около них соответствует истине, то строго научную адресацию и научную форму изложения можно по вполне понятным причинам исключить, ибо что можно обнаружить в существующей мерзости философско-научного запустения, кроме самой самодовольной торжествующей мерзости? [84]

 Кроме того, все те, кто мог бы оценивать и понять философское произведение в строго философско-научной его форме, например, форме подобной «Феноменологии Духа» Ф.Гегеля, увы, не могут его оценить по определению, ибо как ученые в гегелевском смысле потрясающе невежественны, а главное непоправимо виновны в своём невежестве, и потому являются сторонами заинтересованными и неспособными на объективность.

Таким образом, официальная и около официальная наука – как субъекты глубоко заинтересованные в существующей своей насквозь «плюралистичной правоте», и напрямую несущие ответственность за постигшую народ и Россию катастрофу, не могут быть такого рода адресатами.

Также понятно, что указанное в определенной мере надрывает ткань восприятия данного произведения именно как строгого научного творения с соответствующим стилем и множеством иных соответствующих формализмов.

Но учтём при этом самое важное и существенное: основополагающим фактом в данном случае является то, что Единой Науки нет [85] , есть лишь отдельные дисциплины лишенные единой дисциплины Единого.  А научная дисциплина науки – это её совесть и честь, а совести и чести у НАУКИ нет, ПОТОМУ ЧТО ДАВНО РАСТОПТАНА, УНИЖЕНА И РАСПЯТА.

 

Честь и Совесть Науки находится в её ныне отсутствующем Всеобщем – в ЛОГИКЕ.

 

И только Наука Логики делает науки – Наукой.

 

И если обозреть бездну которая в настоящее время находится между «диалектикой» и «наукой», то ситуация необходимости строгого соответствия Книги некоторой совокупности формальных научных критериев не является столь уж однозначной. 

Ситуация такова, и она непростая.

Итак, те, кто мог бы и по праву принадлежности к научному братству должен был бы оценивать труд, претендующий на звание научного, не могут этого сделать [86] . Те же, кто питается уже интерпретированным ими формальным знанием в силу неразвитости мышления не смогут непосредственно понять изложенного.

Что в этой ситуации делать?

Очевидно, что, прежде всего, необходимо сохранить научность.

По всей видимости, нужно будет применять такую форму изложения, которая сочетает необходимым образом различные стили изложения и дополняет их друг другом, стремясь к универсальности и гармоничности итоговой формы, чтобы последняя сделала материал доступным даже для среднего уровня восприятия.

Кроме этого доступность должна быть выражена через простоту и значительную доказательную базу примеров в виде предложения своего рода учебной работы сознаниям в доказывании «познавательных теорем», составляющих в своём единстве последовательное и полное изложение системы положений, которые являют собой «Философию Всеединства».

Необходимо также учесть одну из важнейших особенностей данного труда – принципиально иную логику обоснования представленных положений в силу заявленных претензий на всеобщность истинности.

Любое новое в этом хищном мире, мире вынуждающим к тотальному обособлению и самосохранению, так или иначе, вынуждено утверждать себя через отрицание всего иного и этим оно, очевидно, привязывает себя к такому отрицаемому, являясь в лучшем случае его более или менее естественно-научным формальным продлением.

 

Правила научной игры в науку достаточно строги и консервативны, а научная активность как никакая иная являет собой принцип Гюйгенса в действии в сфере идей. Близкие друг другу точки данной научной среды в её собственном порождаемой ей и соседними информационными средами информационном поле колеблются практически одинаково.  

А в одинаковости, как известно новизны мало.

Любой современный научный труд в силу этого подобен айсбергу. Нечто новое-единичное в некотором «всеобщем» некоторой научной отрасли – в лучшем случае форма поверхности льда, всё остальное – то, что сверху поверхности океана и под ней в любом случае не более чем вода [87] .

Иными словами, в силу полного отсутствия необходимости конкурировать  с кем-либо и полной независимости от любых конкурирующих «научных полей» в Книге (как впрочем и во всей Трилогии) используется не совсем привычная, а вернее совсем непривычная  логика цитирования.

Используемые в Книге цитаты, которые выражают ту или иную мысль или идею действительно утверждают и подтверждают тождественность или имеющуюся близость мыслей иных мыслителей – мысли Автора.

Иными словами, можно лишь радоваться, что есть НЕЧТО, что может быть применено прямо (или относительно прямо) для достижения ЦЕЛИ и сможет стать в той или иной мере опорой МЫСЛИ, которую НЕОБХОДИМО ДОНЕСТИ ДО ЧИТАТЕЛЯ.

Последнее – есть высший приоритет и этому подчинено всё, побудить мыслить – во что бы то ни стало ПРОБУДИТЬ МЫСЛЬ и НАУЧИТЬ МЫСЛИТЬ!

Всеобщая Мысль если она является таковой и хочет осознанно быть ей, всегда максимально анонимна – это мысль Всеобщего, Мысль Ноосферы.

В Едином всё едино и потому в нём нет места необходимости достижения кажущихся неизбежными «атрибутов научности» в виде «приоритета» или рекордам  «персонифицированной новизны», которая всегда есть лишь иллюзия и проявление детскости ума.

Человек в его земном творчестве не в состоянии обнаружить ничего принципиально нового, ВСЁ УЖЕ СУЩЕСТВУЕТ во Всеобщем и приоткрывается и может быть почерпнуто лишь теми, кто с позиций Высшего достоин это сделать или просто настало время открытия ранее скрытого от земных сознаний [88] .

Действительно, истинная научная свобода в способности радоваться гармонии созвучия истинности звучания мыслей иных, которые являются и твоими мыслями, ибо являются отражениями и обретаемой жизнью Единой Всеобщей Мысли.

Человеческая самость, воображающая себя источником знания воистину нелепа, отсюда возможно могущее показаться более чем странным стремление Автора, где это только возможно  уйти от утверждения «своих мыслей» и потому использовать порой весьма значительные по объему цитаты (фрагменты) иных Авторов.

Проблема, которая может быть с этим связана – возрастающий объем написанного, ведь почти всегда можно выразиться более кратко, но задача, стоящая перед нами – в совершенно ином и прямо противоположном общепринятой «формально-академической научности» несуществующей единой «науки», существующей уже просто как нелепое воплощение некоего то ли «научного патентное бюро», то ли странного прииска, обитатели которого озабочены прежде всего желанием «застолбить обнаруженное» и получить максимальную выгоду [89] .

Задача – в необходимости ДОНЕСТИ МЫСЛЬ до в большинстве своём … не желающих и (или) ещё не умеющих мыслить созданий, задача более чем специфическая и кроме этого ДОЛЖНАЯ быть и учебной, и познавательной. Но и это только лишь момент построения фундамента КОНЕЧНОЙ ЦЕЛИ – вызвать в человеческом существе необходимое действие, побудить его к нему.

Ну и наконец, последнее, кроме всего прочего необходимо было сделать Книгу занимательной.

Сформулировать всё вышесказанное конечно просто, довольно сложно сделать, в какой мере Автору это удалось судить читателю [90] .

Но как бы то ни было, практический ответ на этот вопрос – эта Книга, а с ней и вся Трилогия.