ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ОБНИМАЯ НЕОБЪЯТНОЕ

(Взирая из Центра Логоса Логики)

«Дух только тогда и дух, когда он не теряет себя в ином, а пребывая в ином приходит к себе. Всякое бездушие и означает, что этот человек покинут духом, он вне себя. Значит цели этого человека, его деятельность, вне природы человека. Поэтому предав истину, человек предал себя как человека и обречен на бытие животного.

Единичное и особенное лишаются без всеобщего своего смысла. Знание и действие в рамках особенного и единичного и есть поприще духовных мертвецов, ничего значительнее животных целей здесь не достигается».

Е.С.Линьков

«Второе не-абсолютное число - … представляет собой одно из сложнейших математических понятий - реситуасексулузон, число, о котором с уверенностью можно сказать лишь одно - оно равно чему угодно, только не самому себе».

Дуглас Адамс «Автостопом по галактике»

Поскольку Центр-Логос нами обнаружен, обозначен и обнародован, исследовательское кружение можно считать законченным, и стоит осмотреться и оглядеться, что же интересного можно увидеть из Центра. И так как понятие «видеть», разумеется, предполагает особую способность видения – видения разумом, то оно весьма близко по смыслу понятию «понимать».

В пропедевтическом плане для нас особо важной является проблематика закрепления изученного во Второй Главе материала и правильного его уяснения. Учебный характер Книги, и особенно её Первой Части, которая занимает особое положение, диктует и логику формы изложения материала.

Предлагается самостоятельно попытаться ответить на ряд вопросов и подробнее рассмотреть ряд проблем, которые как в известной мере повторяют пройденный материал, так и раскрывают и углубляют его подготавливая к дальнейшим шагам которые нам предстоят.

Таким образом, приводимые в данной Главе ответы на поставленные вопросы являются по преимуществу своего рода проверочными и такими, что помогают согласовать, направить или даже просто подсказать правильный путь самостоятельной работы, попросту являя собой соответствующий конкретный пример-образец «правильного ответа».

Можно обратить внимание на то, что в общеобразовательном отношении именно такой подход – предложение самостоятельного комплексно-органического синтетического осмысления пройденной (изученной) темы, подход методологически прямо противоположный существующему – формально-аналитическому, который лежит в основе ЕГЭ должен стать доминирующим.

«Целостное самостоятельное мышление в непрерывном ментальном пространстве» – такова цель образования.

Мир нуждается в мыслителях, а не дебиловатых прямоходящих говорящих базах данных (БД) [1] .

Итак вопрос первый:

«Какова логика трансформации формального в аформальное с точки зрения самой формальной логики?»

Нельзя сказать, что мы совсем не пытались или вообще не отвечали на данный вопрос, и данный вопрос является для нас совершенно новым, - вовсе нет. Просто значимость и нетривиальность самой постановки подобного вопроса в эпоху тотального господства принципа формы трудно переоценить. Направление разрешения поставленной проблемы или направление движения ответа на данный вопрос содержится в уже (надо полагать) хорошо известном нам.

Вспомним уже пройденное:

«…определенность любой формы «А» есть не только сама эта форма, но и всё иное, что не есть эта форма, то есть:

α) «А» есть «А» как определенная форма, но и (и это крайне важно!)

β) «А» есть одновременно неопределенное-абсолютно-всё-иное-что-не-есть «А»».

Кроме того, ранее было обещано, что поскольку понимание пункта «β» имеет чрезвычайное значение, мы очень подробно и внимательно рассмотрим, откуда он такой взялся, ибо это тот самый камень, о который сломают все свои формально-логические зубы все представители той философствующей кладбищенской конторы, которая присвоила себе эксклюзивные права на перманентные: умерщвление, выдачу справки о смерти и проведения похорон гегелевской философии.

Пора подводить итоги, по понятным причинам – в скорбном молчании и тишине – дабы не пропустить подробностей.

Хотя вполне уместной прелюдией к этому может быть следующий весьма и весьма забавный момент.

Оценить его по достоинству можно, лишь внимательно сравнив пункт «β» со следующим текстом из юмористического научно-фантастического романа английского писателя Дугласа Адамса из третьей части серии книг «Автостопом по галактике»:

«Второе не-абсолютное число - … представляет собой одно из сложнейших математических понятий - реситуасексулузон, число, о котором с уверенностью можно сказать лишь одно - оно равно чему угодно, только не самому себе».

Нетрудно видеть, что если понятие «А», представить в форме числа, то пункт «β» утверждает следующее: некоторое данное «А» как форма является тождественной себе самой …именно (!) как «реситуасексулузоном-А», то есть «совершенно-всем-иным-кроме-данного-А», и можно по-видимому согласиться, что пути уразумения диалектики порой принимает весьма причудливые и даже открыто ироничные формы [2] .

К слову относительно иронии, которую даже Кьеркегор трактует именно как бесконечную абсолютную отрицательность:

«В каждый поворотный момент истории происходит двоякое движение. С одной стороны, вырывается вперед новое, с другой вытесняется старое. Когда приходит время нового, появляется индивидпророк, который различает вдалеке его смутные и неопределенные очертания. Индивидпророк не знает грядущего, он лишь предчувствует его. Он не может осуществить его, но он потерян и для той действительности, которой принадлежит. Однако он мирно уживается с ней, потому что она не ощущает никакого противоречия. Затем появляется собственно трагический герой. Он борется за новое, он стремится уничтожить то, что представляется ему отжившим, но его цель состоит не столько в уничтожении старого, сколько я осуществлении нового, и тем самым, косвенно, в уничтожении старого. Старое должно отступить, а для этого – предстать во всем своем несовершенстве. И здесь мы встречаемся с ироничным субъектом. Для него данная действительность уже полностью потеряла свою законность, она кажется ему несовершенной формой, стесняющей движения. Но нового он не знает, он знает лишь, что настоящее не соответствует идее. Ему предстоит вершить суд. Иронизирующего (Ironiker) можно в некотором смысле считать пророком, потому что он все время указывает на грядущее, но что это такое – не знает. Он пророк, но его положение противоположно положению пророка. Пророк идет рука об руку со своим временем, и именно из своего времени он различает грядущее. Как уже было сказано, пророк потерян для своего времени, но лишь потому, что он погружен в свои видения. Иронизирующий же вышел из рядов современников, он противопоставил себя своему времени. Грядущее скрыто от него, лежит за его спиной, а он должен уничтожить ту действительность, против которой он так враждебно настроен, на которую направлен его испепеляющий взор. О его отношении к современности можно сказать словами священного писания: "вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут" *. Иронизирующий – тоже жертва, и хотя он не всегда должен в прямом смысле пасть жертвой, но рвение, с которым он служит мировому духу, пожирает его.

Эта ирония, понимаемая как бесконечная абсолютная отрицательность. Она – отрицательность, потому что она только отрицает; она – бесконечная отрицательность, потому что она отрицает не просто тот или иной феномен; она – абсолютная отрицательность потому что она отрицает в силу некоего несуществующего Высшего. Ирония ничего не утверждает, постольку то, что должно быть утверждено, лежит за ней. Ирония – это божественное безумие, буйствующее, как Тамерлан, и не оставляющее камня на камне. Это – ирония. Для любого поворотного момента в истории характерна эта формация (Formation), и было бы небезынтересно с исторической точки зрения проследить ее развитие. Не углубляясь, впрочем, в этот вопрос, приведу лишь несколько примеров из близкого к реформации времени: Кардано, Кампанелла, Бруно. В некоторой степени воплощением иронии был Эразм Роттердамский. Мне кажется, что на значение этой формации до сих пор обращали недостаточно внимания; и это тем более странно, что Гегель с такой явной симпатией рассмотрел негативное. А негативному в системе соответствует ирония в исторической действительности. В исторической действительности присутствует такое негативное, какого никогда не бывает в системе» [3] .

Оставим сказанное Кьеркегором без комментариев, правда упомянув при этом, что фундаментальная формула абсолютной отрицательности как доступное осмыслению и анализу положение, показывающего сущность Абсолютного есть «неопределенное-абсолютно-всё-иное-что-не-есть «А», где «А» есть … «неопределенное-абсолютно-всё-иное-что-не-есть «А».

… «Ирония ничего не утверждает, постольку то, что должно быть утверждено, лежит за ней. Ирония – это божественное безумие, буйствующее, как Тамерлан, и не оставляющее камня на камне».

Бог – это просто ирония бесконечной абсолютной отрицательности …

Вот это и есть Истинная Ирония.

Из лона этой Божественной Иронии весьма, а если чуть точнее – бесконечно далекой от человеческих буйств и был рождён Мир.

И родится ещё не раз, точнее – бесконечное число не раз.

Движение ответа начнём с Чарльза Пирса [4] .

«...Отрицающее, или негативное, отрицание есть отрицание, производимое присоединением отрицательной частицы к связке в обычном латинском «Socrates non est stultus» «Сократ не есть глупец» в отличие от бесконечного, или инфинитного (aoriste), отрицания, производимое присоединением отрицательной частицы к предикату «Socrates est non stultus» «Сократ есть не глупец».

Кант возродил это разграничение, чтобы получить триаду, давшую симметрию его таблице категорий; и с тех пор это было одним из излюбленных предметов размышлений немецких логиков. Нет понятия более дуалистического по своему существу, нежели отрицание, понятие явно не триадическое: Не-А = иное, нежели А = второе к А. В языке сохраняется много следов этого. Dubius («сомнительное») находится между двумя альтернативами: да и нет[23].

380. (2) В метафизическом смысле отрицание есть простое отсутствие признака или отношения, рассматриваемых как положительные. Оно отличается от привативного отношения тем, что не предполагает ничего иного.

Знаменитое изречение Спинозы, сыгравшее весьма существенную роль в построениях школы Шеллинга, «omnis determinatio est negatio» [«всякое определение (ограничение) есть отрицание»], имеет по крайней мере то основание, что determinatio (ограничение) в сторону одной альтернативы исключает для нас другую. Та же большая правда внушается молодежи в высказывании: «Вы не можете съесть булочку и иметь ее» [5]

Итак, знаменитое изречение Спинозы, из которого собственно можно считать и вышла диалектика какой всё её знают, но ещё больше – какой она совершенно неизвестна: «omnis determinatio est negatio» [«всякое определение (ограничение) есть отрицание»].

Обратим внимание на то, что существует определенные разночтения, что именно является отрицанием («определение» или «ограничение») и поскольку для нас является чрезвычайно важным именно «определенность», как понятийная определенность, но никак не банальная «ограниченность», обратимся к первоисточнику – к Спинозе.

«ПИСЬМО 50²⁷⁰

Просвещеннейшему и благороднейшему мужу Яриху Иеллесу от Б. д. С.

Просвещеннейший муж! ²⁷¹

Что касается политики, то различие между мною и Гоббсом ²⁷², о котором Вы спрашиваете, состоит в том, что я всегда оставляю в силе естественное право и что, по моему мнению, верховная власть в каком-нибудь государстве имеет не больше прав по отношению к подданным, чем в меру того могущества, которым она превосходит подданного, а это всегда имеет место в естественном состоянии.

Далее, что касается доказательства, которое я развиваю в приложении к моему геометрическому обоснованию «Начал» Декарта, относительно того, что бог может быть назван единым или единственным лишь весьма условно²⁷³, то я отвечаю, что вещь может называться единой или единственной лишь по отношению к своему существованию, а не по отношению к своей сущности, ибо мы мыслим вещи под [категорией] числа только после того, как они подведены под некоторый общий род. Так, например, человек, держащий в руке сестерцию и империал, не подумает о числе «два», если он не имеет возможности назвать их одним и тем же именем, а именно: «монетами» или «деньгами», ибо в этом случае он может утверждать, что имеет две монеты, так как этим именем он обозначает как сестерцию, так и империал. Отсюда явствует, что вещь может называться единой или единственной лишь тогда, когда мы можем представить себе другую вещь, которая (как сказано) сходна с нею. А так как существование бога есть сама его сущность и так как о сущности бога мы не можем образовать универсальной идеи, то ясно, что тот, кто называет бога единым или единственным, не имеет о нем никакой идеи или же говорит это лишь в условном смысле.

Что касается того, что фигура есть отрицание, а не нечто положительное ²⁷⁴, то ясно, что материя в целом, рассматриваемая вообще (integra materia indefinite considerata), не может иметь никакой фигуры и что фигура имеет место только в конечных и ограниченных (determinata) телах. Ибо тот, кто говорит, что он перципирует какую-нибудь фигуру, не выражает этим ничего другого, кроме того, что он мыслит некоторую ограниченную (determinata) вещь и то каким образом она ограничена. Стало быть, это ограничение (determinatio) не принадлежит вещи согласно ее бытию (juxta suum esse), но, напротив того, оно есть небытие (non esse) этой вещи. Так как, следовательно, фигура есть не что иное, как ограничение (determinatio), а ограничение есть отрицание (determinatio negatio est) ²⁷⁵, то она, как сказано, не может быть ничем иным, как отрицанием.

[…]

Будьте здоровы. Гаага, 2 июня 1674 г.

{²⁷¹ В Nagelate Schriften обращение гласит: «Дорогой друг!»

²⁷² Политическое учение Гоббса (1588-1679) пользовалось большим влиянием в среде приверженцев Яна де Витта.

²⁷³ См. «Метафизические мысли», часть I, глава 6 (см. т. I, стр. 280).

²⁷⁴ В Nagelate Schriften: «нечто реальное» (aliquid reale).}

²⁷⁵ В Opera Posthuma: «determinatio negatio est». В Nagelate Schriften: «Bepaling ontkenning is», и в скобках к слову «bepaling» указывается латинский термин «definitio». Латинские слова «determinatio» и «definitio» и голландское слово «bepaling» могут иметь двоякое значение: 1) «ограничение» и 2) «определение». Из всего текста ясно, что здесь они употребляются Спинозой в смысле ограничения. Между тем очень часто это место переводится и толкуется как «всякое определение есть отрицание». Так понимает его и Гегель, и в этом толковании оно приобрело широкую известность, несмотря на то, что такое толкование основано на прямом недоразумении» [6] }.

Обратим внимание на сноску «²⁷⁵».

В ней мы видим, что широко известное изречение Спинозы в той форме, в какой оно представлено и знакомо: "всякое определение (ограничение) есть отрицание" берёт своё начало из следующих слов:

«Что касается того, что фигура есть отрицание, а не нечто положительное ²⁷⁴, то ясно, что материя в целом, рассматриваемая вообще (integra materia indefinite considerata), не может иметь никакой фигуры и что фигура имеет место только в конечных и ограниченных (determinata) телах. Ибо тот, кто говорит, что он перципирует какую-нибудь фигуру, не выражает этим ничего другого, кроме того, что он мыслит некоторую ограниченную (determinata) вещь и то каким образом она ограничена. Стало быть, это ограничение (determinatio) не принадлежит вещи согласно ее бытию (juxta suum esse), но, напротив того, оно есть небытие (non esse) этой вещи. Так как, следовательно, фигура есть не что иное, как ограничение (determinatio), а ограничение есть отрицание (determinatio negatio est) ²⁷⁵, то она, как сказано, не может быть ничем иным, как отрицанием».

Замечание переводчика [7] следует признать несостоятельным и некомпетентным [8] , никакого недоразумения нет и время, прошедшее после издания, а это последующие более чем полвека, надо полагать показали, но видимо именно учет данного обстоятельства (мнения переводчика) и привёл к устойчивому фиксированию раздвоения значения понятия «definitio» в используемой цитате.

Дабы показать несостоятельность точки зрения переводчика представим ещё один фрагмент текста Спинозы по рассматриваемой теме:

«… один род определений объясняет вещь, как она есть вне нашего интеллекта. Такое определение должно быть истинным, и все его отличие от теоремы или аксиомы состоит в том, что оно трактует только о сущности тех или иных вещей или их состояний, тогда как теоремы и аксиомы имеют более широкое значение, ибо они простираются также и на вечные истины (veritates aeternae). Другой род определений объясняет вещь, как она мыслится или может мыслиться нами; в этом случае отличие определения от аксиомы и теоремы состоит также и в том, что такого рода определение требует только одного, а именно, чтобы оно просто могло быть мыслимым, тогда как аксиома непременно требует, чтобы ее мыслили под углом зрения истины (sub ratione veri). Поэтому такого рода определение будет плохо в том только случае, если оно окажется немыслимым. Для пояснения сказанного возьмем пример Борелли. А именно: допустим, что кто-нибудь говорит: две прямые линии, ограничивающие пространство, называются фигурою. Если этот человек под прямой линией понимает то, что все понимают под кривой, то определение хорошо (ибо под таким определением разумелась бы фигура вроде ○ или что-нибудь подобное), но тогда уже нельзя относить к фигурам квадраты и т.п. Если же под прямой линией понимать то, что мы обычно понимаем, то вещь оказывается совершенно немыслимой, а потому не получится никакого определения. Все это совершенно спутано у Борелли, мнение которого вы склонны принять.

Приведу еще пример, именно тот, о котором вы упоминаете в конце. Если я скажу: каждая субстанция имеет только один атрибут, то это будет настоящая теорема, которая нуждается еще в доказательстве. Если же я скажу: под субстанцией я разумею то, что состоит из одного только атрибута, то определение будет хорошо, лишь бы только после этого все предметы (entia), состоящие из многих атрибутов, обозначались иным именем, отличным от субстанции.

На замечание ваше, будто я не доказал, что субстанция (или существо, предмет — ens) может обладать многими атрибутами, скажу только, что вы, может быть, не пожелали обратить на доказательства должного внимания. Ибо я привел целых два доказательства. Первое доказательство: нет ничего более очевидного, чем то, что каждый предмет (ens) мыслится нами под каким-нибудь атрибутом и что, чем больше он имеет реальности, или бытия (esse), тем больше атрибутов должно быть ему приписано. Вот почему существо абсолютно бесконечное и должно быть определено, как и т.д. Второе доказательство, которое я нахожу важнейшим, состоит в том, что, чем более атрибутов я приписываю какому-нибудь предмету (ens), тем более я вынужден приписывать ему существование (existentia), т.е. тем более я мыслю его под углом зрения истины (sub ratione veri), в противоположность тому случаю, когда я измышляю какую-нибудь химеру или что-нибудь подобное.

Далее, вы говорите, что вы мыслите себе мышление (cogitatio) только под углом зрения идей [sub ideis, в аспекте отдельных идей], так как, удаливши идеи, вы уничтожаете самое мышление. Это происходит, как я полагаю, от того, что в то время, когда вы — мыслящие вещи (res cogitantes) — это делаете, вы удаляете все ваши мысли и представления. Не удивительно, что после того, как вы удалили все ваши мысли (cogitationes), у вас не остается ничего в качестве содержания вашего мышления. Что же касается существа дела, то, как мне кажется, я с полной ясностью и очевидностью доказал, что разум (интеллект), даже и бесконечный, принадлежит к природе порожденной (natura naturata), а не порождающей (natura naturans).

Затем, я не усматриваю, какое отношение все это имеет к пониманию моего третьего определения. Не усматриваю я также и того, почему это определение затрудняет вас. Определение это в том виде, как я его, если не ошибаюсь, сообщил вам, гласит: «Под субстанцией я разумею то, что существует в себе и мыслится (представляется — concipitur) через себя, т.е. то, понятие (представление — conceptus) чего не заключает в себе понятия другой вещи. Под атрибутом я разумею то же самое, с тем только различием, что атрибутом это называется по отношению к интеллекту (уму — intellectus), приписывающему (tribuere) субстанции такую именно определенную природу [9] » ⁴⁰. Определение это достаточно ясно раскрывает, что я хочу разуметь под субстанцией или (sive) атрибутом [10] .»

Проблема разумения возникает как проблема поиска достаточного основания, которое должно мыслиться уже аформальным, ибо формально уже невозможно помыслить нечто являющееся причиной самого себя, а это и есть то нечто (то основание), в отношении которого и осуществляется отрицание:

«Под субстанцией я разумею то, что существует в себе и мыслится (представляется — concipitur) через себя, т.е. то, понятие (представление — conceptus) чего не заключает в себе понятия другой вещи. Под атрибутом я разумею то же самое, с тем только различием, что атрибутом это называется по отношению к интеллекту (уму — intellectus), приписывающему (tribuere) субстанции такую именно определенную природу»

И ещё несколько примеров подобного, из которого становится ясным, что в отличие от всех тех, кто пытается формально-модусно трактовать сказанное Спинозой, последний – мыслит, то есть мыслит вполне диалектически, спекулятивно или трансформально [11] .

Один из них касается ссылки, которая приведена в первом фрагменте, в котором говорится об «атрибутах бога», то есть абсолютного, которое легкомысленно характеризуется в качестве например «единственного» или «множественного».

Здесь проявляются обычные детские попытки произнести непроизносимое, такое, что не может быть определено ни в формальном, ни даже аформальном (бесконечном) отношении. Всеобщее (Абсолютное) ни конечно, ни бесконечно, ни едино, ни множественно, ибо любая из характеристик есть терминами Спинозы модусы – положительные или отрицательные, а субстанция (всеобщее) и есть «бог»:

«Эти термины считаются почти всеми метафизиками за самые общие состояния сущего; они говорят, что всякое существо (бытие) едино, истинно и добро, даже когда никто о нем не думает. Однако мы увидим, что следует под ними разуметь, когда мы рассмотрим каждый из этих терминов.

Единство. Начнем с первого, т.е. единого. Говорят, что этот термин обозначает нечто действительное вне разума, но нельзя указать, что именно оно прибавляет к сущему. Это ясно показывает, что здесь смешивают мысленное бытие с действительным благодаря чему ясно понятое становится смутным. Мы же утверждаем, что единство никоим образом не отличается от самой вещи и ничего не прибавляет к сущему, а есть лишь модус мышления, посредством которого мы отделяем вещь от других вещей, которые подобны ей или согласуются с ней каким-либо образом.

Множественность. В каком смысле бог может быть назван единым (unus) и в каком смысле единственным (unicus). Единству противопоставляется множество, которое также ничего не прибавляет к вещам и представляет лишь модус мышления, как мы ясно и отчетливо понимаем это. Я не вижу, что еще остается сказать о столь ясном предмете. Необходимо только отметить, что бог, поскольку мы его отделяем от других существ, может быть назван единым; но, поскольку мы постигаем, что не может быть многих видов бытия (plures esse), обладающих его природой, он может быть назван единственным. Но, если бы мы захотели точнее исследовать дело, то я мог бы показать, что бог может быть лишь неточно назван единым и единственным [12] .»

«В главе I автор показывает, что ему присуща идея бога; согласно этой идее он определяет бога как существо, состоящее из бесконечных атрибутов, из которых каждый бесконечно совершенен в своем роде; отсюда он заключает, что к сущности бога принадлежит существование, или что бог существует необходимо.

Чтобы показать дальше, какие совершенства, в частности, заключаются в божественной природе и божественной сущности, он переходит в главе II к рассмотрению природы субстанции. Он стремится доказать, что субстанция необходимо бесконечна и что, следовательно, может существовать лишь одна единственная субстанция (будет ли она конечная или бесконечная), так что одна не может быть произведена другой, но что все, что существует, принадлежит к этой единственной субстанции (которой он дает имя бога); что, таким образом, мыслящая и протяженная природа суть два из ее бесконечных атрибутов, из которых каждый в высшей степени совершенен и бесконечен в своем роде, и что поэтому (как он позже объясняет подробнее) все особенные конечные и ограниченные вещи, каковы человеческие души и тела и т.д., должны рассматриваться в качестве модусов этих атрибутов; посредством этих модусов выражаются бесконечными способами атрибуты, посредством же атрибутов выражается бесконечными способами субстанция, или бог» [13] .

«… отделяя состояния субстанции от самой субстанции и подразделяя их для облегчения образного представления на классы, мы получаем число (numerus), которое и служит нам для определения этих состояний.

Из всего этого с ясностью видно, что время, мера и число суть не что иное, как модусы мышления (cogitandi), или, лучше сказать, воображения (imaginandi). Поэтому не удивительно, что все пытавшиеся понять ход природы (progressus naturae) при помощи подобного рода понятий (да к тому же плохо понятых) до того запутывались, что в конце концов не могли никак выпутаться без того, чтобы не разломать всего и не прибегнуть к абсурдным и абсурднейшим допущениям. Ибо так как существует много такого, что никоим образом не может быть постигнуто воображением, но постигается одним только разумом (интеллектом) (каковы субстанции, вечность и др.), то если кто-нибудь пытается трактовать такого рода предметы с помощью упомянутых выше понятий (которые являются только вспомогательными средствами воображения), то он достигает ничуть не большего, чем если бы он старался о том, чтобы сумасбродствовать своим воображением. Даже модусы субстанции никогда не будут правильно поняты, если мы будем смешивать их с подобного рода рассудочными понятиями (сущностями — entia rationis) или вспомогательными средствами воображения. Ибо этим мы отделили бы их от субстанции и от того способа, каким они проистекают из вечности, а без этого они не могут быть правильно поняты [14] »

Но смешивание происходит постоянно.

По большому счету именно это и является основной причиной постоянного недопонимания великих мыслей великих мыслителей подобных Спинозе, которого кстати действительно можно и нужно считать человеком, который впервые научно (логически) обосновал, т.е. доказал существование Бога (Всеобщего) [15]

Итак, будем считать достоверно установленным, что именно Спиноза впервые и полно выявил, полагаем самое основное и незаменимое в логике, в том смысле, что опираясь в своих логических изысканиях на необходимое трансформальное (субстанциональное) основание Всеобщего определил, что "всякое определение есть отрицание", ибо именно эта ниточка должна нас вывести на наглядное обоснование уже немыслимого, т.е. если иронизировать над детскими страхами всякого познающего субъекта – совершенно немыслимо-жуткого диалектического минотавра, который питается, как выразился один из героев известной советской комедии «Полосатый рейс» «человеческими жертвами» [16] .

Держась за нее, мы выйдем к самому чудовищу и посмотрим каково оно на вид, в котором как и заявлено «А» и «не-А» сливаются и неотличимы друг от друга и ласково потреплем его за ухом наблюдая при этом как это чудовище просто чудовищно машет своим хвостом разметая Вселенную и галактики в звездную пыль…

Следуя Чарльзу Пирсу, следующим пунктом нашего внимания должен стать – Эммануил Кант, вспомним:

Кант возродил это разграничение, чтобы получить триаду, давшую симметрию его таблице категорий; и с тех пор это было одним из излюбленных предметов размышлений немецких логиков. Нет понятия более дуалистического по своему существу, нежели отрицание, понятие явно не триадическое: Не-А = иное, нежели А = второе к А.».

Итак, прежде чем перейти к Канту, особо отметим, что информации по рассматриваемой теме, вообще говоря, удивительно немного [17] .

«Суждения - это элементарный акт мысли. При анализе этой логической формы мысли возникают разноуровневые трудности, но, прежде всего трудность установления отрицательных суждений, поскольку существуют различные концепции, различные подходы определения их, а также разное видение их структуры, логической формы.

Всех логиков объединяет то, что они подразделяют суждения по их качеству на утвердительные и отрицательные. Но некоторые их них, кроме утвердительных и отрицательных суждений, выделяют еще и так называемые бесконечные суждения. К ним, прежде всего, относятся Кант и Гегель.

И. Кант, обозначив наличие бесконечных суждений в своей известной работе "Логика", отказался от их исследования, тем более от установления их отличия от отрицательных суждений. (Хотя в "Критике чистого разума" он постоянно обращался к отрицательным суждениям и анализировал их.) Он считал, что, так как "логика имеет дело лишь с формой суждения, а не с понятиями по их содержанию, то различение бесконечных суждений от отрицательных не относится к этой науке" (Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 407) […]»

{«По качеству суждения бывают или утвердительные, или отрицательные, или бесконечные. В утвердительном суждении субъект мыслится под сферой предиката, в отрицательном он полагается вне сферы последнего и в бесконечном — в сфере понятия, лежащего вне сферы другого.

Примечание 1. Бесконечное суждение указывает не только то, что субъект не содержится под сферой предиката, но и то, что он находится вне его сферы, где-то в бесконечной сфере; следовательно, сферу предиката это суждение представляет ограниченной.

Все возможное есть или А, или не А. Следовательно, если я говорю: нечто есть не А, например человеческая душа не смертна, некоторые люди суть не ученые n многое тому подобное, то это — бесконечное суждение. Ибо посредством него за пределами конечной сферы А не определяется, под каким понятием содержится объект, но лишь то, что он относится к сфере вне А, каковая, собственно, и не есть сфера, а лишь отграничение сферы в бесконечном, или само ограничение. Хотя исключение есть отрицание, но все-таки ограничение понятия есть положительное действие. Поэтому границы являются положительными понятиями ограниченных предметов.

2. По принципу исключенного третьего (exclusi tertii) сфера одного понятия является в отношении сферы другого или исключающей, или включающей. Так как логика имеет дело лишь с формой суждения, а не с понятиями по их содержанию, то различение бесконечных суждений от отрицательных не относится к этой науке.

3. В отрицательных суждениях отрицание всегда касается связки; в бесконечных суждениях отрицанием затрагивается не связка, а предикат, что лучше всего можно выразить по-латыни» [18] }.

«Разная трактовка отрицательных суждений обусловлена сложностью самой проблемы. Природа отрицательных суждений не так проста, как кажется в первом приближении. "Очевидное всего непонятнее", - писал Б.П. Вышеславцев. Видимо, сущность отрицательных суждений недопустимо анализировать в рамках той или иной конкретной науки, где они проявляют себя, а следует привлечь все возможные средства, приемы, способы, методы исследования, как логики, так и грамматики, а, возможно, и других наук (например, геометрии и теории множеств в математике) [19] .

Бесконечные суждения в отечественной логической литературе не стали еще объектом специального исследования. Одной из причин невнимания исследователей к бесконечным суждениям является то, что они не получили статуса самостоятельности, то есть не были выделены в особую группу, в отдельный класс суждений. Большинство логиков причисляло их к отрицательным суждениям и при этом рассматривало их отрицательными как по форме, так и по содержанию [20] . Русский логик М.И. Владиславлев заметил, что бесконечные суждения допущены Кантом лишь для того, чтобы выдержать трехчастное деление суждений по качествам (утвердительное, отрицательное и бесконечное). В сущности, бесконечное суждение есть обыкновенное отрицательное суждение, только отрицание в нем отнесено к сказуемому, а не помещено в связке, как это мы наблюдаем в обыкновенных отрицательных суждениях естественного языка.

{«БЕСКОНЕЧНОЕ СУЖДЕНИЕ — принятое в кантовской и гегелевской логике название одного из видов суждения (напр., «Роза не верблюд»). Бесконечное суждение, как заметил русский логик М. Владиславлев, допущено Кантом только для того, чтобы выдержать трехчастное деление суждений по качеству (утвердительные — «роза красна»; отрицательные — «роза не есть споровое растение» и бесконечное [21] ), В сущности, бесконечное суждение есть обыкновенное отрицательное суждение, только отрицание в нем отнесено к сказуемому, а не помещено в связке, как это мы наблюдаем в обыкновенных отрицательных суждениях.»} [22]

«Именно эти бесконечные суждения, которые просто и легко включаются логиками в число отрицательных суждений, создают трудность при анализе отрицательных суждений. Ни один из логиков не сомневается в том, что суждения, построенные по форме "S не есть P" - отрицательные. Но как только отрицательная частица "не" передвигается к предикату, начинаются разночтения, куда отнести этот тип суждений: то ли к утвердительным суждениям, то ли к отрицательным. Одни логики такие суждения более чем уверенно относят к утвердительным, а другие, напротив, относят их только к отрицательным.

Так, например, А.М. Плотников пишет: "Логическая связка суждения бывает отрицательной только в тех суждениях, когда отрицательная частица "не" стоит перед связкой. Если отрицательная частица "не" стоит после связки, то она входит в состав предиката, и суждение относится к разряду утвердительных". (См.: "Формальная логика". Л., 1977. С. 55.) Такой позиции придерживаются многие логики: В.И. Кириллов, А.А. Старченко, В.А. Бочаров, В.И. Маркин, В.Н. Брюшинкин и другие. Истоки такого понимания отрицательных суждений идут от Аристотеля. Он большое значение придавал логической связке, так как именно связка определяет качество суждения. Без связки нет ни утверждения, ни отрицания, нет и суждения. Отрицание связано только со связкой, считал Стагирит. (См.: Аристотель. Соч. в. 4-х т. М., 1976. Т. 2. С. 108)

Напротив, Д.П. Горский так называемые бесконечные суждения относил к разряду отрицательных суждений. "Суждения, имеющие структуру "S не есть P", или "S есть не P", или "не S есть P" являются отрицательными", - выделяет он курсивом. "Отрицательным суждением будет и такое суждение..., - добавляет он, - в котором отрицание перенесено в предикат". (Горский Д.П. Логика. М., 1963. С. 103.) […]

Суждения типа "все S есть не P" невозможно однозначно, без оговорок отнести только к отрицательным суждениям. […]

Кант на примерах показывает, что в этих суждениях содержание отрицательно, а логическая форма (связка, качество) утвердительна. Бесконечные суждения постоянно заявляют о себе в рамках отрицательных суждений, вызывая затруднения, неопределенность как содержательно, так и по своей форме.

На специфическое проявление бесконечных суждений обратил внимание в своей монографии В.Н. Бондаренко. Он, во-первых, считает правомерным выделить бесконечные суждения в особую "рубрику", в самостоятельный тип суждений. Во-вторых, он подчеркивает, что бесконечные суждения необходимо исследовать с учетом уровней языка, ибо бесконечные суждения представляют особый случай. "На синтаксическом уровне такие предложения будут утвердительными, а на логико-грамматическом - отрицательными". (См.: Бондаренко Н.В. Отрицание как логико-грамматическая категория. М., 1983. С 169.)

Представляется, что инструментария языкознания явно недостаточно для решения проблем отрицательных суждений. Б.В. Григорьев обращает внимание на два варианта общеотрицательных суждений: контрарные и контрадикторные. И тут же предупреждает, что их на грамматическом уровне невозможно отличить. Если ограничиваться синтаксисом, то противоречащие и противоположные суждения очень легко перепутать, их можно различать только с помощью геометрии и алгебры. "В этом обнаруживается недостаточность, ограниченность синтаксиса и несовершенство логической теории, которая сводится к исследованию синтаксиса". (См.: Григорьев Б.В. Классическая логика. М., 1996. С. 29.)

Проблема может исследоваться методами любой науки, логика должна использовать достижения и результаты, получаемые в других сферах, но она не должна утрачивать свою специфику и должна оставаться на своей платформе, наращивать свои возможности, при этом не сводиться ни к одной из этих наук.

Изложенное свидетельствует о том, что отрицательные суждения представляют сложную систему, где можно выделить следующие формы отрицательных суждений: собственно отрицательные суждения, отрицательно-утвердительные суждения, бесконечные суждения. Кант еще обозначает "суждения, требующие истолкования", то есть "суждения, в которых одновременно содержится утверждение и отрицание, но скрытым образом, так что утверждение делается отчетливо, а отрицание скрыто..." (См.: Кант. И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 411.) Сами бесконечные суждения имеют сложную структуру, требующую дальнейшего анализа и исследования, опираясь на методы не только логики, но и других наук (синтаксиса, математики).

Несомненной заслугой Канта в логике является то, что он ставит проблемы отрицательных суждений вообще и бесконечных суждений в частности. Остается сожалеть, что философ не сумел уделить достаточного внимания бесконечным суждениям. В трактате, посвященном отрицательным величинам, он писал, что рассматриваемые проблемы ему недостаточно ясны, но даже незаконченные работы могут быть полезны, ибо часто проблему решает не тот, кто ее ставит».

Но, сожалеть, по-видимому, можно и нужно несколько об ином: о нежелании многих поколений исследователей заниматься этой интереснейшей и сложнейшей проблемой.

Нельзя утверждать, что в этой научной сфере вообще не было никаких работ. Дело в том, что исследовательская активность хотя и была, и в ней участвовали довольно значительные научные силы, но направлялась она по пути так сказать наименьшего сопротивления, который был, как легко можно догадаться сугубо формальным.

Например, работы Гетмановой А.Д., Бродского И.Н., Бондаренко В.Н., Шендельса Е.И. и уже упомянутых выше Плотникова А.М., Старченко А.А., В.Н. Брюшинкина, Бочарова В.А., Горского Д.П. как наиболее близкие к теме рассматривают категорию отрицания лишь в очень узком формально-логическом [23] и преимущественно лингвистическом контексте, что кажется, в общем-то, довольно странным, так как практически все эти работы появились в период повсеместного тотального «практического теоретического торжества диалектики».

Откровенно говоря, нет ничего проще, чем выявлять формальные лингвистические закономерности отношений логических форм формального отрицания ещё и в каком-нибудь экзотическом языке и продолжать преподносить прописные истины о том, что являет собой суждение, в том числе и суждение в какой-то мере «отрицательное». А вот что собой представляет суждение об бесконечно (абсолютно) отрицательном?

Итак, суждение – понятие – умозаключение являются формами мышления.

Но мышление субъекта едино и являет собой единый непрерывный процесс.

Как и какова природа становления и развития этих форм?

Как в мышлении каждая из указанных форм переходит в другую?

Разве понятие не является умозаключением, а умозаключение - понятием?

Как происходит формирование понятий, каков процесс умозаключающего суждения понятия-образования?

Можно и дальше нескончаемо задавать самые насущные вопросы, ответы на которые принципиально невозможны без раскрытия темы бесконечного суждения как основы, ибо бесконечное суждение и есть мост над бездной немыслия, который сейчас разъединяет формальное и диалектическое мышление, доходящего до того, что позволяет многим логикам в полный голос утверждать, что второго вообще не существует.

Итак, неизвестный автор прав в том, что:

- Разная трактовка отрицательных суждений обусловлена сложностью самой проблемы, налицо существенный разнобой в понимания природы «бесконечных суждений» и даже самого их существования;

- Сущность отрицательных суждений недопустимо анализировать в рамках той или иной конкретной науки; следует привлечь все возможные средства, приемы, способы, методы исследования, как логики, так и грамматики, а, возможно, и других наук (например, а) геометрии и б) теории множеств в математике);

- Бесконечные суждения в логической литературе не стали объектом специального исследования, хотя отдельные голоса о необходимости этого звучали давно;

- Одной из причин невнимания исследователей к бесконечным суждениям является то, что они не были выделены в особую группу, в отдельный класс суждений;

- Бесконечные суждения это "суждения, требующие истолкования", то есть "суждения, в которых одновременно содержится утверждение и отрицание.

Так что же такое бесконечное суждение? Откуда в определении – «бесконечное суждение» берется бесконечное? Неужели с точки зрения логической науки глубина научной премудрости бесконечного суждения действительно исчерпывается сакраментальностью примера: «Роза не верблюд»? Да и Кант ввел такого рода суждение лишь для так сказать симметрии?

Что ж, отвечать нужно и для начала можно сравнить два определения понятия как действительно две весьма существенно различающиеся формы мышления:

«Чистое понятие есть абсолютно бесконечное, необусловленное и свободное. Здесь, в начале изложения, имеющего своим содержанием понятие, надлежит еще раз бросить взгляд на его генезис. Сущность есть результат становления бытия, а понятие — сущности, стало быть, также бытия. Но это становление имеет значение самоотталкивания (Gegenstopes seiner selbst), так что ставшее есть скорее необусловленное и первоначальное. Бытие в своем переходе в сущность стало видимостью или положенностью, а становление или переход в другое — полаганием; и наоборот, полагание или рефлексия сущности сняло себя и вос-становило себя в виде чего-то неположенного, в виде первоначального бытия. Понятие есть взаимопроникновение этих моментов, так что качественное и первоначально сущее дано лишь как полагание и лишь как возвращение-внутрь-себя, а эта чистая рефлексия-в-себя есть всецело иностановление или определенность, которая именно поэтому есть точно так же бесконечная, соотносящаяся с собой определенность.

Поэтому понятие есть прежде всего такое абсолютное тождество с собой, что это тождество таково лишь как отрицание отрицания или как бесконечное единство отрицательности с самим собой. Это чистое соотношение понятия с собой — чистое благодаря тому, что оно полагает себя через отрицательность, — есть всеобщность понятия» [24] .

Это был, как легко можно догадаться, Фридрих Гегель.

Как уже отмечено, понятие с точки зрения науки формальной логики как, впрочем, и суждение и умозаключение является формой мышления. Это его как принято полагать простейшая, то есть первичная форма. Но мышление являет собой интеллектуальную активность, движение и изменение, мышление, очевидно, обладает структурностью и последовательностью, по крайней мере, должно быть таковым, ибо его результат есть некоторая четко выявляемая структура мысли, которая фиксируется в тех же понятиях, суждениях и умозаключениях.

Любое понятие, таким образом, необходимо формально положенное простым в смысле своей простейшей первичности не может быть таковым, по той простой причине, что первичность одновременно должна быть и противоположностью себя, т.е. должна быть конечным результатом.

И какими бы настойчивыми ни были попытки формальной логики в лице формальных логиков уйти от такого рода проблематики, что мол, она должна заниматься только очищенными (читай – «неизменными») логическими формами и их отношениями, отвлекаясь при этом от содержания, которым должна заниматься иная конкретная наука; такой аргумент не проходит, не может, а главное – уже не должен пройти.

Не должен хотя бы потому, что дальше идти уже некуда! Прокрустово формально логическое ложе, в которое пытается уложить живую реальность, чтобы подровнять её и таким образом надо полагать улучшить, станет и уже становится смертным одром, на котором будет, наконец упокоено навечно слабоумное человечество, которое этим непрерывно занимается с глубокомыслием настойчивости вполне достойной мифа о дебиле Прокрусте.

О чём речь? Хотя бы, например, о том, что нужно, вообще говоря, видеть очевидность пагубных следствий абсолютно безумных в своей логической основе попыток привести мир к единому «демократическому знаменателю», когда одна частная и особенная форма социальной организации западного типа отношений навязывается всему миру в качестве универсальной и всеобщей.

Нужно ведь ВИДЕТЬ, как чудовищно и непоправимо в процессе этого калечится нравственными и духовными калеками и живыми трупами, нравственно и духовно уродуется абсолютное большинство мира, которое представлено разнообразными формами социумов с традиционными системами отношений, калечится и уничтожается именно правовой оболочкой полного социального обособления и противостояния, в которую их силой втискивают!

Нужно ведь ВИДЕТЬ ПОЛНЕЙШЕЕ БЕЗУМИЕ в том, что абстракция такого навязываемого всем ПРАВА становится неиссякаемым источником преступности и нужно, вообще говоря, понимать почему оно им становится!

Видят ли слабоумные это? И те, наглые самоуверенные двуногие твари, что такое творят, преданно исполняя темную антидуховную порабощающую мир волю, и те, в отношении кого такое творится?

Понимают ли и те и другие, чему они позволяют вытворяться в мире?!

Нет, в безумии своём, вечно занятые, вечно ненасытные и жаждущие впечатлений и ощущений, поток которых не позволяет им даже просто задуматься, вечно пребывающие в поисках удовольствий и наслаждений, не понимают, может быть, лишь иногда мимолетно и по соответствию среды переживания что-то на короткое время почувствуют.

Или каждое понятие являет собой живой результат последовательной сложнейшей и утонченной работы мысли которая выстраивает жизнь внутреннего мира мыслящего индивида по определенным законами роста, изменения, превращения и взаимного перехода понятий, суждений и умозаключений друг в друга через самих себя, и понятие, таким образом, несомненно, являясь собой, является и умозаключением и результатом суждения, причем – подвижным, промежуточным и текущим, или логика это некая особая пара-наука предназначенная для людей с органическими локальными поражениями головного мозга [25] , в которых только и могут вольготно, свободно и независимо друг от друга существовать «основные формы мышления» [26] .

Итак, а теперь настал черед типичного формально-логического определения понятия, с которым нам и нужно внимательно сравнить определение данное Ф.Гегелем:

«Понятие есть форма мысли, отражающая общие, существенные и отличительные признаки чего бы то ни было, что может быть предметом нашей мысли. Понятие может отражать явление, процесс, предмет (как материальный, вещественный, так и идеальный, мнимый воображаемый). Главное для данной формы мысли - отражать общее и в то же время существенное, отличительное, специфическое в этом предмете.

Общими признаками (свойствами) являются те, которые присущи хотя бы нескольким предметам (явлениям, процессам). Признаком будем называть любое свойство предмета, независимо от того, внешнее оно или внутреннее, очевидное или непосредственно не наблюдаемое, общее или отличительное, существенное или несущественное.

Существенным по природе предмета признаком будем считать тот, который отражает внутреннее, коренное свойство предмета, который выступает определяющим для него, выражает внутреннюю закономерную связь его элементов. Это такой признак, изменение или уничтожение которого влечет за собой качественное изменение (уничтожение) самого предмета. Все остальные признаки - несущественные» [27] .

Сравним эти два определения.

Формально первое впечатление такое, что между двумя определениями намного больше двух столетий, причем если рассуждать здраво, то второе определение исторически должно быть первым, конечно же, в силу своей примитивности. Но вот поскольку дело обстоит как раз наоборот, что-то тут явно неспроста и с какой-то целью.

Вот только какой?

Почему никто из логиков не осмысливал и даже не пытался осмысливать определений понятия, которые были даны Ф.Гегелем?

Почему никто из логиков не пытался понять, как из второго определения понятия можно получить, можно прийти к первому, а из определений первого – определение второго?

Можно тысячу раз повторить, не понимая при этом совершенно, что формальная логика есть «частный случай логики диалектической», но вот сколько ни повторяй «халва-халва», а слаще от этого никому не станет.

Горько – может, и ещё как может! Как стало горько, горько и больно в 90-е годы очень многим десяткам миллионов тех, кто оказался ввергнут в болото «общечеловеческих ценностей потребления и демократии». Ввергнут эгоизмом, алчностью и тупостью своих правителей и эгоистической дебильностью своей интеллигенции. Точнее, так называемой «интеллигенции», всех этих «мыслителей-художников», этой бессовестной чести и бесчестной совести народной, этих иуд, обесчестивших себя девяностыми навеки.

Мало, например, просто указать методы определения понятий, которые-де и «позволяют установить общие признаки у предметов, выделив в них существенные и несущественные признаки, создав из выделенных существенных признаков определенное единство», и что «взятые в отношении к достигаемой с посредством их цели» - «к образованию понятий» «эти действия выступают в качестве методов или приёмов образования понятий»:

«А) анализ…;

Б) сравнение…;

В) синтез…;

С) абстрагирование…;

Д) обобщение…» [28] .

Мало просто указать, что «содержание понятия составляют все его элементы, которые могут быть выделены в качестве отдельных понятий. Объем понятия есть все другие понятия, для которых оно служит признаком, главной их частью» [29] .

Ведь содержанием, таким образом, являются формы понятий данной формы понятия, уходящая в бездонную бездну понятия [30] – иерархия бездн форм понятий, которые и составляют «содержание понятия».

Понятие, таким образом, даже при первом беглом знакомстве с ним является фрактальной (бесконечной) структурой.

Понятие потому должно отражать и выражать логику бесконечного и должно является отражением этой логики.

Белые одежды диалектики – этой логики отношения форм бесконечного (всеобщего, абсолютного) готовы для всех.

Познающий субъект, отведав запретный плод в эдемском саду познания, кое-что уже начал понимать, по крайней мере, это понимание проявляется в попытках формальной логики прикрываться фиговым листком явленной формы, который кажется ей самой предметом непрозрачным [31] и видимо по этой причине вполне достойным быть одеянием.

Но вопиющая непристойность мыслительной срамоты «мыслителей», коими безраздельно овладел и продолжает владеть рефлектирующий рассудок, и фактом этого они видимо более чем удовлетворены, говорит о том, что та фиговая логика, являющаяся воплощенной формой такой удовлетворенности, никак не может быть основанием науки о мышлении.

«… вообще представления, на которых до сих пор основывалось понятие логики, отчасти уже сошли со сцены, отчасти им пора полностью исчезнуть, пора, чтобы понимание этой науки исходило из более высокой точки зрения и чтобы она приобрела совершенно измененный вид.

Понятие логики, которого придерживались до сих пор, основано на раз навсегда принятом обыденным сознанием предположении о раздельности содержания познания и его формы, или, иначе сказать, истины, и достоверности. Предполагается, во-первых, что материя познавания существует сама по себе вне мышления как некий готовый мир, что мышление, взятое само по себе, пусто, что оно примыкает к этой материи как некая форма извне, наполняется ею, лишь в ней обретает некоторое содержание и благодаря этому становится реальным познанием.

Во-вторых, эти две составные части (ибо предполагается, что они находятся между собой в отношении составных частей и познание составляется из них механически или в лучшем случае химически) находятся, согласно этому воззрению, в следующей иерархии: объект есть нечто само по себе завершенное, готовое, нисколько не нуждающееся для своей действительности в мышлении, тогда как мышление есть нечто ущербное, которому еще предстоит восполнить себя в некоторой материи, и притом оно должно сделать себя адекватным своей материи в качестве мягкой неопределенной формы. Истина есть соответствие мышления предмету, и для того чтобы создать такое соответствие - ибо само по себе оно не дано как нечто наличное, - мышление должно подчиняться предмету, сообразоваться с ним.

В-третьих, так как различие материи и формы, предмета и мышления не оставляется в указанной туманной неопределенности, а берется более определенно, то каждая из них есть отделенная от другой сфера. Поэтому мышление, воспринимая и формируя материю, не выходит за свои пределы, воспринимание ее и сообразование с ней остается видоизменением его самого, и от этого оно не становится своим иным; а сознающий себя процесс определения уж во всяком случае принадлежит лишь исключительно мышлению. Следовательно, даже в своем отношении к предмету оно не выходит из самого себя, не переходит к предмету; последний остается как вещь в себе просто чем-то потусторонним мышлению.

Эти взгляды на отношение между субъектом и объектом выражают собой те определения, которые составляют природу нашего обыденного сознания, охватывающего лишь явления. Но когда эти предрассудки переносятся в область разума, как будто и в нем имеет место то же самое отношение, как будто это отношение истинно само по себе, они представляют собой заблуждения, опровержением которых, проведенным через все части духовного и природного универсума, служит философия или, вернее, они суть заблуждения, от которых следует освободиться до того, как приступают к философии, так. как они преграждают вход в нее.

В этом отношении прежняя метафизика имела более возвышенное понятие о мышлении, чем то, которое сделалось ходячим в новейшее время. А именно она полагала в основание то, что есть действительно истинное (das wahrhaft Wahre) в вещах, это то, что познается мышлением о них и в них; следовательно, действительно истинны не вещи в своей непосредственности, а лишь вещи, возведенные в форму мышления, вещи как мыслимые. Эта метафизика, стало быть, считала, что мышление и определения мышления не нечто чуждое предметам, а скорее их сущность, иначе говоря, что вещи и мышление о них сами по себе соответствуют друг другу (как и немецкий язык выражает их сродство) что мышление в своих имманентных определениях и истинная природа вещей составляют одно содержание.

Но философией овладел рефлектирующий рассудок. Мы должны точно знать, что означает это выражение, которое часто употребляется просто как эффектное словечко (Schlagwort). Под ним следует вообще понимать абстрагирующий и, стало быть, разделяющий рассудок, который упорствует в своих разделениях. Обращенный против разума, он ведет себя как обыкновенный здравый смысл и отстаивает свой взгляд, согласно которому истина покоится на чувственной реальности, мысли суть только мысли в том смысле, что лишь чувственное восприятие сообщает им содержательность (Gehalt) и реальность, а разум, поскольку он остается сам по себе, порождает лишь химеры16. В этом отречении разума от самого себя утрачивается понятие истины, разум ограничивают познанием только субъективной истины, только явления, только чего-то такого, чему не соответствует природа самой вещи; знание низведено до уровня мнения.

Однако это направление, принятое познанием и представляющееся потерей и шагом назад, имеет более глубокое основание, на котором вообще покоится возведение разума в более высокий дух новейшей философии. А именно основание указанного, ставшего всеобщим, представления следует искать в понимании того, что определения рассудка необходимо сталкиваются с самими собой. - Уже названная нами рефлексия заключается в том, что выходят за пределы конкретно непосредственного и определяют и разделяют его. Но равным образом она должна выходить и за пределы этих своих разделяющих определений, и прежде всего соотносить их. В стадии (auf dem Standpunkte) этого соотнесения выступает наружу их столкновение. Это осуществляемое рефлексией соотнесение само по себе есть дело разума; возвышение над указанными определениями, которое приходит к пониманию их столкновения, есть большой отрицательный шаг к истинному понятию разума. Но это не доведенное до конца понимание приводит к ошибочному взгляду, будто именно разум впадает в противоречие с собой; оно не признает, что противоречие как раз и есть возвышение разума над ограниченностью рассудка и ее устранение. Вместо того чтобы сделать отсюда последний шаг вверх, познание неудовлетворительности рассудочных определений отступает к чувственному существованию, ошибочно полагая, что в нем оно найдет устойчивость и согласие» [32] .

Выделим главное для нас на текущий момент.

«В этом отречении разума от самого себя утрачивается понятие истины, разум ограничивают познанием только субъективной истины, только явления, только чего-то такого, чему не соответствует природа самой вещи; знание низведено до уровня мнения.

Определения рассудка необходимо сталкиваются с самими собой. А определения рассудка это всё, что мыслится человеком.

Это понятия, это суждения, это умозаключения.

Понятие есть замкнутая граница понятийного пространства, которую неосознанно оформляет (оформил) рассудок; т.е. понятие это определенность некоторого выявленного и обозначенного рассуждающим рассудком предела-границы с соответствующим именем, которое собственно и есть понятие как таковое, иными словами понятие это бесконечно тонкая поверхность формы-границы одновременно и объединяющая, и разделяющая собой два объема пространства:

А) пространство понятия, которое определено поверхностью формы-границы как содержательный положительный формальный определенный «внутренний» (закрытый, замкнутый) объем понятийного пространства;

Б) пространство понятия, которое определено поверхностью формы-границы как содержательный отрицательный аформальный определенный «внешний» (открытый, разомкнутый) объем понятийного пространства;

Если существенно забежать вперёд и начать оперировать образами пространства и использовать терминологию топологии и математики: если «А» это некоторое понятие как определенная форма топологического пространства (ТП), то она есть ничто иное предел, к которому стремится бесконечно повторяемый рассудком цикл определения «А» как пошагового позиционирования ТП «А» в ТП «не-А», и являет собой пустое место точек, которые и образуют замкнутую поверхность, являющуюся плоскостью Римана.

Плоскость Римана является неэвклидовой плоскостью, обладающей с позиций т.н. здравого смысла рядом парадоксальных свойств, очень интересных для нас тем, что могут с известной мерой наглядности быть образом-интерпретацией основных положения диалектической логики, например, «тождества противоположностей».

И в качестве своего рода анонса:

«В 1854 Б. Риман (1826-1866) заметил, что из неограниченности пространства еще не следует его бесконечная протяженность. Смысл этого утверждения станет яснее, если представить, что в неограниченной, но конечной вселенной астроном в принципе мог бы увидеть в телескоп, обладающий достаточно высокой разрешающей способностью, свой собственный затылок (если отвлечься от небольшой детали, связанной с тем, что свет, отраженный от затылка, достиг бы глаза астронома через тысячи миллионов лет). В своем доказательстве того, что внешний угол при любой вершине треугольника больше внутреннего угла при любой из двух остальных вершин, Евклид неявно использовал бесконечную длину прямой. Из этой теоремы тотчас же следует теорема о том, что сумма любых двух углов треугольника меньше суммы двух прямых углов. Если отказаться от бесконечной длины прямой, то гипотеза Саккери о тупом угле становиться верной и из нее следует, что сумма углов треугольника больше суммы двух прямых. Такое положение дел было давно известно в сферической тригонометрии, где стороны треугольника являются дугами больших кругов. Риман внес эпохальный вклад, распространив представление о конечном, но неограниченном пространстве с двух на три и большее число измерений [33] .

Эллиптическая плоскость. Ф. Клейн (1849-1925) первым увидел, как избавить сферическую геометрию от одного из ее недостатков - того, что две лежащие в одной плоскости "прямые" (два больших круга на сфере) имеют не одну общую точку, а две (рис. 3,а). Так как для каждой точки существует одна-единственная точка-антипод (диаметрально противоположная точка), а для любой фигуры существует ее дубликат из точек-антиподов, мы можем, ничем не жертвуя, но многое приобретая, абстрактно отождествить обе точки такой пары, объединив их в одну. Таким образом можно изменить смысл термина "точка", условившись впредь называть "одной точкой" пару диаметрально противоположных точек. Иначе говоря, точки так называемой "эллиптической" плоскости представлены на единичной сфере парами точек-антиподов или диаметрами, соединяющими точки-антиподы».

а - на эллиптической плоскости "точка" представлена двумя точками-антиподами на сфере, например, точками P и P'.

б - диаметр, соединяющий северный и южный полюсы сферы, на эллиптической плоскости является "полюсом" экватора».

Такое представление с помощью диаметров и диаметральных плоскостей сферы (при котором диаметр, соединяющий северный и южный полюсы сферы, является "полюсом" экватора), показывает, что все свойства действительной проективной плоскости сохраняются и для эллиптической плоскости [34] .

Субъект начинает познавать мир как членение, анализ, разделение некоторого единого на отдельные области. Понятие в процессе становления – это определяемая область единого ментального пространства, позиционируемая относительно всего формирующегося пространства, которое в свою очередь также определяется.

Объект «А» позиционируется субъектом относительно объектов «А₁», «А₂», «А₃»… А_i. Объектов неопределенно много. Важно понимать, что как целое и единое все они – объекты – являются самим определяющим субъектом. Все они и есть – он, но между каждым объектом и субъектом находится бесконечная бездна, впрочем, бездна – это тоже сам мыслящий.

Объект осмысления ещё не понятие, он нечто формирующееся как понятие, он – становление представления о представлении, т.е. рефлексия представления.

Понятие, таким образом, понятие в гегелевском смысле – это сущность представления, как абсолютно определенного представления, именно в понятии представление находит истинность соответствия себя – себе [35] .

Определенность выделенного субъектом объекта, которому предстоит стать понятием, назовем его предпонятием, довольно условна, его определенность ещё неопределенна, так как координирование как получение относительного положения определяемого нечто осуществляется пока что в качестве самого процесса формирования пространства предпонятий, как определенного и однородного в себе пространства. Такое пространство пока что неоднородно, и в этом смысле нелинейно, эта неоднородность – разнородность и отсутствие непрерывности самого пространства представлений как необходимой основы.

Пространство представлений субъекта более или менее однородно лишь в локальных и как правило обособленных друг от друга областях, в таких, в которых и были сформированы сами представления как некоторые определенные представления. Незначительное, но резкое изменение характеристик среды обитания может привести к самым тяжелым последствиям, адаптационные возможности на уровне представлений достаточно ограничены, гомеостаз субъекта может быть существенно нарушен до такой степени, что привести его вновь в равновесие более будет невозможно.

Понятие оформляется в процессе непрерывного бесконечного ряда итерационного координирования объектов предпонятий относительно друг друга.

Т.е. и сама область самоопределения объекта обретает большую определенность, как, например, компактность, что в свою очередь приведет к изменениям в степени и меры самоопределенности и определенности тех форм предпонятий, относительно которых осуществляется определение определяемой субъектом области, и уточняются относительные координаты этой области относительно других областей.

Удобно понимать и представлять этот процесс в форме некоторой формирующейся пространственной семантической сети, узлы которой и являются самими формируемыми понятиями, разумеется, понимая при этом, что речь, вообще говоря, идёт о многомерном нелинейном пространстве, в котором в общем случае из любой точки пространства можно попасть в любую точку, то есть реализуется принцип форма выражения которого - «всё связано со всем», но его сущность – «всё во всём».

Таким образом, изменение определенности и соответственно содержательности лишь одного предпонятия, приводит к лавинообразной волне изменений во всей предсемантической сети, которую образуют объекты-предпонятия.

Предсемантическая пространственная сеть и является тем общим, тем необходимым основанием относительно которого происходит координирование и определение понятий;

не отдельный узел, не группа или целая область узлов, но все пространство сети целиком является тем постоянно изменяющимся неизменным, той единичной точкой (которая одновременно есть и пространство всеобщности) относительно которой любой узел, любой блок узлов выявляет в себе и через себя – свое истинное содержание и значение, обнаруживает свой истинный смысл.

Этот смысл и есть знание сущностного, то есть духовного предназначения познающего.

Предсемантическая (семантическая) сеть собственно и есть внутреннее пространство субъекта, которая, в общем, и есть сам субъект, осуществляющий построение этого пространства. Точнее будет сказать, семантическая сеть не есть сам субъект, но скорее его форма, которая непрерывно совершенствуется, утончается и, в конце концов, становится … чистым субстанциональным пространством мысли неотличимым в своем образе и подобии от Субстанции Всеобщего Пространства.

Отчетливо представив ритм жизни описанной семантической сети, уже вполне можно догадаться, чем именно являются координирующие и определяющие волны, проходящие по всему её объему.

Итак, формально-обыденное мышление не понимает, по сути элементарного, что любого рода определение, например, «квадратный стол», осуществляемое в отношении некоторого общего, в данном случае исходя из самой определяемой формы – понятия «стол», и является бесконечным отрицанием всего иного, т.е. отрицанием этого общего, и в свою очередь осуществляет себя самого как отрицание отрицания этого общего понятия.

Иными словами, единичное и особенное и есть это общее.

Но самое важное в том, что такое отрицание содержательно бесконечно, и оно является движением рассудка, как бесконечным умозаключающим суждением [36] .

Понимание того, что всякое положительное суждение (понятие), в равной мере является суждением (понятием) отрицательным настежь распахивает закрытые, тайные и до поры запечатанные на семь замков врата истинного понимания.

«Это» есть и положительное и в той же мере отрицательное, являющееся бесконечным отрицанием «абсолютно всего иного, кроме «этого».

То есть: «это», обозначим его «P» и ««абсолютно все иное, кроме «этого»», обозначим его «P'» являют собой два противоположных полюса одной и той вещи (предмета, понятия).

Это – одна точка во внутреннем ментальном пространстве субъекта, который и есть Единое всех Пространств образуемых Живым Фокусом Духа – Пространством Чувствительности, Пространством Ощущения, Пространством Представления и Пространством Понятия (Мысли), и наконец, формирующимся Духовным Пространством [37] .

а - на эллиптической плоскости "точка" представлена двумя точками-антиподами на сфере, например, точками P и P'.

Теперь можно ещё раз вспомнить Спинозу и его гениальное: определение есть отрицание.

Положительное определение не существует и не может существовать без отрицательного и всякое определение отрицательно, то есть является отрицанием, уточним, - отрицанием в гегелевском смысле, не формальным отрицанием.

Неформальность или аформальность отрицания означает его бесконечность, всеобщность.

Итак,

А) дано (определено) некоторое «А» и это «А» есть некоторое единичное (особенное);

Б) положительная определенность «А» одновременно является и отрицательной определенностью, но уже не формальной;

В) эта аформальная определенность есть бесконечное отрицание, которое осуществляется по всему объему содержательности определяемого понятия, т.е. «А» есть «не-А» как бесконечное всё иное, что не есть «А» [38] .

Например, определенное положительное понятие «красный», есть одновременно отрицательное понятие, которое является особым [39] бесконечным множеством иных «не-красных» цветов.

«Красный цвет», таким образом, есть очевидно бесконечно отрицательный «не-красный цвет»;

Или иными словами: у нас есть совершенно невозможное с формальной точки зрения тождество:

«А» = «не-А»,

которое если вспомним:

А) было рождено из одной разновидности суждений;

которые в свое время,

Б) как некоторые полагают, для симметрии своей системы определил И.Кант

и это есть ни что иное, как так называемые

В) «бесконечные суждения».

В своей единичной форме «бесконечное суждение» это абсолютно банальное и бесконечно бессодержательное утверждение вида: «Роза – это не верблюд».

Видимо по причине этой бесконечной бессодержательности такие суждения так и не стали отдельным объектом изучения и особым предметом внимания в обоих логиках, как в «формальной», так и в «диалектической» за более чем двухсотлетнюю историю развития обоих.

Но вот бесконечная бессодержательность бесконечного числа банальностей скрывала уже кое-что очень содержательное, то, что было единым и для формальной и для диалектической логики.

Но…

- формальная логика разделила мышление на формально-несвязанные и формально-независимые формы т.н.: «понятия», «суждения» и «умозаключения» [40] ;

- формальная логика принципиально не желала исследовать содержательность этих форм и в их отношении друг к другу [41] ;

- формальная логика, предельно обособив и тем фактически омертвив указанные формы полагала, и продолжает полагать, что понятие является первичной формой мысли. [42]

Но предмет удивления в отношении самого вопроса «первичности» есть и он в следующих вопросах.

Каким образом понятие стало понятием?

Может ли понятие быть непонимаемым понятием или понятием абстрактным как кантовская вещь-в-себе?

Разве самому простому понятию не должно предшествовать суждение самоопределения, следующее, например, после соответствующего вопроса, «что это?», «это – роза», т.е. - «это есть роза» как понятие определяемое соответствующей совокупностью признаков-форм?

Хотя последовательность форм, следуя простоте количественного характера определяющего признака [43] складывается достаточно отчетливо для ряда: понятие, суждение, умозаключение, но и здесь не все так просто как хочет показать формальная логика. Понятие определяется через суждение, а суждение включает в себя понятия.

Тем самым вопрос о том, что является простейшим, то есть вопрос о первичности «понятия» или «суждения» – начинает приобретать черты общеизвестной и общеизвестно неразрешимой трансцендентальной проблемы первичности «курицы & яйца».

Итак, понятие (в формальном смысле) становится в какой-то мере понятым понятием, то есть понятием осмысленным, лишь тогда, когда оно является результатом собственного умозаключения субъекта, например, «у розы есть лепестки и стебель с шипами и листьями».

Таким образом, если видеть, то вообще говоря, можно легко убедиться в том, что триада формальных категорий: «понятие – суждение – умозаключение» принципиально не может рассматриваться обособленно друг от друга.

Формально-логическое определение как обособление этих понятий влечет их сущностное разрушение [44] , уничтожение именно как живых форм мышления, с потерей их значимости и содержательности, и эти понятия, например не могут рассматриваться в отношении друг друга как первичные и вторичные по той простой причине, что все эти понятия формы гегелевского понятия.

Если взять на себя труд внимательно изучить Книгу Третью «Субъективная логика или учение о понятии» «Науки Логики» Ф.Гегеля [45] , то там можно найти все необходимое для понимания природы понятий, суждений и умозаключений в их взаимосвязи и формах реализации, включая формально-логическую форму.

Не беря на себя задачу более или менее полного изложения этой темы, а она необходима здесь пока что как инструмент, помогающий осмыслить и понять путь превращения формальной логики в аформальную, осветим лишь ряд базовых положений в смысле неограниченно приближающимся к смыслу понятия «тезисно».

Прежде всего, необходимо, разумеется, во-первых, постоянно различать понятие как понятие в гегелевском и «понятие» в формально-логическом смысле, а во-вторых, уметь опять же постоянно видеть одно в другом.

У понятия в гегелевском смысле всегда в качестве необходимого основания выступает всеобщее, то есть любое понятие является понятием всеобщим, является единством бытия и сущности [46] , и «понятие, есть та бесконечная форма, или свободная творческая деятельность, которая для своей реализации не нуждается в находящемся вне ее материале [47] ».

«Для Гегеля понятие не просто категория мысли, а прежде всего — категория бытия, потому что понятие вырастает из бытия. В «Энциклопедической логике» Гегель писал: «Было бы превратно принимать, что сначала предметы образуют содержание наших представлений и что уже затем привходит наша субъективная деятельность, которая посредством операции абстрагирования и соединения того, что обще предметам, образует их понятия. Понятие, наоборот, есть истинно первое, и вещи суть то, что они суть, благодаря деятельности присущего им и открывающегося в них понятия. В нашем религиозном сознании мы это выражаем, говоря, что бог сотворил мир...» ( I , § 163). Это высказывание Гегеля — замечательная иллюстрация к положению Ленина о том, что всякий идеализм в конце концов есть религиозное учение [48] . «Этим мы признаем, — продолжает Гегель, — что мысль или, говоря точнее, понятие есть та бесконечная форма, или свободная творческая деятельность, которая для своей реализации не нуждается в находящемся вне ее материале» (там же).

В понятии, по Гегелю, есть три очень важных момента:

1) момент всеобщности, как свободного равенства с самим собой; 2) момент особенности, определенности, в которой всеобщее остается незамутненно равным самому себе; 3) момент единичности, как рефлексии внутрь себя определенностей всеобщности и особенности (там же) [49] .

По Гегелю, понятие есть не отражение, а нечто самостоятельно живущее, т. е. субъект в широком смысле этого слова. Это — единство, нечто свободное, безусловное, первоначальное, которое все в себе охватывает [50] . Вместе с тем это — производящая конкретная всеобщность, а не произведенная. Всеобщее, понимаемое в его истинном и полном значении, составляет мысль, о которой можно сказать, что нужны были тысячи лет, чтобы привести ее к сознанию людей [51] . Понятие постепенно осознается, пока не переходит к идее. Идея есть последняя стадия логики.

Между подлинно всеобщим и абстрактно общим — громадная разница. Всеобщее понятие имеет как раз не абстрактный, а конкретный характер. Здесь Гегель нащупал подлинно диалектическую категорию [52] . Если всеобщее имеет конкретный характер, то оно нуждается в особенном [53] . В самом деле, всеобщее понятие различает себя и тем самым определяет себя. Таким образом, всеобщее понятие в своей определенности становится понятием особенным, оказывается определенным родом или видом. Частное есть также всеобщее, и вид есть тоже род; возникновение видов должно простираться до такого момента, который далее не допускает новых видовых отличий. Законченность видовых отличий приводят к индивидуализации. Индивидуальное изолированное понятие — это и есть единичное.

Перед нами образец того, как дедуцирует Гегель. Здесь он получает знаменитую триаду, которая сыграла большую роль в развитии как материализма, так и идеализма. Это — всеобщее, особенное и единичное. Маркс и Энгельс употребляют именно эти термины. Когда Ленин в своем фрагменте «К вопросу о диалектике» говорит об общем и отдельном, то под отдельным подразумевается индивидуальное, или единичное. Не следует смешивать особенное и отдельное.

В «Энциклопедии» Гегель писал: «Всеобщность, особенность и единичность, взятые абстрактно, суть то же самое, что и тождество, различие и основание. Но всеобщее есть тождественное с собою, с явно выраженной характеристикой, что в нем, вместе с тем, содержится также и особенное и единичное. Особенное есть различенное, или определенность... Единичное точно так же должно пониматься так, что оно субъект, основа, содержащая внутри себя род и вид, есть само субстанциальное» ( I , § 164).» [54]

Итак, это было спекулятивное понятие.

Для понятия формального все проще, его основание всегда формально и определенно.

Как и откуда появляется суждение, суждение как формально-логическое суждение и каково его отношение к спекулятивному понятию?

Вот, как и откуда:

«Понятие есть, во-первых, формальное понятие, понятие в начале или понятие как непосредственное. - В непосредственном единстве его различие или положенность, во-первых, сама прежде всего проста и есть только видимость, так что моменты различия суть непосредственно тотальность понятия и лишь понятие, как таковое.

Но во-вторых, так как понятие есть абсолютная отрицательность, то оно расщепляет себя и полагает себя как отрицательное или как иное самого себя; и именно потому, что оно вначале непосредственное понятие, это полагание или различение имеет то определение, что моменты становятся безразличными друг к другу и каждый из них - сам по себе; единство понятия есть в этом разделении еще только внешнее соотношение. Как таковое соотношение своих моментов, положенных как самостоятельные и безразличные, понятие есть суждение». [55]

Понятие формальное – это понятие вначале, то есть ещё и не понятие в собственном смысле, скорее предпонятие или видимость понятия, потому что оно пока что суть непосредственное, оно – незавершенная, ограниченная и определенная рефлексия представления.

Но формальная определенность понятия в силу действия закона необходимого основания является одновременно и аформальной неопределенностью. Определенность понятия зиждется на его – понятия абсолютной отрицательности, на том, что всякая определенность есть отрицание, то есть бесконечное отрицание, по причине своего качества не имеющее определенной формы, то есть имеющее неопределенную форму или форму аформальную.

Но такая отрицательность прежде всего расщепляет само понятие, расщепляет так, что моменты понятия, то есть то, чем понятие является, становятся безразличными друг другу и обособленными друг от друга, но это есть лишь внешняя сторона. Здесь мы также видим действие закона необходимого основания; единство понятия опирается на свое-иное как на различие и на различие моментов того, чем такое единство может являться, когда понятие раскрывается, развертывается или поляризуется.

Такое раскрытие понятия, но как внешнее, формальное раскрытие, раскрытие в форме и есть суждение.

Суждение это та или иная форма явления содержательности понятия.

«Рассмотрение суждения может исходить либо из первоначального единства понятия, либо из самостоятельности крайних членов. Суждение есть расщепление понятия самим понятием; это единство есть поэтому то, на основании чего рассматривается суждение в соответствии с его истинной объективностью. Суждение есть в этом смысле первоначальное разделение (Teilung) первоначально единого». [56]

Таким образом, рассмотрение суждения может исходить либо из:

А) первоначального единства понятия,

либо из

Б) самостоятельности и независимости крайних членов суждения.

В первом случае суждение есть расщепление понятия самим понятием.

Суждение есть в этом смысле первоначальное разделение первоначально единого и это есть выражение полной объективности мыслящего субъекта, ибо именно он оставаясь цельным и мыслящим осуществляет разделение и является необходимым основанием такого разделения.

Если же понятие не мыслится, а все ещё является внешним представлением и принимается не в качестве сущности, в которой форма и содержание едины, а как явление и форма, то моменты суждения полагаются самостоятельными и независимыми. Этот субъективный способ видения, в котором субъект и предикат рассматриваются каждый вне другого как нечто само по себе готовое при полном отсутствии связи и порождающего отношения.

Вообще для суждения требуется, чтобы предикат находился к субъекту в отношении определенности понятия, т.е. в отношении «всеобщее – особенное» или «всеобщее – единичное. Не является суждением единичное высказывание о некотором единичном субъекте, в таком случае это только простое предложение.

Например, «моя страна живет» является не суждением, а абстрактным предложением [57] . Такое предложение было бы суждением тогда, когда существовал бы вопрос, действительная ли это жизнь или мнимая, и действительно ли это страна, а не воспаленный сырьевой аппендикс глобальной экономики, и главное действительно ли эта страна населена народом, а не почти превращенным в электоральное быдло потребителями искренне отождествляющими свою «человечность» с набором сообщенных ему на днях «прав человека».

«Если суждение обычно объясняется так, что оно есть соединение двух понятий, то для внешней связки можно, пожалуй, сохранить неопределенное выражение «соединение» и признать, далее, что соединяемые члены по крайней мере должны быть понятиями. Но вообще это объяснение в высшей степени поверхностно, и дело не только в том, что, например, в дизъюнктивном суждении соединено более двух так называемых понятий, а скорее в том, что объяснение значительно лучше, чем то, что подлежит объяснению; ведь то, что [здесь] имеется в виду, вообще не есть понятия и едва ли даже определения понятия, а в сущности говоря лишь определения представления. При рассмотрении понятия вообще и определенного понятия было уже отмечено, что то, чему обычно дается это название, никоим образом не заслуживает названия понятия; а если так, то откуда же в суждении могут взяться понятия? - Главное в указанном объяснении - это то, что оно упускает из виду самое суть суждения, а именно различие его определений, и еще в меньшей степени оно принимает во внимание отношение суждения к понятию». [58]

Понятия формального суждения – это ещё не понятия, а определения представления, та или иная мера определенной рефлексии, но нас интересует именно отношение суждения к понятию, то есть как именно «расщепление понятия самим понятием» - снимается самим понятием.

Итак, всеобщность понятия раскрывается его единичностью и особенностью, а именно единичностью и особенностью суждений.

Что есть «всеобщность» с формально-логической точки зрения?

Общность есть единая в себе множественность. Бесконечная множественность форм проявлений является всеобщностью формы проявления.

Всеобщность, таким образом, как охваченная целое, как единство есть бесконечная множественность.

Бесконечная множественность соотнесенная с собой так, что её отрицательность по отношению к себе определяет её – её же мерой определенности, есть определенность формы, которую принимает бесконечная множественность всеобщего. Градации этой меры хорошо известны – это всеобщее, особенное, единичное.

Таким образом, единичное или особенное суждение есть момент всеобщности понятия, расщеплением которого оно является в силу всеобщей отрицательности всеобщего.

Некоторая определенность понятия как всеобщего, т.е. определенность понятия самим понятием – а это и есть суждение, но определенность эта в силу выявления границы в бесконечном как его отношением к себе самому в себе самом (всеобщем), тоже не может быть простым определенным, как конечным формальным определенным.

Определенность единичности, любая определенность и любое определение единичного, таким образом, – всеобщи (бесконечны), отношение всеобщего (бесконечного) к себе самому – бесконечно, но именно по этой причине в силу закона необходимого основания эта новорожденная бесконечность конечна и определенна, и она и есть единичное или особенное суждение: «То, что налично, из своего внутри-себя-бытия вступает во всеобщую стихию связи и отношений, в отрицательные отношения и перемены действительности, а это есть продолжение единичного в других [единичных] и потому всеобщность». [59]

И прежде чем привести ряд цитат из «Учения о понятии» очень существенный момент в отношении правильного осмысления и понимания бесконечного, понимаемого именно как понятие: «бесконечное в них есть не пустая абстракция от конечного, не лишенная содержания и определений всеобщность, а наполненная [ими] всеобщность - понятие, которое определено и имеет в самом себе свою определенность таким истинным образом, что оно различает себя внутри себя и дано как единство этих своих рассудочных и определенных различий».

«Акт умозаключения (Das Schlie»3en) издавна приписывается разуму; но с другой стороны, о разуме самом по себе и о его основоположениях и законах говорится так, что не видно, как связаны между собой тот разум, который умозаключает, и этот разум - источник законов и прочих вечных истин и абсолютных мыслей. Если полагать, что первый есть лишь формальный разум, а второй порождает содержание, то, согласно этому различению, второму разуму не может недоставать как раз формы разума, умозаключения [60] . Тем не менее их обычно так отделяют друг от друга и при разговоре об этом не упоминают о другом, что кажется, будто разум абсолютных мыслей стыдится разума умозаключения и что умозаключение называют также деятельностью разума чуть ли не по традиции. Но как только что было отмечено, совершенно очевидно, что логический разум, если его рассматривать как формальный, должен быть по существу обнаружен и в разуме, имеющем дело с тем или иным содержанием; более того, всякое содержание может быть разумным лишь через разумную форму. [Здесь] нельзя обратиться к весьма обыденной болтовне о разуме, потому что она воздерживается от объяснения что же следует понимать под разумом; это притязающее на разумность познание большей частью так занято своими предметами, что забывает познать самый разум и различает и обозначает его лишь посредством имеющихся у него предметов. Если разум есть, как утверждают, познание, содержащее знание о Боге, свободе, праве, долге, о бесконечном, безусловном, сверхчувственном, или же познание, позволяющее хотя бы представлять и чувствовать их, то [следует сказать, что], с одной стороны, они лишь отрицательные предметы, а с другой - вообще остается [нерешенным] первый вопрос: что же во всех этих предметах имеется такого, в силу чего они относятся к сфере разума? - А это то, что бесконечное в них есть не пустая абстракция от конечного, не лишенная содержания и определений всеобщность, а наполненная [ими] всеобщность - понятие, которое определено и имеет в самом себе свою определенность таким истинным образом, что оно различает себя внутри себя и дано как единство этих своих рассудочных и определенных различий. Лишь таким путем разум возвышается над конечным, обусловленным, чувственным или как бы его ни определяли иначе, и в этой отрицательности он по существу своему содержателен, ибо он единство как единство определенных крайних членов; но как такое единство разумное есть лишь умозаключение» [61] .

«Акт суждения (das Urteilen) есть поэтому другая функция, чем постижение в понятии (das Begreifen) или, вернее, другая функция понятия, поскольку он есть акт определения (das Bestimmen) понятия самим собой, и дальнейший переход суждения к разным видам суждения есть это дальнейшее определение понятия. Какие имеются определенные понятия и каким образом эти его определения вытекают с необходимостью - это должно обнаружиться в суждении.

Поэтому суждение может быть названо ближайшей реализацией понятия, поскольку реальность вообще означает вступление в наличное бытие как в определенное бытие». [62]

«…как такой, субъект есть понятие внутри самого себя, которое становится различенным и определенным лишь в предикате; предикат, стало быть, составляет сторону наличного бытия субъекта. Благодаря этой определенной всеобщности субъект находится в соотношении с внешним, открыт для воздействия других вещей и в силу этого вступает в действие, направленное на них. То, что налично, из своего внутри-себя-бытия вступает во всеобщую стихию связи и отношений, в отрицательные отношения и перемены действительности, а это есть продолжение единичного в других [единичных] и потому всеобщность». [63]

Обратим внимание на отношение единичного и всеобщего, которое есть единое отношение взаимного порождения и единства выявляемого, раскрываемого суждением; это отношение «одного – в другом», отношение выявляемое законом необходимого основания, которым одна противоположность единства является основанием другой, и таким образом обе противоположности являются бесконечным континуальным основанием друг друга друг в друге:

«Поэтому исходят из единичного как первого, непосредственного и возводят его через суждение во всеобщность, равно как и наоборот - всеобщее, сущее лишь в себе, нисходит в единичном до наличного бытия или становится чем-то для-себя-сущим.

Это значение суждения следует принять за его объективный смысл и притом как истинное значение ранее рассмотренных форм перехода. Сущее становится и изменяется, конечное исчезает в бесконечном; существующее возникает из своего основания, вступает в явление и погружается в основание; акциденция обнаруживает богатство субстанции, равно как и ее мощь; в бытии необходимое отношение выявляет себя через переход в другое, в сущности - через отражение в чем-то ином. Этот переход и это отражение перешли теперь в первоначальное разделение понятия, возвращающего единичное во в-себе-бытие своей всеобщности, тем самым определяющего всеобщее и как действительное. То и другое - полагание единичности в ее рефлексию-в-себя и полагание всеобщего как определенного - это одно и то же.

Но это объективное значение подразумевает и то, что указанные различия, вновь выступая в определенности понятия, в то же время положены лишь как являющиеся, т. е. что они не неподвижное, а присущи как одному определению понятия, так и другому. Поэтому следует принять субъект и за в-себе-бытие, а предикат, напротив, за наличное бытие. Субъект без предиката - это то же, что в явлении вещь без свойств, вещь-в-себе, - пустое неопределенное основание; как такой, субъект есть понятие внутри самого себя, которое становится различенным и определенным лишь в предикате; предикат, стало быть, составляет сторону наличного бытия субъекта. Благодаря этой определенной всеобщности субъект находится в соотношении с внешним, открыт для воздействия других вещей и в силу этого вступает в действие, направленное на них. То, что налично, из своего внутри-себя-бытия вступает во всеобщую стихию связи и отношений, в отрицательные отношения и перемены действительности, а это есть продолжение единичного в других [единичных ] и потому всеобщность.

Только что указанное тождество, состоящее в том, что определение субъекта в одинаковой мере присуще и предикату, и наоборот, имеет место, однако, не только в наших рассуждениях;

оно не только имеется а себе, но и положено в суждении; ведь суждение есть соотношение обоих; связка выражает собой то, что субъект есть предикат. […]

Если до этого тождество субъекта и предиката рассматривалось так, что, с одной, стороны, первому присуще одно определение понятия, а второму - другое, с другой же - наоборот, то это тождество тем самым все еще лишь в-себе-сущее тождество; ввиду самостоятельной разности этих двух сторон суждения их положенное соотношение также имеет указанные две стороны, прежде всего как разные. Но истинное соотношение субъекта с предикатом образуется, собственно говоря, свободным от различия тождеством. Определение понятия само есть по существу своему соотношение, ибо оно нечто всеобщее; следовательно, теми же определениями, которыми обладают субъект и предикат, обладает также и само их соотношение. Оно всеобще, так как оно положительное тождество обоих, субъекта и предиката; но оно также и определенное, так как определенность предиката есть определенность субъекта; оно, далее, есть также единичное, ибо самостоятельные крайние члены сняты в нем как в своем отрицательном единстве. - Но в суждении это тождество еще не положено; связка дана как еще неопределенное отношение бытия вообще; А есть В; ибо самостоятельность определенностей понятия или крайних членов - вот в суждении та реальность, которую имеет в нем понятие. Если бы связка «есть» была уже положена как указанное определенное и наполненное единство субъекта и предиката, как его понятие, то суждение было бы уже умозаключением.

Восстановление или, вернее, полагание этого тождества понятия есть цель движения суждения. Что уже имеется налицо в суждении - это, с одной стороны, самостоятельность, но в то же время и определенность субъекта и предиката по отношению друг к другу, с другой - их тем не менее абстрактное соотношение. Субъект есть предикат - вот это-то и высказывается в суждении; но так как предикат не должен быть тем, что есть субъект, то налицо противоречие, которое должно быть разрешено, должно перейти в некий результат. Но вернее будет сказать, что так как в себе и для себя субъект и предикат составляют тотальность понятия, а суждение есть реальность понятия, то дальнейшее движение суждения есть лишь развитие, в нем уже имеется то, что в нем проступает, и доказательство (Demonstration) есть поэтому лишь показывание (Monstration), рефлексия как полагание того, что в крайних членах суждения уже имеется налицо; но и само это полагание уже имеется налицо; оно соотношение крайних членов.

Суждение, каково оно непосредственно, есть, во-первых, суждение наличного бытия; его субъект есть непосредственно абстрактное, сущее единичное, а предикат - его непосредственная определенность или свойство, нечто абстрактно всеобщее.

Так как это качественное в субъекте и предикате снимает себя, то определение одного прежде всего имеет видимость (scheint) в другом; в этом случае суждение есть, во-вторых, суждение рефлексии.

Но это скорее внешнее совпадение переходит в существенное тождество субстанциальной, необходимой связи; в этом случае суждение есть, в-третьих, суждение необходимости.

В-четвертых, так как в этом существенном тождестве различие между субъектом и предикатом стало формой, то суждение становится субъективным; оно содержит противоположность понятия и его реальности и их сравнение; оно суждение понятия.

Это проступание (Hervortreten) понятия обосновывает переход суждения в умозаключение» [64] .

Итак, основные мысли:

1. Суждение является расщеплением понятия – понятием.

2. Суждение это определенная форма явления содержательности понятия.

3. Источник и причина осуществления суждения – движение отрицательности самого понятия, которое есть движение суждения.

4. Но движение суждения как форма движения абсолютной отрицательности, утверждая разделение единого (понятия), этим же движением утверждает его как единство и потому целью движения суждения является утверждение полагания тождества форм расщепленного на субъект и предикат понятия. [65]

Иначе и традиционней говоря:

Суждение это:

А. Суждение наличного бытия («субъект есть непосредственно абстрактное, сущее единичное, а предикат - его непосредственная определенность или свойство, нечто абстрактно всеобщее»);

Б. Суждение рефлексии («качественное в субъекте и предикате снимает себя, то определение одного прежде всего имеет видимость (scheint) в другом», движение перехода одного в другое есть рефлексия);

В. Суждение необходимости (внешнее совпадение субъекта и предиката «переходит в существенное тождество субстанциальной, необходимой связи»);

Г. Суждение понятия (в существенном тождестве различия между субъектом и предикатом в суждении становится формой, тем самым суждение теряет цельность и становится субъективным; теперь суждение содержит противоположность понятия и его реальности и их сравнение; суждение стало суждением понятия.

Теперь нам остаётся подытожить все словами Ф.Гегеля: «это проступание понятия обосновывает переход суждения в умозаключение» и далее привести определение умозаключения именно как формы становящегося понятия, понятия на восходящей дуге, дуге синтеза:

«Умозаключение оказалось восстановлением понятия в суждении и, стало быть, единством и истиной обоих. Понятие, как таковое, удерживает свои моменты снятыми в единстве; в суждении это единство есть нечто внутреннее или, что то же самое, нечто внешнее, и моменты, хотя и соотнесены, но положены как самостоятельные крайние члены. В умозаключении определения понятия положены как крайние члены суждения, а вместе с тем положено их определенное единство.

Умозаключение есть, таким образом, полностью положенное понятие; оно поэтому относится к сфере разума (das Verniinftige). - Рассудок считают способностью обладать определенным понятием, которое фиксируется для себя абстракцией и формой всеобщности. В разуме же определенные понятия положены в своей тотальности и единстве. Поэтому не только умозаключение разумно, но все разумное есть умозаключение» [66] .

Но завершим исследование предметной области с выходом на наглядную демонстрацию проступания аформального в формальном мы несколько иначе:

«По Гегелю, понятие не есть нечто в себе замкнутое и неподвижное; понятие есть процесс раскрытия самого себя. […]

Суждение Гегель называет «ближайшей реализацией понятия, поскольку слово «реальность» вообще обозначает вступление в наличное бытие, как в определенное бытие ( VI , стр. 58). […]

В «Энциклопедической логике» Гегель прежде всего выявляет коренной недостаток формальной логики. С его точки зрения, нельзя рассматривать суждение как соединение частей, ибо соединяемое можно мыслить существующим и без этих связей. На самом деле связи, которыми оперирует суждение, имеют вполне предметный смысл. Когда мы говорим «эта роза красная» или «эта картина красивая», то это вовсе не мы делаем розу красной или картину красивой. Эти определения относятся к самим предметам ( I , § 166).

Другим недостатком формальной логики, по мнению Гегеля, является то обстоятельство, что суждение в ней понимается как нечто случайное, между тем к суждению имеется определенный переход от понятия. Понятие, по Гегелю, не есть нечто косное, оно, как бесконечная форма, процессуально, деятельно, есть живое средоточие (punctum saliens) всяческой жизни и носитель своих отличий в самом себе. Тут и вступает в свои права суждение, как саморазличие понятий; хотя эти различия заключены в самом понятии, но они еще в нем не положены. Это полагание есть превращение понятия в суждение. Так зародыш растения включает в себя свои отличительные части в виде корня, ветвей, листьев и т. п. Но все это выявляется лишь тогда, когда семя произрастает. Это произрастание, это раскрытие можно рассматривать в качестве своего рода «суждения растения». […]

По Гегелю, следует строго отличать суждения от предложений. Уже было указано, что любое понятие в сущности есть некое общее образование, общее понятие. Насилуя природу суждений, Гегель признает в формально-логическом смысле лишь общие суждения или такие суждения, где предикат есть некое общее понятие [67] .

Прежде всего, приказания совсем не являются суждениями. Об этом учил еще Аристотель. Гегель еще более сужает область суждений, отказывая многим высказываниям в праве называться суждениями, хотя они и обладают признаком истинности; суждения, по Гегелю, должны носить общий характер, иначе они не будут проявлениями мысли в точном смысле. Вот соответствующее место из Гегеля: «...хотя предложение и имеет субъект и предикат в грамматическом смысле, это еще не значит, что оно обязательно есть суждение. Для суждения требуется, чтобы предикат относился к субъекту по типу отношения определений понятия, следовательно, как некоторое всеобщее к некоторому особенному или единичному. Если то, что высказывается о единичном субъекте, само есть лишь нечто единичное, то это — простое предложение» (VI , стр. 61).

Следовательно, мы можем иметь субъект и предикат и тем не менее суждения может не быть. […]

Поясним эту мысль Гегеля. Если я имею суждение « S есть Р», причем S есть нечто единичное и Р — нечто единичное, то, по Гегелю, здесь имеется предложение, а суждения еще нет. Другое дело, если моя мысль скользит в силу сомнения и недостаточности данных по ряду лет: этот человек родился тогда-то или умер тогда-то, причем эти даты сопоставляются между собой — Р1 , Р2 , Р3 — и в результате этого сопоставления оказывается, что подлинным предикатом является Р2 , то это значит, что Р2 выделено из других Р, скажем Р1 , Р3 ; таким образом, мысль скользнула по всей области Р, т. е. предикат выявился в результате какого-то обобщения.

Это, конечно, такое сужение сферы суждений, с которым нельзя согласиться. Тем не менее подобное соображение, основанное на том, что если суждение есть понятие, то это мысль, а мысль есть нечто обобщенное, конечно, сохраняет свою ценность и силу [68] .

Переходим теперь к знаменитой классификации суждений Гегеля, о которой в «Диалектике природы» Энгельс пишет: «Какой сухостью ни веет здесь от этого и какой произвольной ни кажется на первый взгляд эта классификация суждений в тех или иных пунктах, тем не менее внутренняя истинность и необходимость этой группировки станет ясной всякому, кто проштудирует гениальное развертывание этой темы в «Большой логике» Гегеля».

Гегель намечает четыре группы суждений: 1) суждения наличного бытия; 2) суждения рефлексии; 3) суждения необходимости; 4) суждения понятия. В этой группировке Гегель идет путем градации от простого к сложному, от поверхностного к более глубокому, от являющегося к сущности.

Самое простое суждение — суждение наличного бытия, или суждение качества. Сюда, по Гегелю, относятся суждения утвердительное, отрицательное и бесконечное.

Пусть это отчасти идеалистическое выведение, но Гегель берет суждение в движении. Он берет типы и формы суждений, противопоставляя их, извлекая одну форму из другой и выделяя переход от одного к другому.

Чтобы выявить, что «роза красна», «стена бела», необходимо минимальное — достаточно восприятия чувственных качеств.

Возьмем утвердительное суждение « Е=В» (единичное есть всеобщее) — «роза красна». Это есть утверждение. Но ведь и другие вещи, кроме розы, бывают красные. Чтобы вещи не смешивались, субъект подлежит более точному определению. Для этого ряд предикатов должен быть исключен. Это может быть осуществлено только путем отрицательного суждения: единичная вещь не есть тот или иной вид (Е не=О). Ведь единичное в конце концов «равно только самому себе, т. е. Е=Е; поэтому должно быть исключено все то, что не есть Е ( Е= не В), а это уже есть бесконечное суждение. Таким образом, здесь мы имеем утверждение, отрицание и бесконечность.» [69]

Напомним о том, что уже пройдено, но что мы сейчас будем выводить утверждая особой формальной процедурой:

«Теперь можно ещё раз вспомнить Спинозу и его гениальное: определение есть отрицание.

Неформальность или аформальность отрицания означает его бесконечность, всеобщность.

Итак,

А) дано (определено) некоторое «А» и это «А» есть некоторое единичное (особенное);

Б) положительная определенность «А» одновременно является и отрицательной определенностью, но не формальной;

Например, определенное положительное понятие «красный», есть одновременно отрицательное понятие, которое является особым бесконечным множеством иных «не-красных» цветов.

«Красный цвет», таким образом, есть бесконечно отрицательный «не-красный цвет», иначе говоря, у нас есть совершенно невозможное с формальной точки зрения тождество «А» = «не-А»,

которое если вспомним:

А) было рождено из одной разновидности суждений;

которые в свое время,

Б) как некоторые полагают, для симметрии своей системы определил И.Кант

и это есть ни что иное как так называемые

В) «бесконечные суждения».»

«Отрицательно-бесконечное суждение, в котором между субъектом и предикатом уже нет более никакого отношения, обыкновенно приводится в формальной логике лишь как бессмысленный курьез. Однако на самом деле мы должны рассматривать это бесконечное суждение не только как случайную форму субъективного мышления; оно оказывается, наоборот, ближайшим диалектическим результатом предшествующих непосредственных суждений (положительного и просто-отрицательного суждений), конечность и неистинность которых в нем явно выступают наружу. […] Здесь дело обстоит так же как в отрицательном суждении: «Этот цветок не красен», которым отрицается в цветке только этот особенный цвет, а не цвет вообще, ибо цветок может быть еще голубым, желтым и т. д.» [70]

«Мышление прежней метафизики было конечным мышлением, ибо она двигалась в таких определениях мышления, предел которых признавался ею чем-то незыблемым, не могущим в свою очередь подвергнуться отрицанию» [71] .

Диалектическое мышление, как мы уже знаем, непрерывно преодолевает границы самого себя, отрицая предыдущее отрицание и являя собой бесконечную отрицательность, которая в частности и явлена соотношением, которое не приемлет формальная логика:

«А» тождественно понятию «Не-А»;

Но что же здесь невозможного с той же формально-логической точки зрения?!

Вот он наш «страшный диалектический МОНСТР» – знакомимся.

Итак, тождество есть, оно истинное, потому что оно диалектическое, и оно говорит лишь то, что:

1. Красный – это не зеленый;

2. Красный – это не фиолетовый;

3. Красный – это не коричневый;

4. Красный – это не бардовый;

5. Красный – это не салатный;

…………………………………………………..

i. Красный – это не бежевый;

…………………………………………………..

n-1. Красный – это не серо-буро-малиновый

…………………………………………………..

Устремляя N в бесконечность: N → (∞) и одновременно охватывая эту бесконечность [72] , мы действием такого рода превращаем её в определенную бесконечность, которая и есть определенный предел [73] , как граница – безграничного, как бесконечная отрицательность по всему объему содержания понятия «не-красный цвет» - самого этого понятия.

Иными словами: бесконечная отрицательная рефлексия понятия «не-красный цвет», - которая собственно и есть само понятие, осуществляется последовательным и бесконечным исчерпыванием всех единичных форм, которые оно отрицает, и в этом своём бесконечном отрицании снимает их, но уже как нечто целое, и тем самым в сути своей уже общее, и делает это общее своим содержанием, само становясь формой этого содержания.

Итак, некоторое понятие как форма есть текущая форма единства единичного (особенного) и особенного (общего), и это единство, рефлексивно-взаимно опираясь друг на друга, на свое необходимое основание текущего бесконечного различия, бесконечностью этого своего различия – снимает это различие и образует единство, которое и есть единство данного понятия, понятия как непрерывного осуществляющегося итога себя, как определенной формы самодвижения всеобщего.

Таким образом, понятие «А» – это движение [74] бесконечной отрицательной рефлексии понятия, которая своим движением осуществляет отрицание всех своих бесконечных единичных форм, этим снимает их как единое, как общее, и этим делает это общее своим содержанием, само становясь формой этого содержания.

Есть понятие «красный цвет».

Есть и общее для понятия «красный цвет» - это понятие «цвет».

Трудно отрицать, что вся бесконечная совокупность единичных не-красных цветов, этот бездонный «не-красный океан», эта цветовая «не-красная вселенная», будучи дополненной ничтожнейшей каплей нашего положительного определяемого цвета – «красным цветом» становится целым и становится ничем иным как просто «цветом», цветом как общим, понятием, которое охватывает собой все свои бесконечные единичные и особенные цветовые реализации.

Но такие «не-красные» и далее: «не-синие», «не-зеленые, «не-желтые и т.д. океаны не находятся где-то отдельно и вне самого «красного цвета», и соответственно – «синего», «зеленого», «желтого»…

Поверхность например, «не-красного бездонного океана» – красного цвета, поверхность «не-зеленого» - зеленого, поверхность океана «не-желтого» именно желтого цвета.

Само понятие своей формой, являющейся своим-иным содержания, которое бесконечно, снимает (свертывает) бесконечность объема до определенного объема, т.е. внутри самого понятия «некоторый цвет» находится его противоположность, его необходимое основание – «бесконечность совокупности всех форм «не-некоторый цвет».

Таким образом «красный цвет» и цвет, определяемый как результат бесконечного отрицания, предела бесконечного суждение определяемого определенным цветом являются одним и тем же цветом, то есть одним и тем же понятием.

Обратим внимание на очень интересную и важную параллель:

«К моменту создания «П. [75] » идея эйдоса как таковая была уже выдвинута Платоном (диалог «Федон» и др.), заложив основу философского идеализма в его классическом понимании (см. Идеализм). В контексте «П.» данная идея существенно обогащается трактовкой эйдоса в качестве предела (в математическом смысле этого слова) бытия вещи, — и последнее понимается в данном случае именно как процессуальное стремление к эйдосу [76] . Кроме того, «П.» может быть рассмотрен как первый историко-философский прецедент полноты и корректности постановки вопроса о соотношении общего и отдельного, без которого не были бы возможны такие феномены европейской историко-философской традиции, как диалектика Гегеля и диалог номотетической и идиографической парадигм в философии истории. ПИРРОН (ок. 360—280 до н.э.) — древнегреческий философ из Элиды (Пелопоннес)» [77] .

Кроме того, весьма уместно вспомнить вновь прагматика Чарльза Пирса и его видение того, что такое истина, которое неизбежно и законно выводит нас на радугу уже знакомых нам имён и ведущей идеей некоей очень значимой связи понятий «истина», «необходимое основание» с понятием «математического предела» и «бесконечно малой»:

«В классическом прагматизме Ч.С.Пирса и его последователей носителем истины признается идея — термин, свободно используемый этими философами для обозначения мнений, полаганий, утверждений и тому подобных сущностей (когда Пирс ставит вопрос о носителях истины явно, он признает ими пропозиции[32]; в остальных случаях это полагания и т.п.) — прежде всего ментальных, хотя не только. Таким образом, в прагматической теории истины изначально присутствует допущение об интенсиональной эквивалентности.

Идея здесь — инструмент со специфической функцией; истинная идея — та, которая выполняет свою функцию, которая работает; ложная идея — та, которая этого не делает.

Универсальность истины состоит именно в ее универсальной достижимости:

«Дайте любому человеку достаточно информации и возможность достаточно размышлять над любым вопросом, и результатом будет то, что он достигнет некоторого определенного заключения — того же самого, которого достигнет любое другое сознание».[33][…].

Если бы истина была только тем, с чем имеют тенденцию соглашаться различные люди, то само по себе это подразумевало бы только то, что либо все достигают одного и того же правильного заключения, либо они все достигают одного и того же неправильного заключения. Прагматистское же требование состоит в том, что общее заключение, достигнутое всеми — это всегда истинное заключение:

«В конечном счете человеческое мнение универсально стремится к ... истине... На каждый вопрос есть истинный ответ, окончательное заключение, к которому постоянно стремится мнение каждого человека».[36]

Фактически мы имеем здесь дело с хорошо знакомым по марксистской теории познания представлением о постепенном приближении относительной истины к абсолютной (которым в данном случае и прагматизм, и марксизм обязаны, как представляется, неокантианству [37] — хотя в рамках марксизма это представление разрабатывалось в рамках концепции объективной, т.е. корреспондентной истины; как мы увидим дальше, к этому приходит и прагматизм). Мы постепенно, путем уточнения наших представлений, применяя логику и научные методы, приближаемся к абсолютной истине — "окончательному заключению", которое истинно по определению:

«[…] Истина — это соответствие абстрактного утверждения с идеальным пределом, к которому бесконечное исследование стремилось бы привести научное полагание; таким соответствием абстрактное утверждение может располагать на основании признания его погрешности и односторонности, и это признание — необходимый компонент истины[38]».

[Примечания приводимого источника:]

[32] - См.: Peirce C.S., 5.53, 5.565. Цитаты по изданию: Collected Papers of Charles Sanders Peirce. Vols. 1-8. Cambridge MA, 1931-1958.

[33] Peirce C.S., 7.319.

[36] Peirce C.S., 8.12.

[37] Возможно, и Пирс, и плехановцы были равно привлечены сциентистской окраской гносеологии Когена, где идея бесконечного приближения к истине подчеркнуто параллельна математической теории бесконечно малых чисел и, таким образом, восходит далее к Ньютону и Лейбницу» [78] .

Итак, человеческое познание не только просто устремлено к некоторому пределу (пределам), но в своём устремлении вынуждено и призвано достигать и преодолевать этот предел (пределы), охватывая его (их) вновь и вновь, в бесконечных и потому кажущихся недостижимыми и невозможными (с точки зрения формальной логики) прыжках мысли.

В свою очередь необходимой причиной этого является то, что само понятие [79] человек своим содержанием, своим необходимым основанием имеет свою противоположность, которая очевидно формально-логические есть «не-человек», т.е. «абсолютно всё иное, что не есть понятие человек».

Что же это всё?

«Всеобщее», «Бог», «Абсолют», «Всеобщий Дух» - это общее (всеобщее) единичного, которые в единстве и являются всеобщностью, которая проявляется через человека, и свернута в нём, как его глубочайшая сущность.

Есть ли, существует ли это всеобщее, это называемое «Богом»?

Нелепейший с точки зрения Логики вопрос, а разве сам человек не существует?

Человек как форма – некий «человечный-цвет-Всеобщего» существует потому, что существует Всеобщее свернутое в человеке, являющееся его сущностью и разворачиваемое в мир человеческой активностью.

Где же он этот «Бог», которого как всем известно «никто никогда не видел»? Формальная логика, конечно безраздельно господствуя в головах недоумков, включая и недоумков т.н. «верующих», не позволяет им увидеть этого всеобщего даже в упор уставившись в зеркало [80] .

В силу чрезвычайной важности предмета повторяем, приводим ещё раз то, что не только выглядит полной логической катастрофой существующей формы современной формальной логики [81] , но и является ею на деле:

1. Красный – это не зеленый;

2. Красный – это не фиолетовый;

3. Красный – это не коричневый;

4. Красный – это не бардовый;

5. Красный – это не салатный;

…………………………………………………..

ii. Красный – это не бежевый;

…………………………………………………..

n-1. Красный – это не серо-буро-малиновый

…………………………………………………..

Устремляя N в бесконечность: N → (∞) и одновременно охватывая эту бесконечность [82] , мы такого рода действием превращаем её в определенную бесконечность, которая и есть определенный процедурой предел [83] , как граница – безграничного, как бесконечная отрицательность по всему объему содержания понятия «не-красный цвет» – самого этого понятия.

Иными словами: бесконечная отрицательная рефлексия понятия «не-красный цвет», которая собственно и есть само понятие, осуществляется последовательным и бесконечным предельным исчерпыванием всех единичных форм, которые оно отрицает, и в этом своём бесконечном предельно-определенном отрицании снимает их, но уже как нечто целое, и тем самым в сути своей уже общее, и делает это общее своим содержанием, само становясь формой этого содержания.

Таким образом, понятие «А» – это движение [84] бесконечной отрицательной рефлексии понятия, которая своим движением осуществляет отрицание всех своих бесконечных единичных форм, этим снимает их как единое, как общее, и этим делает это общее своим содержанием, само становясь формой этого содержания.

Приведенная вполне обоснованная и имеющая как можно убедиться, глубочайшие философские корни формальная процедура преодоления границ формальной логики и является тем, что можно назвать «формально-логической катастрофой».

Повторяем ещё раз: не самой логики как дисциплины [85] , конечно, это фактическая, формальная, логическая и логичная катастрофа всех, кто не в состоянии мыслить, но имеет наглость заявлять, что учит «умению мыслить» других;

это катастрофа представленной далее и ничтожной части всех тех дармоедов на философской ниве, которых можно и нужно обвинить вовсе не в незнании диалектической логики [86] , а в незнании и непонимании логики формальной!

Их можно и нужно обвинять в непонимании и незнании природы понятия, в незнании и непонимании природы суждения, в незнающем непонимании природы умозаключения, их необходимо обвинять в полном непонимании того, что эти формально-логические категории являются едиными и не могут рассматриваться друг без друга, если речь идёт о формах мышления, что они –единое движение разума, единая целостная форма существования мысли, которую бессмысленно отрывать друг от друга, и рассматривать их далее обособленно и несвязанно, ибо, будучи вырванными из единства друг друга они лишаются общего, общей для всех трех жизни мысли и умирают, уничтожаются как формы мышления.

Но разве наука логика может быть наукой мертвой мысли?

Итак, вот те немногие из очень многих, кто заслужили то, что заслужили принеся в мир ложь с неправдой, эти убийцы живой мысли; они взялись за оружие и посмели биться с Истиной, и наверное полагали, что сумели её одолеть.

Напрасно, хлопотно это очень – дело уж больно неправедное, не говоря о том, что сверхъестественно глупое:

Свинцов В.И.: «То, что в течение длительного времени именовалось диалектической логикой, всегда отличалось крайне неопределенными представлениями о собственном содержании и предмете» [87]

Зинченко В.П.: «Лукавство так называемой диалектической логики, развивавшейся в контексте теории познания, состояло в том, что она третировала формальную логику, а вместе с ней и рассудочное мышление в целом» [88] .

Смирнов В.А.: «Все попытки создать принципиально новую логику оказались иллюзорными. Такая попытка была предпринята Гегелем. Сторонники К. Маркса (хотя сам Маркс не использовал термин «диалектическая логика») постулировали существование особой диалектической логики, в противовес логике формальной» [89]

Джахая Л.Г.: «В дальнейшем изложении я, постараюсь, «следуя бакрадзевской линии, доказать, что под названием «диалектическая логика» никакая научная дисциплина, тем более логика, не кроется» [90]

Бакрадзе К.С.: «Не существует двух наук о формах и законах правильного мышления; существует одна наука - и эта наука логика или формальная логика... Диалектическая логика это не учение о формах и законах правильного последовательного мышления, а общая методология познания» [91]

Уемов А.И.: «Только одна наука — логика стремится познать формы мышления во всей их полноте. Все то, что есть в мышлении, интересует логиков, которые исследуют это под своим углом зрения. А именно — в плане структуры мысли и условий, при которых эти мысли приводят вас к истине. Этим логика отличается от психологии, которая занимается исследованием реального процесса мышления независимо от того, познаем мы при этом истину или нет.

Логика может решать свои задачи, лишь изучая формы мышления, отвлекаясь от его конкретного содержания, являющегося предметом изучения других, конкретных, наук, таких как физика, химия, история, география, языкознание и т. д. В этом смысле логика является формальной наукой. Термин “формальная логика” является плеоназмом, таким как “масляное масло”. Всякая логика формальна; если она претендует на то, чтобы не быть формальной, то она и не логика. Так, не является логикой так называемая “диалектическая логика” уже упомянутого немецкого философа Гегеля и его последователей» [92] .

ИТАК… как-то даже невольно хочется спросить…:

Так «А», господа, тождественно «не-А», или все-таки не тождественно? Разумеется, чисто с формально-логической точки зрения?

А если «да», то (с формально-логической точки зрения) существует или не существует диалектическая логика?

В связи со всем тем, что изложено выше, его новизной и научной значимостью будет интересным провести очень важные параллели, которые мы отследим и в следующих главах Книги. Речь идёт о «паралогике», или о так называемой «воображаемой логике» Васильева Н.А [93] .

Для нас особую важность представляет та связь, на которую указывал сам Васильев Н.А. – связь его «воображаемой логики» с логикой «воображаемой геометрии» Н.Лобачевского.

Мы будем оценивать вклад Васильева Н.А. строго, но совершенно справедливо. Логика, которая предложена им, тем более в контексте заявленной самим Васильевым связи с одной из форм неэвклидовой геометрия, это так сказать существенно недоделанная формализация диалектической логики. Эта логика не имеет по сути никакого отношения к тем логическим «неклассическим» извращениям, которые имели место в науке формальной логике как раз потому, что является по обстоятельствам своего рождения неполной [94] формализацией аформальной (диалектической) логики. Ниже приведен фрагмент текста в теле которого нами будет дан краткий комментарии. Несколько слов о самом тексте. Он так же весьма примечателен.

Это «Послесловие» «О воображаемой вселенной Павла Флоренского» написано Антипенко Л.Г. и представлено в книге Павла Флоренского «Мнимости в геометрии». П.А.Флоренский – представитель особого направления в русской философской мысли, т.н. «философии всеединства». Мыслитель выдающийся, и выдающейся, уникальной разносторонности! Именно Павел Флоренский надо полагать первым уловил наличие своего рода «изнанки», «внутреннего пространства» во всяком понятии, включая понятия математические.

«Уже в 900-х годах текущего столетия, очень скоро после того, как были открыты подобные парадоксы, крупнейшие математики и логики пришли к пониманию, что антиномии типа канторовской, вовсе не являются следствием логических ошибкой в рассуждениях, а представляют собой новые мыслительные проблемы. Но найти для них логическое оправдание смог только один человек – русский мыслитель Н.А.Васильев. Для этого ему пришлось создать воображаемую (неаристотелевскую) логику. Если к воображаемой геометрии пришли одновременно три математика – Лобачевский, Больяи и Гаусс, - то судьба воображаемой логики сложилась иначе. Она оставалась в забвении почти 80 лет, если оставить в стороне содержательное обоснование фундаментальных антиномий в работах П.А.Флоренский, Е.Н.Трубецкой и А.Ветухова*».

Логика вообще-то одна.

Это логика мысли.

Это логика мышления.

Это логика духа.

Это логика движения субстанциональности воспроизводящей саму себя. «Неаристотелевские логики» появляются в тот момент, когда логика форм, что собственно и есть «аристотелевская логика», исчерпывает себя в своём собственном движении формального отрицания.

Отрицание – формального отрицания осуществляемое самим формальным отрицанием в качестве бесконечного цикла, неизбежно приводит к логике аформальной или диалектической.

«Подобно тому, как Лобачевский, открывая свою воображаемую геометрию, выделил в эвклидовой геометрии некоторую абсолютную часть, общую для всех – эвклидовых и не эвклидовых – геометрий, Васильев пошел по тому же пути, изучая возможность создания неклассической логики. Ему удалось показать, что абсолютную часть логики, которую он называл металогикой, не должны включаться закон противоречия и закон исключения третьего. Он исходил при этом из очень смелого допущения, что наша обычная логика – логика в целом – сдержит, в отличие от металогики, эмпирические элементы. Это касается, прежде всего, факта существования несовместимых предикатов, или несоединяемых признаков, относящихся к одному объекту, и основанному на этом факте закону противоречия. А раз эмпирия вторгается в законы логики, то можно представить себе воображаемый мир, где закон противоречия не будет иметь места.

Только металогика, писал Васильев, есть формальная наука логики, ибо она отвлекается от всего фактического, эмпирического. Она есть логика, пригодная для каждого мира, независимо от того, как устроены объекты любого из этих миров, ибо в ней заключены законы чистой мысли как таковой, законы суждения и вывода вообще. Напротив, законы нашей обычной, аристотелевской логики «суть отчасти законы металогики, отчасти законы природы». Таковым будет, например, закон противоречия с операцией отрицания, которые опираются на эмпирический факт несовместимости**».

«Эмпирические элементы» логики по сути своей – это опытным, познавательным путем выявленные отношения форм. Там, где есть формы – там есть отношения форм, где есть отношения форм есть утверждение и отрицание, ибо утверждение (определение) и есть отрицание, вспомним Спинозу. Васильев как и его комментатор неверно оценивает отношения вообще, ибо так называемое «фактическое» и «эмпирическое» и является относительным в противовес абсолютному (всеобщему, бесконечному).

Каким же образом все это обосновывается? Прежде всего отмечается, что наша обычная (полуэмпирическая) логика характеризуется делением всех (утвердительных) суждений на положительные и отрицательные. Всегда считалось, что такое деление для логики неизбежно, и отказаться от него нельзя, поскольку понятие позитивного утверждения и отрицания соотносительны: каждое утверждение предполагает отрицание, и наоборот. Все вроде должно было быть в согласии с тем, что высказано Спинозой: determination est negation (всякое определение есть отрицание).

Васильев, однако, нарушил негласный консенсус большинства логиков относительно того, что указанные выше положения должны рассматриваться в качестве единственно возможных. «Чудовищной, наверное покажется таким логикам, - писал он в 1912 г., - сама мысль о логике, в которой нет отрицательных суждений. Между тем мы будем защищать эту мысль»***. Логика без отрицательных суждений, по Васильеву, - это логика мыслительных операций такого субъекта, который действует без ошибок. Можно представить себе дух, который будучи способным не образовывать ложных суждений, не образовывал бы и отрицательных суждений, т.е. суждении о ложности. «Такому духу нечего было бы опровергать, а в опровержении ложного весь смысл отрицательных суждений. Отрицательные суждения появляются только в логике несовершенной, в логике в которой не исключена возможность ошибок»****.

Если спуститься из дедуктивных высот эмпирея в эмпирическую область действительности, то тут дело обстоит несколько иначе: отрицательные суждения имеют свой чувственно постигаемый коррелят. А именно, все отрицательные суждения о предметах и восприятиях нашего мира получаются как выводы из положений о несовместимости двух признаков*****. Рассуждения в оправдания данного заключения выглядят примерно так. Я не могу видеть непосредственно, что данный предмет не белого цвета. У нас нет отрицательных ощущений, ощущений «не белого». Когда я утверждаю, что предмет не белого цвета, то я несомненно сделал определенный вывод. Я видел, что предмет красного цвета, и вывел, что предмет не белого цвета, зная, что красное не может быть белым. Таким образом, большие посылки отрицания, т.е. положения о несовместимости типа того, что красное не может быть белым, является несомненными до трюизма, выпадают как ненужные звенья в психологическом течении мыслей, и мы сразу от восприятия красного цвета предмета переходим к суждению: «он не белого цвета». Но эта сокращенность психологического процесса не может быть аргументом против его силлогической природы в логическом отношении******. Поэтому надо считаться с тем, что отрицательные суждения в нашей обычной логике могут быть двух типов: во-первых, большие посылки отрицания (красное не есть белое, признак N исключает признак P); во-вторых, - выводные суждения, которые получаются из первых путем силлогизма*******.

В этих условиях и раскрывается истинный статус логического закона противоречия. В нем выражается несовместимость утверждения и отрицания, но ведь отрицание есть то, что несовместимо с утверждением. Поэтому «закон противоречия уже заключается в определении отрицания» ********. И строить логику, свободную от закона противоречия, - это значит по Васильеву, строить Логику, где как раз не было бы отрицания, сводящегося на несовместимость. […]

Вообще говоря, так откровенно демонстрируемая формальность мысли и её неспособность подняться над собой и выйти за свои пределы – пределы определенной границы мысли, просто забавляет…

Положительность «позитивного утверждения», как и его «отрицательность», и соответственно их полная кажущаяся несовместимость, которая демонстрируется формально понимаемым «высказыванием Спинозы», которое и служит основанием формально-логического отношения «или-или», нет необходимости как-то методологически преодолевать опять же в чисто формальном акте отрицания-отсутствия т.н. «отрицательных суждений», ибо НЕТ в действительности ни «позитивных», ни «негативных» суждений и определений!

Ясно ведь сказано, что всякое определение есть отрицание!

Но «нет», – «логик» ведь этого не желает видеть, ибо не может видеть ничего кроме формализма форм, в том числе и форм самих логических форм!

Здесь для нас интересным является признание, что логика представленная Васильевым трактуется им как «логика мыслительных операций такого субъекта, который действует без ошибок». И это правда. Действия относительно абсолютного основания, действия на абсолютном основании, которые формально можно трактовать как одновременное отрицание как положительных, так и отрицательных утверждений (определений), а правильнее говоря – их единством, делают логику такого действия единственной логикой ведущей к безошибочности действия, логикой ведущей к истине.

Для своей нетривиально противоречивой логики, логически оправдывающей антиномии, Васильев предложил два типа естественной интерпретации – чисто эмпирическую и метафизическую. Последняя – наиболее существенная – до сих пор оставалась незамеченной. А ведь он недвусмысленно указывал, что подобно тому, как метафизика открывает нам внеопытное (внеэмпирическое) бытие, металогика – внеопытное познание*********. И если приходится по неизбежности объединять опытные и сверхопытные положения, то новая логика вынуждает использовать для этого антиномически-противоречивую форму. Но это уже не обычная логика – необычная в том смысле, что она выражает на своем языке идею бесконечности********** , в ней учитывается связь конечного и бесконечного» [95] .

Логика Гегеля это Логика бесконечного, рождающего конечное, и логика конечного – порождающего бесконечное. Именно предельное основание вызывает к жизни так называемую метафизику, но метафизики как отвлеченности и некоей «потусторонности» – НЕТ! Вообще нет!

Материя является формой кристаллизацией субстанциональности, дух – преодолением той же субстанциональностью границ «материальности и вещественности», как она понимается формальными умами, и так называемого «ученого», отрицающего само существование чего-либо вне «физического», и так называемого «верующего», не желающего по каким-то своим причинам узнать то, во что он верит.

Примечания цитируемого источника:

* Ветухов А. Основания веры и знания (религии и науки) по данным языка (Заметки по поводу «Теодецеи Свящ. О. Флоренского ) Харьков 1915 г.

**Васильев Н.А. Воображаемая логика. Избранные труды М., 1989, с.115-116

***Там же с.117

****Там же с.118

*****Там же с.105

******Там же с.61

*******Там же с.61

********Там же 61

********* Там же с.117

**********Там же с.123

Итак, далее мы закрепим и углубим полученные знания.

Допустим, произведено определение некоторого понятия.

Это понятие «квадратный стол».

Определяемое таким образом особенное – «квадратный стол» и есть суть – общее, которое является результатом неполного отрицания понятием «стол» себя самого и результатом этого является поляризация общего, т.е. понятие «стол» поляризуется определением на пару-бинер «квадратный стол» - «не-квадратный-стол».

Обратим внимание, что отрицание определено неполным. Что это значит? И что будет, если отрицание будет полным?

Полное отрицание, то есть полное диалектическое отрицание или бесконечное умозаключающее отрицание не изменяет общего.

Почему? Да потому, что общее потому общее, что осуществляет такую процедуру непрерывно и, благодаря ей, остается собой.

Бесконечная отрицательность являя собой бесконечную подвижность и бесконечную частоту пульсаций сущности, является бесконечным покоем сущности, эта субстанция субстанции сущности.

Таким образом, когда говорится об отрицании, то такое отрицание всегда лишь отрицание «частично» затрагивающее сущность.

Итак, наше общее «стол» остаётся все ещё тем же общим, но таким общим, которое обрело внутри себя свою структурность, свою особенную структуру как грядущую форму особенного, которым этому общему предстоит стать: ««квадратный стол» - «не-квадратный-стол».

Первый обособляющийся член структуры – особенное, он есть причина обособления.

Второй – являясь следствием, также является особенным, но особенным общего; это означает, что его относительный ранг во взаимодействии остается рангом бесконечного.

Таким является первое отрицание.

Обратим внимание на отношение, которое уже можно выявить внутри формы общего.

Особенное (единичное) соотносится с общим (особенным).

И если квадратный стол – это некая бесконечно разнообразная определенность, причем обозримая и представимая, то «не-квадратный стол» это бесконечная неопределенная неопределенность, как уже сказано ранг необходимого многообразия которой, выше ранга необходимого разнообразия бесконечно разнообразной определенности. Причем ранжируются, разумеется, не конечные формы, а бесконечные.

Если ещё можно как-то представить себе некое неисчислимое множество «квадратных столов», которое являет собой континуум спектра бесконечной последовательности столов с квадратной столешницей ограниченного [слева] понятием «очень-маленький-квадратный-стол» - т.е. некий «нано-квадратный стол», а [справа] неким очень-очень большим – «мега-столом».

Непрерывность перехода между двумя крайностями порождает бесконечность вереницы столов и такая бесконечность представима, ибо проста, в ней меняется лишь один параметр – количественный.

Но уже очень трудно представить бесконечность бесконечностей не-квадратных столов, ибо это уже качественная, т.е. по крайней мере не одномерная количественная бесконечность.

Вообще говоря, отношение между качеством и количеством… довольно отдаленное, а если сказать точнее – бесконечно отдаленное.

Качественность некоторого рода появляется как некая бесконечно разнообразная количественность, охваченная в качестве целого.

Изменяется нечто имеющее количественное выражение, изменяется бесконечно разнообразно, все эти формы можно упорядочить и получить бесконечный количественный спектр, как некоторое целое этот спектр и есть качество.

Например, качество цвета.

Некоторая определенная форма являет собой а) бесконечное число признаков, и б) единство всех этих признаков как целого, в котором они все снимают друг друга и обретают качественность целостности и этим является понятием, являющимся сущностью данной общей формы.

В общем случае если в понятии «А», которое есть бесконечное число признаков слитых в целостность признак-прозрачности понятия, выделить некий произвольный i-ый признак, который обладает лишь количественной стороной бесконечного, назовем такой признак простым, то этот i-тый признак поляризует общее ранее пустое пространство общего в бесконечное пространство содержательности всех иных признаков понятия, которые есть простая бесконечность бесконечности форм, в которых отсутствует i-ый единичный признак, и такое пространство уже имеет качественный характер, так как переход между противоположностями «количество – качество» как и всякий диалектический переход осуществляется через бесконечность, но – этой же бесконечностью объединяется.

Рассмотрим ещё раз структуру понятия уже в общем виде:

«Форма«А_i»-[виртуальная признак-поляризация понятия по i] – положительная сторона особенного в общем;

«Форма«А_не-_i»-[виртуальная признак-поляризация понятия по не-i] – отрицательная сторона общего в себе, это именно общее по той причине, что в этом общем не хватает лишь одной из бесконечности бесконечного числа всех иных признаков, которыми обладает понятие [96] .

Итак, мы рассматриваем процесс отрицания общего собой и его перехода в особенное, первая фаза этого структура поляризованного внутри себя понятия, остающегося ещё в границах формы общего и это первое отрицание.

Второе отрицание являет собой отрицание общей формы понятия и её переход в форму виртуальную, то есть внутреннюю. Реальной формой становится виртуальная форма положительного полюса поляризации, а содержанием – отрицательная виртуальная форма поляризации отрицания по признаку i.

Таким образом, некоторое особенное (единичное) есть не что иное, как общее (особенное), которое в соответствующей мере связало себя и этим перешло в свое содержание, и формой которого стала виртуальная форма признак-поляризации.

Так на свет появилось особенное (единичное) и это есть второе отрицание.

Можно обратить внимание, что указанные метаморфозы никак не меняют содержательности понятия. Единичное (особенное) не менее и не более богато содержанием, чем общее, ибо в сути своей – сути себя – является этим общим.

Можно легко заметить, что понятие парадоксально.

Ещё раз попытаемся вникнуть в самую суть данного парадокса.

Понятие, если упрощенно представить его в качестве обычного линейного пространства, является обычным пределом сходящейся последовательности, к которому стремится содержательность понятия и которого она никогда не сможет достигнуть, что с иной стороны ничуть не мешает определиться самому пределу.

Предел последовательности одновременно не принадлежит данной последовательности, так как эта последовательность бесконечна, и принадлежит ей, так как без него такая последовательность не может существовать.

Предел – это особое предельное отношение, которое скрыто существует для любых двух элементов последовательности имеющей предел, ибо является сущностным отношением этих двух элементов.

Бесконечность скрыта, но на бесконечно малое мгновения вдруг проявляется… раскрывается в любом отрезке… любой конечной вещи - отрезком, явленной конечностью предметов.

Вечностью модулирована монотонностью тикающих часов…

Она – один особый удар… по ту сторону, который никогда не прозвучит на этой стороне, но звучит непрерывно и будет звучать бесконечно однообразием последовательности издаваемой любыми часами…

Человечность проступает в повадках животных…

Приматы порой смеются над людьми…

Если ещё иначе переформулировать сказанное, то понятие в качестве понятия-объединяющего-собой является:

a) понятием-формой

b) понятием-содержанием;

c) обладает на взгляд самого рассудка кажется совершенно невозможным свойством – у понятия, имеющего со всей возможной несомненностью и определенностью всегда две «стороны», именно как две стороны поверхности границы определяемого рассудком понятия [97] , в действительности всего одна сторона.

Иными словами: две стороны одного понятия «А», которое делит собой весь мир на два исключающих друг друга множества (стороны): «всё-то-что-является-А» и «все-то-что-не-является-А» –

являются в действительности одной стороной, которой является само понятие «А» –

«А» как граница этих двух миров, одновременно принадлежащая этим мирам и не принадлежащая им, объединяющая собой эти миры, но собой же и разделяющая их.

Итак, для любого понятия как понятия содержательного, т.е. имеющего внутреннюю границу, которая определяет внутреннее пространство понятия, его внутренняя граница обладает следующим качеством:

А) для любого выявленного и сформированного рассудком понятия, которое становится некоторым единичным содержанием данного понятия и самого в свою очередь являющимся некоторым понятием, всегда найдётся хотя бы ещё одно единичное содержательное понятие.

Проще говоря, попытка исчерпать некоторое понятие, пусть самое простое и незамысловатое, например «обувь» простым перечислением единичных примеров того, что такое есть понятие обувь: «туфли», «сапоги», «мокасины», «лапти», «босоножки», «сандалии»… ни к чему не приведёт.

Понятие содержательно принципиально открыто и может быть в любой момент дополненным новым содержанием, например: туфли-сандалии.

Иначе говоря, понятие бесконечно содержательно.

Это одна сторона понятия – понятие как бесконечного, неограниченного в любом направлении пространства понятия.

Но это же понятие, этим же своим именем охватывает собой всю неохватываемую изнутри бесконечность, оно охватывает её извне, и понятие «обувь» уже включает в себя всё бесконечное разнообразие форм своей содержательности, какими они там ни были в прошлом, есть сейчас или будут когда-то хоть на целую Вечность вперёд.

Итак: любое понятие является антиномией – воплощенным противоречием двух своих сторон, а точнее пространств, пространств симметричных относительно замкнутой границы, являющейся границей понятия [98] :

А) содержательно объем понятия является неограниченным и может свободно расти именами форм содержания понятия, таково «внутреннее» пространство понятия и оно в своем роде может быть названо бесконечным (если быть формально точным – безграничным);

Б) формально – т.е. именем формы понятия, содержательность которого может свободно и неограниченно возрастать, вся эта потенциальная и актуальна неограниченность охватывается извне пространства содержательности понятия, и таково «внешнее» пространство понятия;

С) оба эти пространства, как «внешнее», так и «внутреннее» являются одним и тем же пространством.

В любом обобщающем понятии в действительности происходит процесс отождествления понятий в соответствии с общей формулой: «единичное (особенное) есть особенное (общее)» или «единичное есть общее (всеобщее)».

Различающиеся, различные, отличающиеся, отличные, противостоящие и противоположные понятия, становясь формами содержаний, отождествляются в данном (некотором) понятии.

Образование понятий есть процесс перехода понятий друг в друга, их слияния вплоть до полного единства, что и является движением отождествления.

Трудно отрицать, что фиалка, ромашка, роза, ландыш, гладиолус, нарцисс, традесканция, мак… вопреки своему различию и непохожести отождествляются в понятии «цветы» и являют себя в нём одним.

Ведь цветы (как и цвет) являют собой вообще некий непрерывный спектр, который поляризуется своей единичностью (или особенным) на «А» и «не-А», где «не-А» являет собой цветовую («цветочную») бесконечность, в которой отсутствует указанная единичная форма, например, «роза».

Бесконечное «не-розовое» содержание общего свертывается внутри формы «роза» как её внутреннее бесконечно отрицательное становящееся её содержанием. Именно это содержание определяет форму, которая ей соответствует, ибо является своим-иным самого содержания.

Именно это содержание как нечто бесконечное – своим движением и оформляет конечную форму [99] , которую мы и называем «розой» [100] .

Понятно, также, что обычная формальная логика в лице формальных логиков принципиально не приемлют сути происходящего.

Не абстрактное обобщение как последовательность постепенной «потери» или «ликвидации» различий с выделением некоторого логически странного «существенного признака», как будто некий обобщающий «признак», которые по сути и является самим общим может быть в этом общем «несущественным» и может привести к чему-то иному, т.е. является случайным и зависит от произвола субъекта, а не от самого понятия.

В действительности нет никаких существенных признаков, а есть сущность того или иного понятия, которая находится под поверхностью формы понятия, во внутреннем его пространстве. Не формальное «обобщение», а обычная диалектика перехода понятий друг в друга через самих себя до достижения единства.

Осознаем не совсем очевидное для рассудка (глядя на то, как формальные логики водят вокруг бездны безумный нескончаемый хоровод, не решаясь заглянуть в неё): между единичным именем формы содержания и формой имени понятия, которое охватывает собой все мыслимые и немыслимые имена форм содержаний находится бесконечность.

Эта бесконечность есть общее (всеобщее) бесконечных имён форм содержаний понятий, и, будучи общим (всеобщим) оно есть единое, оно есть синтез всего, что было, есть и будет в данной бесконечности. В любом понятии есть нечто от действительного всеобщего, от абсолютного, то есть такого всеобщего которое по определению Аристотеля «само не есть вид»:

«Аристотель, таким образом, хочет сказать следующее: пустым всеобщим является то, что само не существует, или само не есть вид. На деле всякое всеобщее реально как особенное, единичное, как сущее для другого. Но вышеуказанное всеобщее так реально, что оно само без дальнейшего изменения есть свой первый вид. В своем дальнейшем развитии оно принадлежит не этой ступени, а высшей. Вот те всеобщие определения, которые имеют величайшую важность и, будучи развиты, привели бы ко всем истинным воззрениям на органическое и т. д., так как они вообще правильно изображают начало реализации» [101] .

Обратим внимание на то, что используемое Ф.Гегелем понятие «спекулятивный» имеет весьма ясный и простой смысл и означает бесконечный. Диалектическая логика – это по сути логика бесконечного, в отличие от формальной логики, являющейся логикой отношений конечных форм [102] :

«Когда мы говорим о мышлении, мы должны различать между конечным, лишь рассудочным мышлением, и бесконечным, разумным мышлением. Определения мышления, которые мы непосредственно преднаходим изолированными, суть конечные определения. Истинное же есть в себе бесконечное, которое не может быть выражено и осознано посредством конечного. Выражение бесконечное мышление может казаться странным, если придерживаться представления новейшего времени, будто мышление всегда ограничено. На самом деле, однако, мышление по своей сущности в себе бесконечно. Конечным называется, выражаясь формально, то, что имеет конец, то, что есть, но перестает быть там, где оно соприкасается со своим другим и, следовательно, ограничено последним. Конечное, таким образом, состоит в отношении к своему другому, которое является его отрицанием и представляет собой его границу. Но мышление находится у самого себя, соотносится с самим собой и имеет своим предметом само себя. Делая мысль своим предметом, я нахожусь у самого себя. «Я», мышление, согласно этому, бесконечно, потому что оно в мышлении соотносится с предметом, который есть оно само. Предмет вообще есть нечто другое, нечто отрицательное по отношению ко мне. Но если мышление мыслит само себя, то оно имеет предмет, который вместе с тем не есть предмет, т. е. имеет снятый, идеальный (ideeller) предмет; мышление как таковое в своей чистоте не имеет, следовательно, предела в себе. Конечным оно является лишь постольку, поскольку оно останавливается па ограниченных определениях, которые признаются им чем-то последним. Бесконечное, или спекулятивное, мышление точно так же определяет, но, определяя, ограничивая, оно снова снимает этот недостаток. Не следует подобно обычному представлению понимать бесконечность как абстрактное выхождение за всякий вновь возникающий предел, а следует понимать его тем простым способом, который мы разъяснили выше.

Мышление прежней метафизики было конечным мышлением, ибо она двигалась в таких определениях мышления, предел которых признавался ею чем-то незыблемым, не могущим в свою очередь подвергнуться отрицанию» [103] .

Логика бесконечного постоянно пребывает в логике конечного и совершенно отчетливо и часто нелицеприятно для рассудка проявляет себя.

Но рассудок не желает замечать очевидности наличия понятийной бесконечности везде, в любом понятии, любой меры общности! Понятийная бесконечность видоизменяется по мере продвижения от единичного к всеобщему, и закономерно не раз опрокидывается сама в себя, порождая бесконечности более высоких рангов, но все эти бесконечности являются одной бесконечностью абсолютного, которая принимает различные формы себя пребывая в своих формах: единичных, особенных, общих.

Итак, понятие «цветы» как бы извне охватывает собой всё не имеющее границ пространство понятий содержаний, и так определяет его в форме замкнутой границы, у которой есть имя: «цветы» и это имя обозначает само определяемое понятие, и таково действие рассудка; но одновременно это же определяющее и ограничивающее действие рассудка раздвигает и разрушает созданные собой же границы, то есть устремляет, продвигает изнутри в открытую бесконечность определяемого понятия, как бы из глубин понятия – наружу.

Рассудок – неосознанно лепит, формирует и выявляет понятие некоторого «нечто» одновременно «снаружи» и «изнутри», именно как процесс бесконечного отрицания этого же «нечто», но совершенно не отдаёт себе отчета в этом.

Здесь будет весьма уместной некоторая наглядность, в виде не раз упоминаемого в Первой Части Книги кольца Мебиуса.

Напомним, что это одностороння замкнутая поверхность с одним краем. Каждая точка поверхности этого кольца одновременно принадлежит двум сторонам, но в силу этого не принадлежит им, ибо является лишь переходом, моментом связи одной стороны с другой.

Каждой точке на поверхности кольца Мебиуса можно поставить в соответствие противолежащую ей, которая находится с иной, хочется сказать «противоположной» стороны, но у кольца только одна сторона. Так любой фрагмент кольца – двухсторонен, т.е. можно одной стороне фрагмента поставить в соответствие (как иной формальный полюс его) – другую сторону [этого же фрагмента], но для ВСЕГО КОЛЬЦА как целого объединяющего в себе бесконечное число указанного рода определенных форм, которые его составляют, такое соответствие не существует.

Все виртуальные формы содержаний, которые вполне могли и могут стать реальными (если их определить, т.е. «вырезать» из кольца), растворились в едином, целом, и неразличимы на уровне целого.

И если кольцо Мебиуса является в целом неплохой моделью понятия, а понятие является бинером, в котором отождествляются противоположности, то процесс определения некоторого понятия в пространстве можно представить роденовским методом создания скульптуры: берем кусок мрамора и удаляем все лишнее.

Все творчество для нас в данном случае сводится к простому алгоритму:

1. Принадлежит ли данная точка материала поверхности кольца? (то есть, является ли «это» данным определяемым нами понятием?)

2. Если является и это, например какой-либо цветок, а наше определяемое понятие есть «цветы» то мы ничего не делаем.

3. Если не является – то мы удаляем точку.

Повторив такую процедуру n-ое количество раз, где n стремится уже к сотне другой миллионов раз [104] , а под «точкой» понимается некоторый незначительный объем, например тысячную часть кубического миллиметра, то мы получим очень тонкую поверхность, которая окажется к удивлению рассудка… поверхностью, у которого всего одна сторона.

Пример, конечно же, чисто гипотетический, хотя и достаточно наглядный, что для сейчас и важно, а «гипотетический» он по той простой причине, что мы совершенно ничего не говорим об организации пространства понятий как некоторого общего, и соответственно о самой процедуре отождествления, без которой алгоритм работать не сможет.

Открытым остается вопрос о возможности отразить понятие, каким оно должно быть в трехмерном пространстве.

Но абстрактная идея процедуры определения отчетливо показывает, что именно отрицание является тем, что определяет понятие, именно отрицание, в буквальном смысле отбрасывание, удаление лишнего, несоответствующего повторяемое рассудком «очень большое количество раз», позволяет разуму, обозрев ментально полуфабрикат рассудочного определения, увидеть понятие целиком и одним махом завершить начатую рассудком работу!

И для этого оказывается вовсе не необходимо бесконечное время, ибо рассудок действует слепо, как автомат, разум – оглядывая получающееся, охватывая общее, легко способен завершить рассудочную «дурную» бесконечность. Т.е. разум определяет бесконечное слепое рассудочное действие как бы извне самого рассудка, легко преодолевает границы, которые для рассудка кажутся непроходимыми и наконец, охватывая бесконечность, заключает её в особую живую понятийную форму, которая растет и изменяется как бы вместе с движением познания.

И если сущность понятия показать в виде метафоры, которая впрочем, и не метафора даже, а скорее банальная реальность, то понятие является живым организмом, который не остается неизменным, ибо живет и изменяется, но потому и является собой. И этот организм облечен кое во что, как и всякий организм.

Это кое-что является живой формой понятия, она растет вместе с понятием, эта форма никогда не жмет и не обвисает. Эта форма служит организму всю его жизнь.

Так что же это?

Это – клеточная оболочка.

Это – кора.

Это – шкура.

Это – кожа [105] .

Это в общем случае – граница тела организма, которая не менее живая, чем все живое.

Эта граница для рассматриваемого нами случая и есть так называемое «спекулятивное понятие».

Итак, рассудок, как правило, если он ещё рассудок, совершенно не отдает себе отчета в творимом собой – в одновременности ограничения, определении извне некоторого понятия, и расширения, преодоления созданных собой границ – изнутри.

Главное, чего не понимает рассудок, что он, занимаясь своим, как ему кажется вполне определенным и конечным делом оперирует в действительности с бесконечностями, и так происходит по той простой причине, что всякое конечное – бесконечно, а любое определяющее действие в качестве необходимой основы себя является преодолением конечных границ и выходом в бесконечность.

Рассудок же, как говорит Гегель, упорствует в своих разделениях, ибо по детскому самомнению своему не понимает, что творит и как выясняется двести лет спустя – так и не желает этого понять.

К сказанному можно добавить, что поскольку в логике конечного, которая есть обычная формальная логика, по закону необходимого абсолютного основания всегда в снятой форме присутствует логика бесконечного, то в определенный момент столкновения двух противоположностей, а именно таковым выглядит для рассудка переход одной логики в другую, становится неизбежными, т.е. возникают так называемые противоречия. Но противоречие противоречиво лишь в соотносительности «внешнего» и «внутреннего» понимаемых формально, «внутри себя», то есть в отождествлении снятия друг другом противоположности предстают единым самодвижением.

Итак, обозначим лишь самые существенные моменты.

1. Понятие логики, основано на принятом обыденным сознанием предположении о раздельности содержания познания и его формы, или, иначе сказать, истины, и достоверности.

2. Предполагается, материя познавания существует сама по себе вне мышления как некий готовый мир, что мышление, взятое само по себе, пусто, что оно примыкает к этой материи как некая форма извне, наполняется ею, лишь в ней обретает некоторое содержание и благодаря этому становится реальным познанием.

Расширенный комментарий этих двух пунктов.

С позиций обыденного сознания наибольшей достоверностью обладает непосредственное, т.е. данное в чувствах. Именно оно есть содержание и содержательность. Истинно реально лишь единичное и непосредственное и весь мир есть необозримая совокупность единичностей непосредственного, которую необходимо обозреть, увидеть, ощутить и именно такого рода познавание несет в себе знание и является реальным познанием.

Обыденное сознание полагает, что представления как особые ментальное ощущения на низшей ступени и понятийные проблески видения на высшей, выделяя из непосредственного некоторые основные, необходимые, существенные черты, то, что называются «существенными признаками» предметов, то есть, занимаясь работой обобщения непосредственного, этим огрубляют его и тем самым понижают уровень содержательности предметов.

С позиции обыденного сознания общее – нечисто, в том смысле, что общее по мере своего роста всё более и более бессодержательно, ибо форма, в которой общее выступает перед познающим кажется все более и более абстрактной и опустошенной, и самым содержательным является лишь самое конкретное.

Обыденное рассудочное сознание страдает своего рода ментальной миопией, т.е. оно от рождения ментально близоруко [106] .

Общие планы познания для обыденного мышления лишены отчетливости, совершенно размыты и именно этим бессодержательны или ещё хуже – кажутся вообще отсутствующими, определяя этим особый характер такого мировоззрения, мировоззрения, в котором отсутствует глубина мира; таким образом, такое мировоззрение поверхностно и формально.

Именно ментальная миопия диктует те общие закономерности, которые познающий может выделить в процессе познания фактически плоского мира форм, которые к тому же никак внутренне не связаны друг с другом.

Иначе говоря, такое отсутствие очевидности видения ментальной перспективы, в которой отчетливо и непосредственно (!) выявляется всеобщая связь форм друг с другом, как их необходимое бесконечное основание, и прежде всего как очевидная объединяющая сходимость в одной, единой точке ментального горизонта всего того, что является чувственно-непосредственным и скажем так, обособленно-параллельным друг другу и по этой причине кажущимся никак друг другу здраво не сводимым, кроме полностью безразлично-поверхностного формального рядом-пребывания.

Эти закономерности хорошо и широко известны и изучены в виде так называемых формально-логических законов (принципов). К этому мало что можно добавить, да и не в этом задача.

Что сказать, плоский формальный мир, мир плоских форм, мир пустой глубины протянутой руки ментально подслеповатых или просто слепых действительно в первом приближении соответствует всем этим выявленным закономерностям.

В этом мире общее, тот план, который отстоит чуть дальше того, что находится непосредственно под самым носом нашего дерзкого познавателя мира, действительно менее содержателен, по той простой причине, что более размыт и обозреваемые ментальные детали теряются, постепенно становясь сплошной, как полагает сам владыка формального ума, неразличимой абстрактной пеленой пустого сумрака абстракции всеобщности.

Именно так, лишь извлекая из неструктурированной странной плоской бездны общего тающие клочки этого сумрака, те или иные фрагменты этой пустоты и абстракции, и добавляя к ним живую непосредственность материальности в форме признаков, можно получить что-то стоящее внимания и могущее иметь смысл т.н. содержательности.

Так наполняя пустое, и имея основанием истину лишь непосредственного, познающий субъект – познаёт мир, сам при этом становясь наполняющимся извне пустым сосудом.

Вот наглядная демонстрация того, о чем говорит Ф.Гегель:

«материя познавания существует сама по себе вне мышления как некий готовый мир, что мышление, взятое само по себе, пусто, что оно примыкает к этой материи как некая форма извне, наполняется ею, лишь в ней обретает некоторое содержание и благодаря этому становится реальным познанием».

И для того чтобы увидеть и по достоинству оценить всю весьма неприглядную формально-логическую реальность как она есть, рассмотрим известный т.н. «закон обратного соотношения объема понятия и его содержания» и его типичные формулировки и трактовки [107] :

«Закономерная связь объема и содержания понятия определяет целостность данной формы мысли. Внутренним законом структуры понятия является закон обратного отношения объема и содержания понятия. Увеличение объема понятия влечет за собой сокращение его содержания, а увеличение содержания - уменьшение объема, и наоборот. Так, добавление к перечню существенных признаков общего понятия "стол" еще и признака "квадратность" (а это определенно увеличивает содержание) сразу же сокращает объем исходного понятия до нового - "квадратный стол". Добавление еще одного признака, например "деревянность", сокращает объем еще более - до понятия "квадратный деревянный стол". Обратный процесс - сокращение содержания, - естественно, повлечет за собой увеличение объема понятия.

Обратное отношение объема и содержания понятия выступает главным законом структуры данной формы мысли. Такие законы мы и будем в дальнейшем называть внутренними законами, законами структуры. Законы структуры являются определяющими для любого предмета, ибо отражают его внутренние, существенные связи. Закон структуры понятия является определяющим внутренним законом данной формы мысли, и все особенности ее находятся в прямой зависимости от этого закона.

Некоторыми оспаривается правомерность этого закона на том основании, что развивающаяся наука по мере расширения области познания, т.е. объема предметов, на которые может распространяться то или иное понятие, увеличивает при этом и само содержание понятий в результате все более глубокого исследования познаваемой области. Здесь явное игнорирование или недопонимание специфики предмета формальной логики, которая отвлекается от конкретного содержания форм мысли и рассматривает их как таковые, ставшие, вне их исторического развития и изменения. Исторические изменения содержания тех или иных понятий, например, понятия "диалектика", понятия "человек", "метафизика" и пр., исследуются не формальной логикой, а теорией познания, диалектической логикой, наконец, филологией» [108] .

Итак, рассмотрим внимательнее некоторые положения этого «главного закона структуры данной формы мысли».

Прежде всего, речь, по-видимому, принципиально должна вестись не о некотором внешнем, стороннем «добавлении признака», то есть не о добавлении некоторого признака к общему (в данном случае особенному), внесения извне – из единичного в изначально пустое абстрактное понятие «стол», а о выявлении «некоторого признака», поскольку о нём говорится, – выявления в общем.

Именно здесь находится пункт расхождения с истиной формального сознания и обыденного мышления и последующего окончательного расставанием с ней.

Единичное, как и его противоположность особенное и общее не существуют и не могут существовать как обособленные и никак не внутренне связанные друг с другом сущности, они обуславливают существование друг друга и являются друг другом переходя в друг друга через самих себя: общее есть единичное, а единичное есть общее, они суть ОДНО, то самое третье, что исключает пресловутый «закон исключения третьего».

Третье в двух различностях всегда есть, всегда существует – обратим внимание ещё раз – как точка схождения перспективы этих различных в бесконечности, и оно на счастье самого мыслителя и есть понятие, которое объединяет это различное, отличающееся противоположное – в одно.

Эта точка, это третье с позиций самого рассудочно мыслящего познающего, так ему кажется, отсутствует, отсутствует именно потому, что находится в бесконечной глубине, которая и является общим, у которого, конечно же, с точки зрения рассудка нет, и не может быть самостоятельного существования, поскольку общее не непосредственно.

«Внутренним законом структуры понятия является закон обратного отношения объема и содержания понятия. Увеличение объема понятия влечет за собой сокращение его содержания, а увеличение содержания - уменьшение объема, и наоборот. Так, добавление к перечню существенных признаков общего понятия "стол" еще и признака "квадратность" (а это определенно увеличивает содержание) сразу же сокращает объем исходного понятия до нового - "квадратный стол". Добавление еще одного признака, например "деревянность", сокращает объем еще более - до понятия "квадратный деревянный стол". Обратный процесс - сокращение содержания, - естественно, повлечет за собой увеличение объема понятия.

В действительности сокращение содержания, как и рост объема понятия по мере продвижения понятия по шкале общности, и соответственно, расширение содержания и сокращение объема понятия иллюзорно. Обыденное сознание в этом опирается на непосредственное, на формально-конечный характер обоих характеристик понятия.

Но «содержание» и «объем» не конечны, а оцениваемое рассудком «сокращение объема» возникает как иллюзия изначальной большей меры пустоты общего.

Но такой пустоты нет, общее столь же содержательно, как и единичное.

Именно через единичное и особенное просвечивает содержательность общего и всеобщего, т.е. именно общее светится «признаками», являя собой сущность всякого конкретного.

Признак – это лишь некоторый аналитический, то есть насильственно выделенный рассудком безжизненный знак общего, знак присутствия той неограниченной полноты, которая находится во внутреннем пространстве понятия – его замкнутой вселенной;

пребывая в ней, эта полнота для внешнего наблюдателя выглядит совершенно пустой, несуществующей, то есть снятой самим понятием, - понятием вытеснившим себя как осуществленное в форму, которая есть форма снятия, но перейдя в существование, то есть, раскрываясь в сущности сливается со светом всех иных «признаков», которые и составляют общий единый свет сущности понятия.

Проблема лишь в том, что этот свет настолько интенсивен, что кажется рассудку тьмой.

В связи с этим есть смысл привести фрагмент из книги А.Ф.Лосева «Диалектика мифа», который поясняет суть того, что необходимо уяснить:

«В отношении к мировому пространству здесь получается следующий интересный вывод. Мы утверждали, что мир и имеет пространственную границу, и не имеет пространственной границы. Он имеет пространственную границу, и в то же время нельзя выйти за пределы этой границы. Для формальной логики тут безвыходное затруднение: или мир не имеет никаких границ, тогда нет и никакого мира; или мир есть, но можно выйти за его пределы, и тогда нет никаких пределов для мира, т. е., в сущности, в обоих случаях нет никакого мира. Диалектика решает этот вопрос иначе. Мир имеет определенную границу, но выйти за эту границу нельзя. Это возможно только так, что само пространство около границы мира таково, что оно не дает возможности выйти за пределы мира, т. е. что пространство это, изгибаясь около границы мира, заставляет всякий предмет, появившийся здесь, двигаться по этим изгибам, например, вращаться по периферии мира. А если этот предмет действительно хочет выйти за пределы мира, он должен так измениться физически, чтобы тело его уже не занимало пространства и чтобы тем самым ничто не мешало ему покинуть мир. Тут перед нами самая обычная диалектика: когда перед нашим взором что-нибудь оформилось и мы провели резкую линию, отделяющую и отличающую эту вещь от всего прочего, то тем самым перед нами образуется некая целостность, в которой можно производить различения уже вне связи ее с окружающим фоном, но внутри ее самой; диалектика требует, чтобы и внутри этой вещи была определенная структура, а не просто смутное и темное безразличное пятно и дыра. Но всякая структура требует различенности и объединенности различенного. Поэтому если мы всерьез решимся мыслить мир не как черную дыру и смутное марево, не как головокружение от собственной рассудочной разгоряченности, а как некоторый реальный и самостоятельный объект, – мы всегда будем мыслить и его границу, а если – границу, то и – как целое, а если – как целое, то и – как координированную раздельность. А так как речь идет пока только о пространстве, то координированная раздельность в пространстве будет требовать, очевидно, 1) неоднородности самого пространства и 2) определенной системы этих неоднородных пространств. Итак, синтезом бесконечности и конечности мирового пространства является фигурность этого пространства. Кроме того, наличие конечного мира делает возможным (а с другой стороны, прямо требует) изменения объема массы тела в зависимости от места в мире, т. е. от движения по миру. В частности, эта диалектика требует, чтобы на периферии мира пространство было таково, чтобы оно обеспечивало превращение объема тела в нуль. Однако ничто не мешает думать, чтобы объем тела превращался в мнимую величину. Это будет способом пребывания тела за пределами мира.

Правда, несмотря на то, что математика и физика давным-давно создали способы мыслить все эти вещи совершенно реально и без всякой фантазии, – никакие силы не могут заставить ни толпу, ни самих ученых стать всерьез на эту точку зрения. Ньютонианский миф однородного и бесконечного пространства – этот чисто капиталистический принцип (как выше я уже не раз указывал) – царит во всем ученом мире. Совершенно ясна вся невыразительность, нерельефность, бескрасочность, полная мертвенность такого пространства. И тем не менее все ученые и не ученые, от мала до велика, преклоняются пред этим мифом как перед истуканом. Вот почему какому-нибудь философу, вроде меня, грешного принцип относительности более понятен, чем большинству физиков и математиков, у которых просто нет соответствующих интуиций. Находятся даже поэты, которые воспевают эти бесконечные мировые «просторы», на самом деле равносильные самому обыкновенному сумасшедшему дому. Говорят: никак не могу помыслить, что мир имеет пространственную границу. Господи, Ты Боже мой! Да зачем вам мыслить эту границу? Ведь поднимали же вы когда-нибудь голову кверху или скользила же взором по горизонту? Ну, какую же вам еще границу надо? Граница эта не только мыслима. Она совершенно наглядно видима. И ровно нет никаких оснований не доверять своим глазам. Вот тут-то и видно, что позитивизм есть попросту пошлейший нигилизм и религия дыромоляйства. Говорили: идите к нам, у нас – полный реализм, живая жизнь; вместо ваших фантазий и мечтаний откроем живые глаза и будем телесно ощущать все окружающее, весь подлинный реальный мир. И что же? Вот мы пришли, бросили «фантазии» и «мечтания», открыли глаза. Оказывается – полный обман и подлог. Оказывается: на горизонт не смотри, это – наша фантазия; на небо не смотри – никакого неба нет; границы мира не ищи – никакой границы тоже нет; глазам не верь, ушам не верь, осязанию не верь… Батюшки мои, да куда же это мы попали? Какая нелегкая занесла нас в этот бедлам, где чудятся только одни пустые дыры и мертвые точки? Нет, дяденька, не обманешь. Ты, дяденька, хотел с меня шкуру спустить, а не реалистом меня сделать. Ты, дяденька, вор и разбойник.

Итак, диалектика требует фигурности пространства, конечности мира и превращаемости каждого тела в другое. Абсолютная мифология есть теория актуальной бесконечности всех реальных, возможных и мыслимых объектов. Это – теория перспективности бытия и рельефности, выразительности жизни» [109] .

Возрастающая пустота абстракции общего как и возрастающая наполненность содержанием частного в действительности одно и оно есть простое раскрытие-связывание пребывающей в этом общем содержательности, именно: не сокращения, и не увеличения, а пребывания.

Содержание понятия, то есть истинное континуальное содержание, как тотальность сущностного выражения, содержание, понятийно определяющее форму как истинную форму и неразличимо сливающееся с ней, и потому в равной мере определяемое формой, это и есть истинная содержательность понятия. Она является смыслом и значимостью понятия, их полномочным выражением, и это содержание вовсе не есть «содержание» формально-логическое, не некая логически странная формально-субъективная количественно-качественная дискретность, которая поляризует и разрывает понятийное содержание на некие части «объема» и «содержания»:

«Подход к понятию как единству противоположностей общего и единичного позволяет правильно решить вопрос о том, как соотносятся между собой объем и содержание понятий. Как известно, традиционная логика формулирует закон обратного отношения между объемом и содержанием. Согласно этому закону, чем больше объем понятия, тем беднее его содержание и, наоборот, чем меньше объем его, тем богаче содержание понятия.

Этот закон обратного отношения между объемом и содержанием понятия вполне уместен в формальной логике и соответствует ее задачам. Он основан на подходе к понятию как совокупности признаков, на специфических принципах обобщения в формальной логике. Так как существо этого обобщения заключается в том, что более широкие по объему понятия образуются путем исключения признаков, присущих только данным группам предметов, то естественным результатом роста объема обобщения явится уменьшение содержания понятий, в которых резюмируется его результат. В понятии животного, например, исключены признаки, присущие – единичным животным, их видам и родам, и сохранены только признаки, общие для всех видов и родов животных. Наиболее общее понятие с этой точки зрения, т. е. с точки зрения количества признаков, содержащихся в нем, конечно, беднее, чем менее общее понятие.

Этот закон формальной логики, находя свое необходимое применение там, где вопрос сводится к различению единичного, особенного и общего, нельзя применить тогда, когда обобщения направлены на все более и более глубокое отражение действительности, сущности явлений. Ибо наиболее общие понятия вследствие того, что они отражают сущность наибольшего количества явлений, представляют собой и наиболее богатые по своему содержанию понятия. Здесь соотношение между объемом и содержанием понятий прямо противоположное тому, что имеет место в традиционной логике.

Некоторые логики считают такой подход к понятиям гегельянским. Такой позиции придерживается, например, К. Бакрадзе в книге «Логика». Он утверждает, что только с точки зрения Гегеля «обобщение понятия не делает его содержание беднее». Для подтверждения идеалистического характера этого положения он ссылается на абсолютную идею Гегеля. Однако анализ этого вопроса показывает, что абсолютная идея Гегеля здесь не причем. Но дело не в Гегеле, а в том, как решается этот вопрос с точки зрения марксизма.

К. Бакрадзе признает, что марксистская философия рассматривает понятие как единство общего и единичного. Но далее он заявляет: «Но это вовсе не означает того, что понятие, как отражение сущности предметов, было бы единством общего и единичного» (14). Он приходит к выводу, что и с точки зрения марксизма, а не только формальной логики, содержание понятия тем беднее, чем оно шире по объему.

Трудно представить, как можно, согласившись с тем, что понятие есть единство общего и единичного, отрицать затем это по отношению к понятию как отражению сущности. Сущность и выражается в общем, но общее, как было показано, есть единство общего и единичного. Именно в понятии как сущности отражается богатство единичного. Признать одно и отрицать другое — значит быть логически непоследовательным. […]

Что же такое содержание понятия с точки зрения диалектической логики? В традиционной логике под содержанием понимаются признаки, характеризующие предмет. Более общее понятие по сравнению с менее общим отличается меньшим количеством признаков, отражаемых в нем. В действительности же, когда речь идет о понятиях в более глубоком смысле этого слова, то под их содержанием нужно подразумевать сущность, закономерные связи и отношения вещей, отражаемые и схватываемые понятием» [110] .

Итак, «отсутствие», или как процесс – «уменьшение» числе признаков в понятии по мере роста меры обобщения, в действительности является вовсе не отсутствием и уменьшением, а связыванием, точнее снятием этих признаков друг другом в их отношении к друг другу; они (признаки) не отсутствуют – они в своём неисчислимом единстве видоизменяясь сливаются в одно и это одно, и есть данное понятие.

Суть же этого процесса понятия-образования в том, что различное («признаки») через самих себя – как отрицательную связанную общую форму отношения общего к себе – которая и есть особенное (единичное), переходят, возвращаются, снимают это своё первое отрицание новым отрицанием, возвращаются-переходят туда, откуда они вышли – в тождественность и к тождественности, ибо все эти «признаки» в своей неисчислимости и единстве и образуют единую ткань субстанции понятия.

«Причина бессодержательности логических форм скорее только в способе их рассмотрения и трактовки. Так как они в качестве застывших определений лишены связи друг с другом и не удерживаются в органическом единстве, то они мертвые формы и в них не обитает дух, составляющий их живое конкретное единство. Но тем самым им недостает подлинного содержания (Inhalt) - материи, которая была бы в самой себе содержанием (Gehalt). Содержание, которого мы не находим в логических формах, есть не что иное, как некоторая прочная основа и сращение (Konkretion) этих абстрактных определений, и обычно ищут для них такую субстанциальную сущность вне логики. Но сам логический разум и есть то субстанциальное или реальное, которое удерживает в себе все абстрактные определения, и он есть их подлинное, абсолютно конкретное единство. Нет, следовательно, надобности далеко искать то, что обычно называют материей. Если логика, как утверждают, лишена содержания, то это вина не предмета логики, а только способа его понимания.

Это размышление приводит нас к необходимости указать ту точку зрения, с которой мы должны рассматривать логику, поскольку эта точка зрения отличается от прежней трактовки этой науки и есть единственно истинная точка зрения, которой она впредь должна придерживаться раз и навсегда» [111] .

Если общее трактуется как простое обобщающее производное единичного, как пустая обобщающая понятийная форма, которая находится в равнодушно-подчиненном отношении этого единичного, то такое общее действительно пусто, формально и бессмысленно.

Но непонятным остается главное, непонятна та поразительная алогичность в какую впадает формальный ум и какой он упрямо придерживается: каким образом может существовать единичное, если нет того откуда оно вышло и что дало ему его жизнь – нет общего?

Иначе говоря:

Есть дети, но тогда должны быть и взрослые?

Есть яйцо, но где же курица, которая его снесла?

Есть точка, но должно быть и пространство, в котором она существует?

Есть красный цвет, но разве само наличие некоторого цвета не предполагает необходимость уже-существования всех иных цветов?

Есть «квадратный стол», но где же, где все эти воистину неисчислимые «не-квадратные-столы» т.е. столы «треугольные», «овальные», «круглые», «параллелограммные», «параболические», «эллиптические», «треугольно-овальные» и т.д. и т.п.? [112]

Ответ на пятый по порядку вопрос таков: «ясно где – в «столе»…».

То есть все эти «не-квадратные столы» и есть понятие «стол», которое не только не пусто, которое буквально переполнено-слито-сплавлено всеми этими «признаками», которые и образовали данное понятие, которое лишь кажется пустым, подобно сплавленному и ставшему прозрачный единому куску стекла, который был ранее миллионом песчинок.

Субъект, определяя нечто, т.е. осуществляя как ему кажется сугубо положительное рассудочное действие может достичь точно такого же результата через отрицательное определяющее действие, но для этого такое отрицающее должно стать т.н. бесконечным логическим.

Познакомимся с ним, ибо это редкий, скорее даже редчайший случай очень глубокого понимания диалектики.

По сути дела, опираясь на данное изложение понятия введенного С.Б. Церетели у последнего с Гегелем нет никаких расхождений, что явление просто почти уникальное [113] для т.н. материалистической, то есть усеченной диалектики.

«БЕСКОНЕЧНОЕ ЛОГИЧЕСКОЕ - понятие диалектической логики, введенное грузинским философом С.Б. Церетели (1907-1966). Б. Л., по определению Церетели, "есть то, отрицание чего утверждает его же. Точнее: это есть утверждение чего-либо отрицанием его же". Так, говоря, что нет убеждений, мы высказываем убеждение, т.е. подтверждаем существование убеждений. Б.Л. противоположно конечному логическому. Согласно Церетели, на категорию конечного логического опираются и ее выражают аристотелевы положения о законе тождества, противоречия и исключенном третьем. К широко известным аристотелевым законам формальной логики помимо закона достаточного основания Церетели добавляет закон различия, также открытый (лучше сказать: переоткрытый) Лейбницем в форме утверждения: "Все различно" [114] . Например, по словам Лейбница, нет даже двух одинаковых листьев. Субстанциальный плюрализм Лейбница - положение о бесконечном многообразии субстанций (монад) и их сугубой индивидуальности, - является онтологической проекцией закона тождества неразличимых (последний как раз и трактуется как закон различия), согласно которому не может быть двух вещей, даже двух капель воды, в точности похожих друг на друга. Конечное логическое есть всякая мысль, которая полагает (или отрицает) другие мысли (в соответствии с законом тождества или только с законом различия). Природу конечного (вообще конечного, а не только логического конечного) хорошо выражает понятие модуса у Спинозы. Конечное, говоря словами Спинозы, есть то, что существует в другом, что имеет причиной другое и для осмысления чего необходимо осмысление другого. По Церетели, конечное есть также то, отрицание чего утверждает "просто иное", но не "свое иное". […] Точно также и отношение мыслей в их подчиненности (соответствии) законам формальной логики образует систему конечных образований (конечное логическое), когда каждая мысль выпадает из цепи саморазвития, а сама эта цепь не имеет внутренней логики развития: исключает противоречия, диалектические скачки и отрицание. Как и конечное логическое, Б.Л. существует в форме суждений и умозаключений. Диалектическое понимание проблемы суждения (как и других форм мышления) означает умение различать суждение как идеальное образование от его языкового (материального) воплощения в виде грамматического предложения. Суждение логически рефлексивно, т.к. отрицание суждения само есть суждение. Рефлексивность суждения (и вообще логическая рефлексивность) непонятна для формальной логики, тем более для такой логики, которая сводит логическое к грамматическому. Согласно Церетели, диалектический подход к проблеме субъекта суждения, в качестве которого формальная логика называет заранее сформированное понятие, заключается в том, что ни понятие не предшествует суждению, ни, наоборот, суждение не предшествует понятию. Они подразумевают и требуют друг друга, но так, что оба имеют одно начало. Субъект есть понятие в начале его полагания. С диалектической точки зрения предикат суждения в отношении субъекта является и тождественным и различным. Вследствие этого не может быть только аналитического или только синтетического суждения (как это было у Локка и Канта). Одно и то же суждение является и аналитическим и синтетическим. Связка "есть" (копула) имеет двойственную природу, она диалектична, т.к. показывает, что единичное, субъект, есть также не единичное, а общее. Диалектический подход трактует суждение как мысленное высказывание, заключающееся в утверждении - отрицании. Отсюда - понятие "бесконечного" суждения, согласно которому наряду с формально-логическими видами только положительных или только отрицательных суждений ("третьего не дано"), существует третий вид как определенное единство первых двух видов. Примером такого суждения может служить гегелевское высказывание, характеризующее противоречие механического движения: "Движущееся тело одновременно находится и не находиться в одном и том же месте, т.е. одновременно находится в другом". Бесконечное суждение может быть понято как вывод умозаключения, в котором снимается (разрешается) антиномия, представленная посылками этого умозаключения. Например, афоризм Сократа: "Я знаю, что я ничего не знаю". Таким образом, формами существования Б.Л. являются особого вида суждения (умозаключения), из которых могут быть построены законы, теории, концепции, гипотезы и т.п., и которые выступают в качестве логических способов прорыва горизонта формальной логики.

Г.В. Беляев [115] »

Далее, наверное, уместной будет аналогия некоторого цвета как единичного и его отношения к его особенному – белому (бесцветному) цвету.

Всем со школы известен опыт расщепления белого луча света призмой. Из белого луча как выражения белого цвета получается непрерывный цветной спектр, который в видимом диапазоне простирается от красного до фиолетового цвета.

Что означает непрерывность спектра? Непрерывность означает наличие бесконечного числа переходящих друг в друга цветов.

Итак, зная это можно ли считать, что белый цвет менее содержателен, чем любой из неисчислимого числа цветов которые, несомненно являются своего рода признаками белого цвета?

Разумеется, нет.

Можно ли считать, что в белом цвете отсутствуют все признаки-цвета?

Лишь формально, в действительности они есть. И потому ответ тоже нет.

Итак, они – признаки, есть, но они – если их вновь сложить в целое, из которого они были рождены, снимают друг друга, т.е. друг друга как бы нейтрализуют [116] .

Красный как некоторый единичный цвет уже просто фактом своего существования предполагает наличие иных цветов.

Именно в этом тонкость понимания общего в том числе и в его отношении к единичному, отдельному, конкретному. Все эти неисчислимые, точнее – неперечислимые – ибо для каждого обобщающего понятия всегда найдется, всегда может быть синтезирован ещё один «признак», так как все эти «признаки» являют собой отдельные единичности непрерывного спектра содержательности понятия, и могут быть упорядочены в непрерывный спектр, который в свою очередь может быть слит в единство, которое снимает множественность и получает тем самым целое единое понятия.

Иными словами, понятие как в той или иной мере обобщающее понятие, а таковыми являются по сути своей все понятия [117] , являет собой такую целокупноть, такую структурную трансформальную (понятийную) множественность-целостность, которая принципиально не может быть завершена, ибо погружена в понятийную свободную и неограниченную по отношению к себе и непрерывно строящую из самой себя пространственность. Но при этом всегда имеет своё над-пространственное понятийное завершение, так как за данной понятийной бесконечностью-неограниченностью следует иная, более высокого ранга, т.е. иными словами понятийное пространство многомерно.

Понятие, таким образом, есть трансформально-открытая-множественность, назовём её кратко Т-множеством), имеющая особую границу, которая охватывает содержательно-понятийную бесконечность извне, и такая особая бесконечно-конечная форма является фракталом.

Трансформальная открытость означает, что в данном случае мы можем и должны уметь видеть не понятийную форму, фиксируемую однозначностью формы формального понятия, а видеть непосредственно саму сущность понятия, т.е. именно то, о чем и говорит постоянно Ф.Гегель, когда он говорит о понятии.

Формально такая форма фиксирует лишь один полюс отражаемого ею бинера, в данном случае это «открытость», но с тем же успехом можно использовать и иной полюс.

Форма, конечная форма, и любая конечная совокупность форм в бесконечном уже ничего не значат. Но если для бесконечного и существует некая форма и она используется в качестве формы понятия, то это лишь бесконечно-особая, трансформальная форма, «форма всех форм», т.е. форма как рефлексивная форма бесконечности форм формы абсолютного отрицания, как в буквальном смысле форма некоторого одномоментного снятия бесконечности вложенных друг в друга форм и непосредственного видения того, что уже не имеет формы, так как само есть форма всех форм.

Именно весь бесконечный формально-понятийный слой мы сразу охватываем и этим как бы делаем абсолютно прозрачным, и только такая форма показывает нам, что есть истинное понятие, как оно есть в-себе-и-для-себя.

Структурно и так сказать технически трансформальная форма и является рефлексией бесконечного отрицания, которой оголяется самый сияющий центр ядра понятийного трасформального смысла, который и есть сущность.

Когда мы понимаем какие-либо понятия, то это напоминает восприятие света смысла, - света бесконечно яркого свечение сущности понятия – через и сквозь бесконечное число форм, образующих бесконечно плотный суммарный слой форм понятия.

Отношение этих двух бесконечностей и порождает всё неисчислимое многообразие форм как смыслов и значений этих форм.

Но сущность – одна. Трансформально сущность и есть бесконечно яркий свет смысла всего, видимый и ощущаемый познающим ментально-непосредственно, помимо всех форм, ибо истинная форма сущности – это сама сущность, свет которой одинаково бесконечно ярок в любом понятии, и бесконечно содержателен для любого понятия.

Чтобы понять эту, с точки зрения рассудка вероятно полную тарабарщину, нужно прежде всего со всей ясностью осознать и понять, что до тех пор пока некоторая форма будет лишь формой пустоты, наполняемой откуда-то извне, т.е. единичное никак не связано с общим и в сути своей они не едины и не являют собой одно, до тех пор логика мышления и логика развития мира остаются непостижимой тайной и не могут ей не быть, и как бы при этом ни изгалялся рассудок он ничего не сможет уяснить пока не преодолеет собственную ограниченность, раскрыв в рассудке, его собственной рефлексией своё-иное – разум.

Итак, кратко говоря, понятие – это Т-множество.

Одно из основных свойств Т-множества – оно является элементом самого себя, то есть каждый элемент Т-множества является исключительно Т-множеством.

Иначе говоря, понятие (Т-множество) имеет голографические и холические свойства, любой фрагмент («часть», «элемент») Т-множества несет в себе информацию о всём Т-множестве любого ранга общности.

Итак,

«Увеличение объема понятия влечет за собой сокращение его содержания, а увеличение содержания - уменьшение объема, и наоборот. Так, добавление к перечню существенных признаков общего понятия "стол" еще и признака "квадратность" (а это определенно увеличивает содержание) сразу же сокращает объем исходного понятия до нового - "квадратный стол".

Чтобы ещё глубже оценить всю потрясающую формально-логическую глубину логической премудрости, неизменно и безо всяких изменений циркулирующей в формальной логике уже на протяжении двух столетий, и на эту премудрость каким-то мудрено-непостижимым образом никак не влияет все философское наследие Ф.Гегеля, выясним и уточним в чем же тут дело, то есть что такое (с точки зрения формальной логики) «объем понятия» и «содержание понятия» и применяя уже имеющиеся знания, рискнем понять, что же не понимают те, кто не понимает диалектической логики и почему по настоящий момент есть субъекты которые принципиально отказывают диалектической логике даже в праве быть логикой.

«Как цельная форма мысли понятие представляет собой закономерное единство двух составляющих его элементов: объема и содержания. Объем - структурный элемент понятия, отражающий собой совокупность предметов, обладающих одинаковыми существенными и отличительными признаками. Так, объем понятия "стол" отражает собой всю совокупность столов на нашей планете, все их множество, весь их класс. Объем понятия "человек" - пятимиллиардное население планеты [118] . Содержание - элемент структуры понятия, отражающий собой совокупность существенных и отличительных признаков, присущих предмету, явлению (классу предметов, множеству явлении, процессов и пр.). [119] »

«Объём понятия (в логике) — совокупность охватываемых понятием предметов. Вместе с содержанием понятия составляют основную характеристику понятия, являясь обратно пропорциональными его параметрами (увеличение объёма приводит к уменьшению содержания и наоборот). Изменение понятия предполагает изменение его объёма. Объём понятия изображается графически с помощью кругов Эйлера.

Части, входящие в объём понятия, называют классами или множествами. Они в свою очередь состоят из подклассов или подмножеств. Отдельный предмет, принадлежащий к классу предметов, называется элементом класса» [120] .

«Всякое понятие имеет содержание и объём. С точки зрения логики содержанием понятия называется совокупность существенных и отличительных признаков предмета, качества или множества однородных предметов, отражённых в этом понятии. Например, содержанием понятия «коррупция» является совокупность двух существенных признаков: «сращение государственных структур со структурой преступного мира» и «подкуп и продажность общественных и политических деятелей, государственных чиновников и должностных лиц».

О содержании понятия нельзя говорить в отрыве от его объёма. Объёмом понятия называется множество обобщённых в нём предметов. Например, под объёмом понятия «товар» подразумевается множество всех изделий, предлагаемых рынку как сейчас, так и в прошлом или в будущем» [121] .

«Отношение между объемом и содержанием понятия было сформулировано в виде закона еще в XVII в. (логике Пор-Рояля). Коротко его можно выразить так: чем богаче содержание понятия, тем уже его объем и, наоборот, чем беднее содержание понятия, тем шире его объем. Например, содержание понятия четного числа богаче понятия натурального числа. Поэтому объем четного числа уже объема натурального числа. Аналогично этому содержание понятия "металл" богаче понятия "химический элемент" и, следовательно, объем понятия "металл" уже объема понятия "химический элемент". Обратите внимание, что закон обратного отношения применим к понятиям, находящимся друг к другу в отношении "частного" к "общему" или, точнее, "вида" и "рода".

Четные числа, как известно, составляют специфический вид натуральных чисел, а последние по отношению к ним являются родом. Точно так же металлы составляют часть или вид среди общего рода химических элементов. Термины "шире" и "уже", "богаче" и "беднее" употребляются при формулировке закона для краткости. Более развернуто они означают, что содержание будет богаче, если оно включает большее количество отличительных или существенных признаков. Объем соответственно считается более узким, если он содержит меньшее количество элементов.

Более точная формулировка закона обратного отношения между содержанием и объемом понятия может быть дана в таком виде: если объем одного понятия составляет часть другого, имеющего тот же род, то содержание второго составляет часть содержания первого понятия, и наоборот, когда содержание одного понятия есть часть содержания другого, тогда объемы понятий находятся в обратном отношении.

Несмотря на свою очевидность, этот закон не раз оспаривался в истории философии и методологии науки. Еще совсем недавно он подвергался критике сторонниками диалектической логики» [122] .

Начнём видимо, с самого существенного, с вопроса, что считать «существенным».

Ведь вся формальная логика, как и любое формально-логическое рассуждение, основывающееся на ней в буквальном смысле рухнут, если вдруг окажется, что некий существенный «признак» окажется… несущественным.

Вообще формально-логическая «существенность» – этот нелепый, странный, растиражированный суррогат-заменитель сущностности, являет собой буквально квинтэссенцию волюнтаризма и заангажированной заинтересованности «мыслителя», позиционирующего себя как некоторое подобие «ученого» или «знающего» человека, но в действительности лишь во что-то там себе верующего профессионального функционера, который нашел себя и свое призвание на ниве веры, так как мыслить это существо, увы, – не может, в силу своей тупости.

Этим такой во-что-то-верующий абсолютно ничем не отличается от любого иного функционера, функционера религиозно-конфессионального, политического, функционера от культуры и образования, функционера от МВД, Вооруженных Сил, Прокуратуры и т.д.. Всех их объединяет общее – их особая вера, а особая она потому, что сами они не могут понять, во что именно они так усердно веруют, ибо это для них до поры не так уж и важно, ибо вера для них не является целью, она лишь утилитарное средство [123] , которое не лучше и не хуже любого средства от чего-то, например, моли, пятен, пота. Для такого типажа как-бы-мыслителей-в-своём-роде «наука», как и все иные подобные профессиональные места приложения порой недюжинных, но чаще всего не совсем уж интеллигентских сил – это, как правило, лишь удобное место прокорма и удовлетворения своего тщеславия [124] .

Так, что же такое «существенный признак» и откуда же, черт возьми, он берется?!

Ниже приведен фрагмент работы Э.Ильенкова, в которой он показывает типичный случай, когда вся и любая «существенность» становится абсолютно субъективной и потому не существенной.

В основе такой субъективности всё то же отношение общего и особенного (единичного), которое понимается всегда горе-мыслителями сугубо формально, причем полигон формального обоснования в каждом таком случае не является необходимым и потому совершенно случаен и его выбор определяется не интересами достижения Истины, а субъективными и даже просто шкурными интересами самих, например, «логиков» в т.н. науке, как, впрочем, и в политике, в экономике, в образовании и культуре, религии… [125]

Формальная логика это на деле логика заинтересованного обоснования существования «существенного признака», это логика бесконечной бессмысленной грызни и противостояния, это логика обоснования насилии и медленного убийства сотен миллионов, это логика, которая, если её видеть и понимать, охватывая её всю как целое, видится такой, Господи, прости нас грешных! – «логикой», от одного вида которой у нормального человека, как выражался Аркадий Райкин не то, что волосы, а лысина должна становиться дыбом….

А теперь обещанный Э.Ильенков и изложенная им история, в которой показана и вообще-то, если задуматься, и уметь это делать практически, доказана иллюзорность самого отдельного существования «существенного признака».

«“Эту ситуацию — ситуацию диалектического отношения между “всеобщим” и особенным, индивидуальным, — в силу которой “всеобщее” принципиально невозможно выявить в составе особенных индивидов путем формальной абстракции (путем выявления одинакового, тождественного в них), нагляднее всего можно продемонстрировать на примере теоретических трудностей, связанных с понятием “человек”, с определением “сущности человека”, с отысканием его “специфического родового определения”.

Трудности этого рода остроумно обрисованы в известном романе-памфлете Веркора “Люди или животные?” (Vercors. Les animaux denatures P.1952). В дебрях тропического леса обнаружено сообщество странных существ. По одним критериям, бытующим в современной антропологии, это — человекообразные обезьяны, по другим — первобытные люди. Ясно одно — это своеобразная, ранее не наблюдавшаяся переходная форма от животного, чисто биологического мира к миру социальному, человеческому. Возникает вопрос — перешагнули “тропи” (так назвал автор придуманное им стадо-племя) или еще не успели перешагнуть ту трудноуловимую, но имеющую принципиальное значение границу, отделяющую человека от животного?

Вопрос на первый взгляд чисто академический, могущий волновать, казалось бы, лишь специалиста-биолога или антрополога. Однако очень скоро обнаруживается, что вопрос этот тысячами нитей связан с фундаментальными проблемами нашего века в их правовом, этическом, политическом и философско-мировоззренческом выражении. Герой романа сознательно, с обдуманным намерением, умертвил одно из существ. Если “тропи” — люди, он — убийца. Если животные — состава преступления нет. Тем же вопросом мучается старик-священник. Если “тропи” — люди, он обязан спасать их души, подвергать обряду крещения. Если “тропи” — животные, он рискует повторить грех святого Маэля, крестившего по ошибке пингвинов и тем наделавшего много хлопот небесам [герой романа А. Франса “Остров пингвинов” — ред.]. Сюда же вмешивается корыстный интерес промышленной компании, сразу же усмотревшей в “тропи” идеал рабочей силы. Легко поддающееся любой дрессировке животное, не знающее и не могущее знать ни профсоюзов, ни классовой борьбы, ни потребностей, превышающих физиологические, — что может быть лучше с точки зрения бизнеса?

Спор о природе “тропи” вовлекает в свою орбиту сотни людей, десятки доктрин и теорий, ширится и запутывается, перерастая в дискуссию о совсем иных вещах и ценностях. Герои романа вынуждены задуматься над критерием, на основе которого можно было бы решить вопрос категорически и однозначно. Оказывается, что сделать это не так-то просто.

Если отдать предпочтение одному “признаку человека”, то “тропи” попадают в категорию людей, если другому — не попадают. Не помогает и апелляция к “совокупности” таких признаков, ибо тогда возникает вопрос о количестве таковых. Увеличивая число признаков, которыми до сих пор определяли “человека”, вводя в них такой, которым «тропи» от до сих пор известных людей отличаются, этих “тропи” автоматически оставляют за пределами человеческого рода. Сужая число таких признаков, оставляя лишь те, которыми обладают и ранее известные люди и “тропи”, получают определение, согласно которому “тропи” надлежит зачислить в человеческую семью со всеми вытекающими отсюда правами. Мысль попадает в заколдованный круг — чтобы определить природу “тропи”, надо предварительно четко очертить определение природы человека. Но сделать это нельзя, не решив предварительно и заранее, следует ли при этом учитывать “тропи” как разновидность homo sapiens или нет?

Мало того, спор сразу же разгорается и по поводу каждого из “общих признаков”, которыми до сих пор характеризовали человека. Что понимать под “мышлением”? Что понимать под “языком” и “речью”? В одном смысле мышлением и речью обладают и животные, в другом — лишь человек. По поводу каждого из человеческих свойств начинается тот же самый спор, что и по поводу определения “человека”. Конца спорам не видно, разногласия и пререкания достигают сфер самых общих и принципиальных философских, этических и гносеологических понятий и там разгораются с новой силой и ожесточением...

Да ведь и с законными людьми дело обстоит не так уж просто. Разве все люди живут и поступают “по-человечески”? Часто хуже зверей... Спор поэтому оборачивается дискуссией по поводу того, какой способ жизнедеятельности считать “подлинно человеческим”, а какой — нет.

Все попытки выявить этот “общий и существенно общий признак”, на основании коего можно было бы безошибочно отличать человека от животного, от “не-человека”, снова и снова упираются в старинную логическую трудность. Такой “общий признак” можно отвлечь от “всех” индивидов данного “рода” только в том случае, если предварительно четко очерчено “множество”, составляющее данный “род”. Но сделать этого нельзя, не имея уже заранее общего критерия выделения такого “множества”, т.е. того самого “общего признака”, который хотят найти. Горячую воду можно отличить от ледяной. Но как быть с теплой? Один камень не составляет “кучи”, два — также. Сколько же камней требуется для “кучи”? Где тот рубеж, на котором лысеющий человек становится лысым? Существует ли тут вообще четкая граница? Или же всякая граница, всякая определенность — это лишь воображаемая линия, проводимая исключительно для нужд искусственной классификации? В таком случае где ее провести? “Она пройдет там, где ее захотят провести сильные мира сего”, — с унынием констатируют герои романа. И в самом деле, субъективно-идеалистические теории мышления передают решение подобного рода вопросов “сильным мира сего”. Голос “сильных” и становится критерием истины, а их воля — “всеобщей” волей, под титулом которой отчетливо проступает произвол и даже индивидуально-корыстный интерес...

Убедившись на практике, что “общий и существенный признак”, определяющий специфическое отличие рода человеческого, конкретно-всеобщее определение “человека” и “человеческого” в людях, найти не так просто, как казалось им сначала, герои романа ищут решения в философских и социологических концепциях. Но где критерий истинности этих последних? Каждая претендует на всеобщее значение, на монополию обладания всеобщим понятием, и “общего” — согласия — между ними нет.

Роман кончается большим знаком вопроса, и его герой оказывается в незавидном положении буриданова осла: слева — марксистское понимание “всеобщего” в человеке, справа — христианское, два исключающие друг друга понимания этого “всеобщего”. Не решаясь принять ни то, ни другое, герой Веркора — вместе с автором — хотел бы найти то третье, в котором были бы примирены оба учения, — найти “общее” между ними, т.е. “подлинное” понимание “всеобщего”. [126] »

Итак, что же такое «существенный признак», или по существу задачи, которая всегда ставиться формальным логиком в формальной логике даже, если она никогда не ставится – гипотетический «общий признак», который безошибочно смог бы помочь наконец обратить обыденное сознание строго в направлении мекки истины, дабы оно не отвешивало беспорядочно и напрасно признаки-поклоны куда попало?

А ведь ситуация здесь уже настолько трагическая, что во многом становится даже комичной.

Да, это полная внутреннего трагизма ситуация логического бесконечного тупика, которая всегда комична неизбежностью утыкания мыслителя в тупик логической бесконечности, в который постоянно и попадает обыденное сознание, не желая даже во имя Аллаха-Всевышнего понимать, что признак – это всегда признак общего, которое и объединяет в себе бесконечное число признаков, и является этими признаками.

Таким образом, искомым «существенным признаком» человечности является… – правильно! само понятие «человек».

Но кажется, здесь что-то не так, ведь это простая тавтология? Или, нет, как любит выражаться Уемов, в своём учебном пособии [127] , которое скромно оценивает его, как «крупнейшего философа, логика, методолога науки профессора А.И.Уемова», - плеоназм.

Конечно же, «плеоназм» это… действительно серьезно, но как бы это выразить поделикатнее, та настойчивость, с которой легионы крупных, очень крупных и крупнейших философов хором утверждают, что «логика может решать свои задачи, лишь изучая формы мышления», то есть – «отвлекаясь от его конкретного содержания, являющегося предметом изучения других, конкретных, наук», и сам факт буквально детской и никак-никак не проходящей увлеченности такой хоровой отвлеченностью, при том весьма и весьма почтенном формально-логическом возрасте, говорит явно не о «плеоназме», а о чем-то много менее замысловатом.

Так в чем же здесь дело?

А может быть просто в том, что надо бы наконец понять, что такого признака, как «существенный признак» – именно как конечного признака или некоторой конечной совокупности признаков, то есть определенного признака – просто нет?

И само существование такой логической категории как «существенный признак» – это а) единичное б) грязное в) лохмотье [128] , составляющее существенный общий признак призрачности одежды как общего, и являющимся потому явным признаком логического позорища, в котором гордо продолжает шествовать современная формальная логика – эта «наука», которая шефствует над всеми теми, кто «учится мыслить» [129] , эта та самая «наука», которая породила великое [130] горбачевское «новое мышление», которое принесло столько непонятого по сей момент самим народом «народного счастья».

Впрочем, нынче даже «духовное возрождение» можно запросто приобрести в аптеках с крестами на куполах [131] , в любой расфасовке, любой упаковке, на любой случай жизни.

«Все попытки выявить этот “общий и существенно общий признак”, на основании коего можно было бы безошибочно отличать человека от животного, от “не-человека”, снова и снова упираются в старинную логическую трудность. Такой “общий признак” можно отвлечь от “всех” индивидов данного “рода” только в том случае, если предварительно четко очерчено “множество”, составляющее данный “род”. Но сделать этого нельзя, не имея уже заранее общего критерия выделения такого “множества”, т.е. того самого “общего признака”, который хотят найти. Горячую воду можно отличить от ледяной. Но как быть с теплой? Один камень не составляет “кучи”, два — также. Сколько же камней требуется для “кучи”? Где тот рубеж, на котором лысеющий человек становится лысым? Существует ли тут вообще четкая граница? Или же всякая граница, всякая определенность — это лишь воображаемая линия, проводимая исключительно для нужд искусственной классификации? В таком случае где ее провести? “Она пройдет там, где ее захотят провести сильные мира сего”, — с унынием констатируют герои романа. И в самом деле, субъективно-идеалистические теории мышления передают решение подобного рода вопросов “сильным мира сего”. Голос “сильных” и становится критерием истины, а их воля — “всеобщей” волей, под титулом которой отчетливо проступает произвол и даже индивидуально-корыстный интерес...»

«Голос “сильных” и становится критерием истины, а их воля — “всеобщей” волей, под титулом которой отчетливо проступает произвол и даже индивидуально-корыстный интерес...»

Вот логика подлинного понимание всеобщего, какого есть, без грима и прикрас…

Не побоимся впасть в плеоназм и потому отметим, что сам «методолог науки» А.И.Уемов в своем учебном пособии также упоминает описанную Э.Ильенковым ситуацию с племенем-стадом «тропи», т.е. ситуацию невозможности определения «существенного признака», но оценивает её принципиально иначе, называя «неудобством». По сути А.И.Уемов просто уходит от проблемы определения по «существенному признаку», как бы замещая такое определение определением «через ближайший род и видовое отличие» [132] :

«Выше мы рассмотрели такие понятия, содержание которых кажется достаточно определенным. Мы знаем, что такое “студенты нашей группы”, “высочайшие вершины Гималаев”, “Реки Европы” и даже что такое карась. Однако, такая ясность иногда оказывается обманчивой даже применительно к самым употребительным понятиям.

Всем известно, что такое “человек” на том уровне, который обычно требуется. Мы идем по улице и видим человека, который четко отличается от собаки. Садимся в трамвай и там встречаемся с человеком, зачастую в очень большом количестве. Однако такое представление о признаках понятия “человека” достаточно лишь в обычных простых ситуациях.

Более сложная ситуация описана французским писателем С. Веркором. Убито некоторое существо, очень похожее no-видимости на человека. Мера наказания за убийство определяется тем, является это существо человеком или нет. С. Веркор показал невероятную сложность решения, казалось бы, простой задачи: убитые — люди или животные?

Можно привести массу примеров взаимного непонимания из-за неясности [133] содержания понятий.

Необходимо уточнить содержание понятий [134] . Как это сделать? Казалось бы, что эта процедура проста: перечислить все признаки, входящие в содержание понятия. Иногда это легко сделать [135] . К такому перечислению часто прибегают юристы с целью уточнения понятий, например понятия преступления.

Однако, этот метод обладает большим неудобством. Зачастую приходится сталкиваться с тем, что мы не в состоянии перечислить все признаки. Да и вхождение тех или иных признаков или их отсутствие в содержании понятий не всегда ясно. В таком случае (?!) мы можем прибегнуть к помощи других понятий, содержание которых нам уже известно или, по крайней мере, предполагается известным.

Вспомним, что мы знаем об отношениях между родом и видом. Все признаки содержания родового понятия включаются в содержание видового понятия. Значит, если мы включим интересующее нас понятие в какое-нибудь родовое понятие, то тем самым в значительной мере выясним содержание интересующего нас понятия. Это понятие обладает всем комплексом признаков, входящих в родовое понятие. Желательно при этом взять наиболее богатое по содержанию понятие, т. е. ближе всего по объему к интересующему нас понятию. Такое родовое понятие будет называться ближайшим родом (лат. genus proximum). Нам остается лишь добавить тот признак, которым будет отличаться наше понятие от ближайшего рода. Такой признак будет называться отличительным признаком или видовым отличием (лат. differentia specifica). Процедура выяснения содержания понятия с помощью ближайшего рода или видового отличия будет называться определением через ближайший род и видовое отличие (лат. defmitio per genus proximum et differentiam specificam). Этот прием определения понятия был известен еще древнегреческому философу Платону (427 — 347 до н. э.).

Ближайший род плюс видовое отличие называются определяющим (лат. definiens) понятием. То понятие, содержание которого мы хотим определить, называется определяемым (лат. definiendum).

Таким образом, структура определения в целом может быть выражена следующей схемой:

Определяемое = ближайший род + видовое отличие» [136] .

В итоге, так и остается не совсем ясным, а точнее говоря совершенно неясным, что означает фраза «вхождение тех или иных признаков или их отсутствие в содержании понятий не всегда ясно». Означает ли это простую субъективную неспособность некоторого «мыслителя» обнаружить такие признаки, и тем самым речь идёт о том, что «поскольку дело это такое хлопотное, определим-ка мы иначе», или предлагается считать важным и существенным сам факт возможности какого-то определения, которое должно видимо… заменить определение по существенному признаку.

Но дело-то как раз в том, что существо «тропи» как раз и невозможно определить через ближайший род! Все попытки выявить этот – вспомним уже сказанное Эвальдом Ильенковым – “общий и существенно общий признак”, на основании коего можно было бы безошибочно отличать человека от животного, от “не-человека”, снова и снова упираются в старинную логическую трудность. Такой “общий признак” можно отвлечь от “всех” индивидов данного “рода” только в том случае, если предварительно четко очерчено “множество”, составляющее данный “род”. Но сделать этого нельзя, не имея уже заранее общего критерия выделения такого “множества”, т.е. того самого “общего признака”, который хотят найти».

В чем же в данном случае дело? В простой небрежности? Нет, дело в попытке, пусть в попытке и неосознанной уйти от противоречия и не видеть, вообще говоря, очевидного.

Дело здесь и во всех иных случаях формального определения в том, что любое понятие – даже элементарное единичное невозможно формально определить. Всякое формальное, т.е. «признаковое» определение будет неполным, и тем самым может быть дополнено, и должно быть дополнено и развито.

Таким образом, совершенно невозможно полностью определить, полностью описать даже самый обычный и простой предмет, ибо самое пространное и подробное описание всегда будет принципиально недостаточным и неполным.

Откуда это следует?

Это следует хотя бы из принципа различия сформулированного Лейбницем, а за ним и Церетели, вспоминаем: «К широко известным аристотелевым законам формальной логики помимо закона достаточного основания Церетели добавляет закон различия, также открытый (лучше сказать: переоткрытый) Лейбницем в форме утверждения: "Все различно". Например, по словам Лейбница, нет даже двух одинаковых листьев. Субстанциальный плюрализм Лейбница - положение о бесконечном многообразии субстанций (монад) и их сугубой индивидуальности, - является онтологической проекцией закона тождества неразличимых (последний как раз и трактуется как закон различия), согласно которому не может быть двух вещей, даже двух капель воды, в точности похожих друг на друга. Конечное логическое есть всякая мысль, которая полагает (или отрицает) другие мысли (в соответствии с законом тождества или только с законом различия)».

На уровне того, что можно обозначить в качестве единичного предмета бесконечность появляется и предстает перед познающим в качестве бесконечности связей предмета со всеми иными предметами, неисчислимости его свойств, строения, структуры, характеристик по отношению к иным предметам, иным средам, иным условиям… Физические, химические, физико-химические, оптические, электрические, магнитные, электромагнитные, оптико-электромагнитные, информационные и многие-многие иные свойства-признаки для понятий-предметов.

Не лучше, а скорее много «хуже» дело обстоит для понятий обозначающих отвлеченные единичные оформленные сущности, ибо здесь определенность имеет отвлеченный, в буквальном смысле беспредметный характер и потому…. ни о чем так много не спорят, как об отвлеченном, например, политике, экономике, социальной жизни, духовности, образовании и прочем.

Всеобщность на уровне единичности предстаёт актуальной бесконечностью признаков понятия и невозможностью осуществления полного, то есть достигающего истины определения.

Как же эту невозможность обходят те, кто обычно скрывается под понятием «современный формальный логик, крупнейший философ, методолог науки», но видимо определяются этим понятием абсолютно, полностью, что называется «до мозга костей и душевности устремлений»?

Просто, и даже можно сказать не особо вглядываясь в такие несущественные неровности, а просто перешагивая через них с применением ходуль «закона обратного отношения объема и содержания понятия»:

«Используя закон обратного отношения объема и содержания понятия, будем сужать объем понятия “человек”. Получим: “современный человек”, “взрослый современный человек”, “взрослый современный человек, живущий в Лондоне” и, в конце концов, получили принцессу Диану. Переходя от одного понятия к другому, мы постоянно увеличивали содержание этих понятий. О принцессе Диане мы могли сказать нечто гораздо больше, чем о человеке вообще. Как обозначить объем понятия “Принцесса Диана”? Это индивидуальное понятие. Дальше его сужать нельзя, по крайней мере, в рамках традиционной логики. Поэтому придется его обозначить точкой, и содержание индивидуального понятия — большим прямоугольником, который бы не поместился на нашей странице.

Некоторые читатели могут возразить: — А почему нельзя сузить объем понятия “принцесса Диана”? Например, можно говорить о прекрасных глазах принцессы Дианы или о ее белоснежной коже? Или о ее голове. Читатель должен обратить особое внимание на такой вариант сужения понятия, поскольку здесь скрывается логическая ошибка. Она заключается в том, что голова принцессы Дианы есть часть принцессы Дианы, но никоим образом не вид. Поэтому ужасной логической ошибкой была бы такая схема:

На самом деле, понятие “Человек” и понятие “Голова человека” являются несовместимыми» [137] .

Ужасной логической ошибкой является не схема, в которой у человека оказывается должна быть голова, которой он кстати, обязан думать, а непонимание того, что формальные логики, видит Бог, совершенно очумели от абстракций «сужения», «расширения» и перестали понимать необходимость конкретности логики, необходимость её неотвлеченного характера, который должен соотноситься с реальностью.

Чем же является описанная Уемовым и типичная для всей формальной логики процедура «сужения» понятия?

Вообще-то ничем иным как процедурой определения.

Но ведь такая процедура ничего не определяет, потому что является пустой, и абсолютно отвлеченной от реальности абстракцией формального понятия определения на примере определения понятия «Принцесса Диана».

Так каков же смысл последовательности операций: «… “современный человек”, “взрослый современный человек”, “взрослый современный человек, живущий в Лондоне” и, в конце концов, получили принцессу Диану. Переходя от одного понятия к другому, мы постоянно увеличивали содержание этих понятий. О принцессе Диане мы могли сказать нечто гораздо больше, чем о человеке вообще. Как обозначить объем понятия “Принцесса Диана”? Это индивидуальное понятие. Дальше его сужать нельзя…»?

Какое отношение к полученному – не понятию – словосочетанию “Принцесса Диана” имеет действительная принцесса Диана?

Да, никакого, абсолютно никакого!

И потому нужно продолжать говорить (если уж хочется) или как выражается профессор – «сужать» и далее понятие, нужно говорить о голове принцессы [138] , о её «белоснежной коже» и «прекрасных глазах», как и о бесконечном числе иных признаков, которые в совокупности надо полагать все же дадут, – должны дать формальное понятие соответствующее живому оригиналу.

Пусть «Принцесса Диана» – это «индивидуальное», хотя намного ближе к реальности и по смыслу все же «отвлеченное понятие», но … если «в автомобиле, в котором ехала принцесса Диана, и который при таинственных обсътоятельствах врезался в 13-ю колонну туннеля под мостом Альма» была не принцесса Диана?

И как доказать, что 31 августа 1997 в Париже погибла именно принцесса Диана, а не её двойник, или никому не известная сестра-близнец, или – «клон», созданный в секретной лаборатории, или совершенная копия-киборг, синтезированная инопланетянами?

И дело даже не в маловероятности, а точнее в исчезающей вероятности такого развития событий, а в соотношении – соответствии действительного жившего материального и духовного оригинала и её формального выражения (отражения) в виде нелепой бессодержательности абстракции словосочетания «Принцесса Диана», которая видите ли есть «индивидуальное понятие», и которое по этой причине (?) нельзя далее наполнять содержательностью и смыслом, чтобы это формально определяемое понятия соответствовало принцессе Диане (не понятию – человеку), так как от таких манипуляций формальное понятия явно испортится и уже будет не таким формальным:

«Как обозначить объем понятия “Принцесса Диана”? Это индивидуальное понятие. Дальше его сужать нельзя, по крайней мере, в рамках традиционной логики».

Итак, не слишком ли абстрактной и оторванной от жизни стала «наука формальная логика»?

«Эй, старая, ты торгуешь тухлыми яйцами», – сказала покупательница торговке «Что? – вспылила та, – мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне смеешь говорить такое про мой товар! Ты? У которой отца вши заели, а мамаша якшалась с французами? Ты, у которой бабка померла в богадельне? Ишь, целую простыню на свой платок извела! Известно, небось, откуда у тебя все эти шляпки да тряпки! Если бы не офицеры, такие, как ты, не щеголяли бы в нарядах! Порядочные-то женщины больше за домом смотрят, а таким, как ты, самое место в каталажке! Заштопай лучше дырки-то на чулках!» Короче, она не может допустить в покупательнице ни зернышка хорошего».

Она и мыслит абстрактно – подытоживает в покупательнице все, начиная с шляпок, кончая простынями, с головы до пят, вкупе с папашей и всей остальной родней, – исключительно в свете того преступления, что та нашла ее яйца тухлыми. Все оказывается окрашенным в цвет этих тухлых яиц, тогда как те офицеры, о которых говорит торговка (если они вообще имеют сюда какое-либо отношение, что весьма сомнительно), предпочли бы заметить совсем иные вещи...» [139]

Есть у Георга Вильгельма Фридриха Гегеля такая небольшая статья под названием-вопросом «Кто мыслит абстрактно?», думается она как раз и поднимает в полный рост проблему существующей тотальной мумификации мышления, для которого даже горбачевская бестолочь «нового мышления» может показаться чем-то достойным восхищения и даже в своём поганом роде величия…

Не забросали ведь т.н. «Президента России», понятие сугубо и видимо окончательно «индивидуальное», которое и наградило другое индивидуальное понятие «Михаила Сергеевича Горбачева» Орденом Андрея Первозванного реальными тухлыми яйцами.

А спрашивается – почему?

Может быть потому, что народ согласен, что понятие «Горби» заслуживает именно указанной награды и благодарного поцелуя в лобик, а вовсе не всенародной on-line-ой трансляции с лобного места на Красной Площади, на которой его будут по четвергам сажать на кол?

Судя по всему, усилия в насаждении указанного мышления не пошли прахом и наш народ просто удивительно быстро учится мыслить абстрактно-отвлеченно, а если сказать просто и по-человечески – горбато-тупо.

А ведь это очень вредно и опасно.

И «вредно» и «опасно» вовсе не абстрактные понятия, как например понятие «чужая боль», а боль реальная, пронзительная, острая, не утихающая, которую ничем не унять и от которой никак не отвлечься и ничем не утолить, ибо сверлящая непоправимость сотворенного тобой – непонимающим и тупым двуногим, будет убивать тебя ежесекундно…

Ведь именно это, а не петля избавила белый свет от Иуды, петля лишь была средством, причем совершенно бесполезным средством уйти от чудовищной сверлящей боли абсолютно непоправимого, и она лишь открыла тщеславному тупому двуногому бездну, в которую можно падать вечно.

«– Так кто же мыслит абстрактно?

– Необразованный человек, а вовсе не просвещенный

Этот неожиданный ответ и сегодня может показаться озорным парадоксом, простой иллюстрацией того «литературного приема, состоящего в употреблении слова или выражения в противоположном их значении с целью насмешки», который литературоведы называют иронией. […]

Ирония тут действительно есть, и очень ядовитая. […]

И когда Гегель в качестве примера «абстрактного мышления» приводит вдруг брань рыночной торговки, то высокие философские категории применяются тут отнюдь не с целью насмешки над «малым человеком», над необразованной старухой. Ироническая насмешка здесь есть, но адрес ее – совсем иной. […]

«Абстрактной истины нет, истина всегда конкретна», ибо истина – это не «отчеканенная монета», которую остается только положить в карман, чтобы при случае ее оттуда вытаскивать и прикладывать как готовую мерку к единичным вещам и явлениям, наклеивая ее, как ярлык, на чувственно-данное многообразие мира, на созерцаемые «объекты». Истина заключается вовсе не в голых «результатах», а в непрекращающемся процессе все более глубокого, все более расчлененного на детали, все более «конкретного» постижения существа дела. А «существо дела» нигде и никогда не состоит в простой «одинаковости», в «тождественности» вещей и явлений друг другу. И искать это «существо дела» – значит тщательно прослеживать переходы, превращения одних строго зафиксированных (в том числе словесно) явлений в другие, в конце концов, в прямо противоположные исходным. Действительная «всеобщность», связующая воедино, в составе некоторого «целого», два или более явления (вещи, события и т.д.), таится вовсе не в их одинаковости друг другу, а в необходимости превращения каждой вещи в ее собственную противоположность. В том, что такие два явления как бы «дополняют» одно другое «до целого», поскольку каждое из них содержит такой «признак», которого другому как раз недостает, а «целое» всегда оказывается единством взаимоисключающих – и одновременно взаимопредполагающих – сторон, моментов. Отсюда и логический принцип мышления, который Гегель выдвинул против всей прежней логики: «Противоречие есть критерий истины, отсутствие противоречия – критерий заблуждения». Это тоже звучало и звучит до сих пор достаточно парадоксально. Но что поделаешь, если сама реальная жизнь развивается через «парадоксы»? […]

В этом и заключается смысл гегелевского фельетона, изящно-иронического изложения весьма и весьма серьезных философско-логических истин.

Э.В. Ильенков доктор философских наук» [140]

*****

Будем полагать, что ответ на поставленный в начале Главы вопрос в основном совпал с ответом, который получен читателем и потому можно перейти к следующему вопросу: вопросу интерпретации смысла формулировки единого Закона Диалектической Логики: «Что означает часто встречающееся в тексте выражение: «противоположности переходят друг в друга через самих себя?»

Вспомним:

«Разумеется, аформальная форма – может существовать и существует и более того легко может быть представлена более или менее развитым формальным сознанием в качестве некоторого простого топологического объекта. Представлена также легко, как легко могут быть представлены числа, например, натурального ряда в качестве точек на числовом луче».

И ещё:

«Образно обострим смысл сказанного следующим образом: противоположности – противоположны друг другу, то есть находятся по разные стороны относительно друг друга, но одновременно … находятся по одну сторону и являются продолжением и основанием друг друга».

Оставив пока что в стороне вопрос, откуда именно взялся такой топологический объект. Возьмём обычное кольцо.

4680_002

Когда мы находимся на одной стороне кольца, то противоположная ей сторона находится по другую сторону. Пока что ничего необычного.

Выделим фрагмент кольца.

Одна сторона площадки противоположна другой.

Вот наглядная модель противостояния, полярности противоположностей, их полного исключения друг другом, отсутствия какой-либо связи, кроме разве что знакомого: «с одной стороны, с другой стороны».

Классический формальный принцип исключения третьего («или-или»): некоторая точка может находится по одну сторону, или пребывает на противоположной.

Может ли быть иначе? Не безумие ли известное кажется всем умеющим читать диалектическое «тождество в одном отношении», то есть знакомая и непостижимая диалектическая одновременность пребывания и по разные стороны, и нахождение на одной стороне, нарушающее незыблемый закон логики – закон тождества А есть А; и (или) закон исключения третьего: или А, или не-А (т.е. – А), а если по-простому, по-интеллигентскому конца т.н. «перестройки»: «третьего не дано!»? [141]

Дано! И ещё как дано! И не дано лишь непоправимым тупицам!

Чем был обусловлен тот трагический исторический русский выбор, который был сделан в начале 90-х?

Мы говорим, разумеется, о достаточном основании, о настоящем достаточном основании.

Советская творческая интеллигенция, как выяснилось в процессе одного практического логического эксперимента, оказалась большим сборищем мелких лавочников.

Многие из тех, кто подписал в своё время так называемое «Письмо сорока двух» [142] , возможно неожиданно для себя впали в такую непостижимую для человека мыслящего нравственно-социальную дихотомию: «или-или», что впору бы спросить всех сорока двух и на этом свете, и на том: в своём ли они уме были тогда, или в чужом – знать заокеанском?

Что же подвигло людей очень неглупых и к тому же литераторов поставить на одну чашу весов коммунизм с фашизмом, фактически отождествив их, а на другую… как бы это обозвать поприличнее… – «демократические ценности»?

Если задуматься, то необходимым основанием такого помутнения разума может быть лишь принцип формы в виде банальнейшей формальной логики с её «незыблемыми законами» и очень говорливым историческим выкидышем, помеченным известным всем родимым пятном - то есть так называемым «здравым смыслом», который такая логика обычно порождает из себя.

Мы, конечно же, учтем и напряженность момента, и все прочее, чем обычно пытается заслониться совесть человеческая прежде чем, как в сказке ударившись оземь обратиться в свою противоположность.

Чем руководствовались эти «товарищи», мечтающие стать «господами»? От чего отреклись-отказались прежде чем выдавили из себя то, что выдавили и во что окунули неисчислимые миллионы живых и мертвых многих десятков поколений?

Прежде всего, они, конечно же, отказались от всякого намека на саму возможность [143] , они отказались от самой возможности воплощения понятия «братства» и «равенства», то есть по сути – человечности как таковой!

Нельзя похоронить понятие «коммунизм», не похоронив его сущности.

Нельзя заменить «братство» – «цивилизованностью».

Демократия не несет братства, она несет хищную цивилизованность как выражение сути социально-пищевой цепочки, в которой те, кто могут не быть в самом низу стараются переместиться наверх.

Интеллигент, как известно, никогда не захочет быть в самом низу социальной пищевой цепи. Наверное потому, что считает: ему постоянно недодают, и он хронически недоедает от народных сусеков, на которых его вскормили и вспоили.

Им ли, пухлым от мудрости и умудренным жизнью было не знать указанной правды скрытого от простых советских смертных хищного оскала т.н. «демократии»?

Не знали? Ну, конечно, знали! Но уж больно тошно и дальше было видеть «коммунистически рожи» и жить, как жили – плохо, непонятно, с постоянными ограничениями и безумной несвободой. Но…

Но, господа интеллигенты!

Во всем перечисленном была возможность братства, все перечисленное нужно было не хоронить и зарывать, а исправлять, то есть не отказываться от народных идеалов, ведь если закопать все это «коммунистическое» вместе с идеей коммунизма, как общественного строя будущего, то уже нет и надежды.

Тяжелый выбор?

Нет. Нет, если видеть, а также понимать, что известная всем практическая форма реализации коммунистического-первой-фазы – «реальный социализм» – … ничего практически коммунистического в себе не несет.

Да. Если по тупости своей и бессовестности отождествить вечный беспредел тупых люмпенов во власти, играющихся в «коммунизм» – с самим коммунизмом. Но, кажется, для этого нужно будет стать тупее этих самых люмпенов? Не беда. Не в первый раз! Стоит лишь вспомнить звучавшие ранее дифирамбы двуногому грузинскому чудовищу, которое насиловало огромную страну.

Увы, все как всегда! Лишь бы добраться до корыта с благами, на этот раз с противоположной стороны, благами антикоммунистическими, т.е. «демократическими»!

Итак, четыре десятка с копейками интеллигенции купились (купленные с потрохами принципом формы), совершив сделку, сделку с устремлениями души своей, сделку с совестью, отождествив форму известного им «коммунизма» с самим неизвестным коммунизмом, о котором известно лишь, что это… братство, справедливость, равенство и истина в действии.

Но не было ни равенства, ни справедливости, ни братства, ни истины, так как не было действия тех, кто знает, как это сделать. Однако некоторые всё же продолжают упрямо утверждать, что тех, кто должен был такое знать, собственно и называют «интеллигенцией»!..

Как же это было?

Если «А» – «коммунизм», и если «коммунизм» - это всё то, что есть и было за прошедшие семь десятилетий. То «коммунизм» есть «А», и этот «А» не нужен, ибо такое «А» это нечто неотличимое от «Б» – «фашизма» и потому «А=А» и «А=Б» и не надо нам ни А, ни Б.

Но есть ещё и «В», и «В» – это «демократия». И «демократия» – это совсем иное, в ней хорошо и сытно, по крайней мере, таким умным и потому хорошим как «советский интеллигент».

В логике, прежде всего, нужно определиться. Но определение отождествления коммунизма и советского «коммунизма» было неверным и трагическим.

И если уж принял А=А, то так и мысли это А как неизменное до самого конца и делай из этого выводы.

Выводы были.

Не было самого «А».

Коммунизма-социализма – вообще не было, а потому и выбор был не из того и совершен не так. Что было? Это вопрос десятый. Нужно было выбирать не из того, что кажется и хочется самому, а из того как должно быть для всех.

Как должно быть в соответствии с русской натурой, настроем русской души?

По-братски, справедливо, правильно.

А стало по-западному, не по-русски и с фантастическим, сверхъестественным предательством нескольких поколений, а если хорошенько напрячься и вдуматься, то и всей тысячелетней Русской Истории, предательством ВСЕХ РУССКИХ ВСЕХ ВРЕМЁН! Предательством их устремленности, их русскости, их душевности. А вот за такое ответить придется, и если и не самым центром геенны огненной, то явно чем-то очень и очень близким к нему.

Иуда, тот об этом знал, иуды – узнают.

Вообще, вся т.н. «советская интеллигенция» оказалась очень большим сборищем мелких торговцев, которые страдая от отсутствия собственности кажется только и мечтали о том, как бы самим продаться подороже, т.е. на настоящем рынке, капиталистическом, на социалистическом безрыночье рыночная стоимость интеллигенции, как ей самой казалась, была намного ниже её нерыночной ценности. Именно поэтому своим страстным темным заклинанием эти «сливки социалистического общества», предварительно заморочив головы десяткам миллионов, вызвали из бездны Зверя. «Зверя» как символа социального эгоизма, несправедливости, хищности и алчности.

И этот Зверь торжествующе вышел из бездны под аккомпанемент танковых орудий, расстреливающих «Белый Дом».

А, казалось бы, речь шла всего лишь о формальной логике и её взаимосвязанных «законах»: «законе тождества» и «исключения третьего».

Вначале отождествили отвратительное безобразие формы с образом самой формы. Так «коммунизмом» оказалось все то, что им не было, да и не могло быть. Затем закономерно получив две альтернативы: «коммунизма» [144] и «не-коммунизма» (демократии), стали утверждать, что «третьего не дано», и… нужно выбирать.

Сказали, что нужно выбирать, но выбрали – сами, за всех, за всех живых и всех мертвых и этим совершили величайшее в Истории предательство.

Итак, это была иллюстрация к тому, что третье – всегда есть для тех, кто мыслит и у кого есть совесть…

Напомним, что у нас есть площадка:

И точка, поставленная на ней может быть или по одну сторону, или по другую… И кажется, что третьего – не дано. Но…

Продлим площадку. И затем склеим кольцо, но не совсем обычно, а с предварительным поворотом одного из концов на 180 градусов.

4680_002

Так мы получим нечто необычное [145] .

А необычность состоит в следующем. Выделим и теперь небольшой участок кольца. И поставим с одной стороны точку S, а с другой – точку S₀.

Безымянный6

Два простых вопроса.

Находятся ли точки S и S₀по разные стороны?

Краткий ответ: несомненно.

Развернутый ответ: для любого фрагмента кольца точки S и S₀находятся по разные стороны.

Что можно сказать о нахождении точек не в отношении части кольца, а ко всему кольцу в целом?

А вот здесь ситуация, как нами уже ранее показано, парадоксальная, но весьма наглядная и убедительная.

Теперь, для всего кольца как единой формы, находясь на одной стороне кольца и имея на противоположной стороне то, что обычно противостоит данной стороне уже нельзя сказать, что находишься по разные стороны, ибо сторона у этого кольца только одна, как впрочем, и край.

Полученный нами объект (особая форма кольца) – иллюстрация того, как выглядит такая сверхабстрактная ментальная форма – бинер.

Можно видеть следующее. Любой локальный фрагмент бинера подчиняется логике форм (формальной логике) и являет собой пару противоположностей.

Кольцо же как целое демонстрирует каким образом осуществляется выход из под влияния логики обычных форм; для кольца как единого (целого) противоположности слиты и находятся как бы друг в друге (одна в другой).

Итак, у нас есть наглядная иллюстрация логического парадокса:

«…противоположности – противоположны друг другу, то есть находятся по разные стороны относительно друг друга, но одновременно … находятся по одну сторону и являются продолжением и основанием друг друга».

В содержательном плане это означает больше, чем может показаться на первый взгляд, хотя отчасти и для людей, не желающих мыслить может напоминать то, как, например, св. Патрик объяснил таинство триединства Святой Троицы… клевером, а потом этот клевер попал на национальный флаг Ирландии.

Представленная особая кольцевая форма является образом всеобщей формы понятия вообще, ибо любое понятие суть антиномия или бинер.

Бинер в общем случае – это особая топологическая форма всех так называемых неориентируемых поверхностей с эйлеровой характеристикой равной нулю [146] .

Вопросы топологии диалектики мы будем рассматривать в других главах.

Конечно, кольцо Мебиуса вряд ли может стать флагом диалектики, с учетом своей принципиальной неориентируемости, но если, допустим, начать говорить о настоящем так называемом «первокирпичике бытия» – субстанциональной структуре Всеобщего и Абсолютного, то ясно видны два её существенных качества: наличие у субстанции кольцеобразной структуры и её особого кручения, спиральности [147] .

*****

Следующий вопрос, которым мы зададимся:

«Что есть «всеобщая связь всего»?»

Мы помним, конечно, главное, что определение есть отрицание, и всякое определение является неполным или формальным, если оно не отражает и не выражает всеобщности определяемого.

Всеобщность определенной формальной (определяемой) формы выражается в выявлении её сущности как достаточного основания являющейся аформальной формой дополняющей формальную до Всеобщей (Бесконечной) родовой формы как Всеобщей – Источника всех форм и того, к чему они, в конце концов, приходят.

Когда обычно начинают рассуждать о диалектике, то зачастую отмечают следующее диалектическое качество: «всеобщую связь всего», иногда добавляя «со всем». Но зададимся вопросом: а что это за «всеобщая связь»?

Если суметь сосредоточиться и суметь отбросить привычное, все словесные штампы и предрассудочность, то станет ясно, что эта «всеобщая связь» – не поверхностная связь отношений форм и не её плотность или насыщенность.

Совершенно ясно, что эта «всеобщая связь» не может быть ничем иным как связью через Всеобщее, то есть через достаточное (аформальное) основание, в качестве некоего всеобщего единого корня всех взаимосвязанных вещей.

Но разве так понимается обычно «всеобщая связь всего»? Например, в теории систем («системном анализе»)?

Разумеется, нет.

Так и выходит, что в этом широко известном выражении полностью извращено и уничтожено содержание и действительный всеобщий характер связи превратился в пустую системную абстракцию, широко используемую в т.н. «диалектическом материализме»:

«Одна из коренных особенностей материалистической диалектики заключается в том, что она является наукой о всеобщей связи явлений природы и общества. Раскрытие взаимозависимости и теснейшей, неразрывной связи явлений и всех сторон каждого явления, связи, дающей единый, закономерный процесс движения в природе и обществе, составляет основную задачу науки. Всеобщая связь, взаимозависимость, взаимообусловленность явлений в природе и обществе означает, что мир есть единое, связное целое, в котором единство и качественное многообразие явлений неотделимы друг от друга.

Положение о взаимной связи, взаимозависимости и взаимной обусловленности предметов, явлений природы и общества - одна из основных черт, характеризующих марксистский диалектический метод.

Энгельс называл диалектику наукой о связях. […].

“В противоположность метафизике, - говорил И. В. Сталин, - диалектика рассматривает природу не как случайное скопление предметов, явлений, оторванных друг от друга, изолированных друг от друга и не зависимых друг от друга,- а как связное, единое целое, где предметы, явления органически связаны друг с другом, зависят друг от друга и обусловливают друг друга.

Поэтому диалектический метод считает, что ни одно явление в природе не может быть понято, если взять его в изолированном виде, вне связи с окружающими явлениями, ибо любое явление в любой области природы может быть превращено в бессмыслицу, если его рассматривать вне связи с окружающими условиями, в отрыве от них, и, наоборот, любое явление может быть понято и обосновано, если оно рассматривается в его неразрывной связи с окружающими явлениями, в его обусловленности от окружающих его явлений” [2].

Метафизика неспособна вскрыть органическую связь, взаимозависимость, взаимную обусловленность предметов, явлений природы и общества. С точки зрения метафизики все предметы, процессы в природе и обществе только случайно сосуществуют одно рядом с другим, но не находятся в закономерном соотношении, во внутренней связи и взаимозависимости между собой» [148] .

В действительности, которая бесконечно далека от идеологии сталинизма всеобщая связь всего является ничем иным, как достаточным аформальным, т.е. необходимым (всеобщим) основанием, которое и связывает, объединяет воедино всё то, что являет его инобытие в мире форм.

Итак, всеобщая связь всего – это связь через Всеобщее (Абсолютное), это Единство всего во Всеобщем.

*****

Дальнейшее, по-видимому, нельзя прямо назвать игрой в вопросы-ответы. И по этой причине отвечать на «непоставленные» вопросы, очевидно, несколько сложнее, чем вопросы в явной форме, но, тем не менее, задача остаётся примерно той же с некоторым изменением условий – вопросы должны ставиться самим читателем, как и самим читателем должно осуществляться их снятие – ответами.

Поскольку и постановка вопроса и его снятие таким образом становятся непрерывными, то дальнейшее есть ничто иное как:

• Мыслящий субъект и некоторые вопросы осуществление им процедуры определения.

Чтобы выразить (обосновать, определить, понять) что-либо необходимо это – выражаемое и определяемое предварительно в необходимой мере отразить в себе, т.е. необходимо предварительно оформить в себе достаточное основание для выражения (обоснования, определения, понимания) того, что требуется выразить (понять, обосновать, определить).

Иными словами, та или иная форма определения некоторого нечто может иметь место, если только есть в наличии:

- тот, кто определяет (субъект);

- то, что определяется (объект).

Без субъекта и его пространства отражения, пространства мысли, которое собственно и есть он сам, нет объекта.

Без объекта, который уже стал и является «частью» указанного пространства – нет субъекта.

Определение по существу есть мера отождествления первого и второго.

Качество определения определяется качеством форм а) меры, б) отождествления, а также качества их отношения друг к другу.

Мыслящий субъект является единичным – всеобщего, Всеобщего Пространства являющегося Всеобщим, которое есть Пространственная Мысль. Человек воплощает некоторую единичную форму Пространственной Мысли, отражая в себе неисчислимые мыслеформы мира сотворенные Творцом-Всеобщим Мира, и подобно Творцу творит собственные внутренние миры-пространства. Единичное становится со временем особенным, далее общим и наконец – всеобщим, так завершается цикл развития.

Таким образом, понять нечто – значит формально выразить это нечто в системе понятий-форм, выразить в качестве формы, для которой находится и обосновывается (определяется) необходимое основание [149] .

Положение о том, что для того чтобы имело место понимание, необходимо вообще-то наличие «понимающего», который мыслит – т.е. умеет определять в понятиях мыслимое, может даже показаться банальным и странным.

Но парадокс в том, что формальная логика и её законы: закон тождества: «А=А» и его производные, странным образом ровным счетом ничего не утверждают о необходимости наличия самого «мыслителя закона», и его роли в отождествлении формы самой себе [150] .

На деле же формальное восприятие мира может существовать лишь на своего рода «тайном фундаменте» [151] , являя собой некий театра абсурда, ведь тождественность возможна лишь при наличии нетождественности!

Иными словами, например, категорически нельзя назвать истинным даже следующее утверждение о том, что: «закон тождества выражает необходимость одновременного существования и нетождественности формы самой себе».

Почему? Поскольку осуществляется утверждение (определение) именно «закона тождества», то ему обязательно должно предшествовать в качестве его необходимого основания утверждение противоположного – утверждение нетождественности формы самой себе. И лишь на данном основании и относительно него может быть осуществлено то, что называется тождественностью.

И соответственно утверждение о нетождественности некоторой формы самой себе в качестве своего необходимого основания полагает утверждение тождественности этой формы себе.

Субъект, таким образом, принципиально не в состоянии произнести, утвердить, определить чего-либо без параллельно-одновременного произнесения, утверждения, определения прямо противоположного тому, что он произносит, которое и является скрытым под формализмом определения основанием осуществляемого действия.

Вспомним и сравним это положение с уже приведенными ранее словами Побиска Кузнецова:

« … любое высказывание, утверждение или положение, высказанное на естественном языке, не является той логической формой, в которой выражается истина. Не существует ни одного высказывания («положения»), которое может быть формой выражения истины.

Значительно труднее освоить отрицание этого положения, выраженное в диалектической форме. Всякая исходная логическая форма, содержащая противоречие, является той формой, в которой фиксируется «исходная правильная формула» [152]

Итак, когда субъект что-то произносит или утверждает (или понимает), он должен перед этим предварительно в качестве необходимого основания утвердить существование всего иного, отличного от определяемого (понимаемого) вплоть до прямо противоположного ему и сделав это противоположное сущностью-основанием того что должно будет высказано, утверждено, понято и наконец оформить его – некоей формальной мерой формального отрицания, роль которой и играет форма-имя понятия. [153]

Это и есть собственно то, что в действительности произнесено-утверждено, когда… это утверждено-произнесено.

Вот что в действительности находится за простотой логической формализации и как следствия – осуществления определения (понимания, утверждения), и это было бы так сказать ещё полбеды (для самого формализатора).

Полная беда в том, что сам субъект этого совершенно не понимает и не осознаёт, как не понимает и того, что получится в итоге такого возникающего от неосознания полного формализующего произвола утверждения неосознаваемого противоречия.

Иначе говоря, для самого субъекта, произносящего определяющее слово-форму и, казалось бы, формально-однозначно что-то определяющего, никакой истинной определенности нет по причине недостаточности глубины необходимого основания утверждаемого.

Ведь глубина эта: а) произвольна, б) формальна и соотношение мер произвола формализма и формализма произвола у каждого воистину уникальна и бесподобна, и самое существенное – никак не соотносится с действительной реальностью и потому является насилием над ней.

Субъект изначально пытается вершить беззаконие, ибо человечность в настоящий момент есть не более чем иллюзия обособленности микрокосма от Космоса, микрокосм недоношенной человечности – источник и проявление Хаоса на Планете.

Что же получится в результате попытки вершить произвол вопреки Закону Единства и его Логике, проявляющей себя диалектикой закона перехода противоположностей друг в друга через самих себя? Очень хотелось бы сказать, что творящий беззаконие, то есть действующий и мыслящий формально, достигнет в своём рвении «неизвестно чего». Но это не так.

Чем, как правило, заканчивается такое рвение очень даже хорошо известно.

Некоторое утверждение или определение суть замысел или та субъективно желаемая форма, которую человек вызывает из небытия к бытию…

Идёт ли речь о просто слове как выражении некоторой определенной мысли, или слове, которое сопровождается последующими определенными действиями, например директивы №21 «Плана Барбаросса», или слове-лозунге и слове-призыве: «Свобода, Равенство, Братство [154] », или «аргонавтике» «перестройщиков» и «демократов» с их в буквальном смысле немыслимо-бессмысленными не-понятиями: «рынка», «демократии», «общечеловеческих ценностей» и… всего того, что получилось из всего вышеперечисленного далее, мы можем видеть что результатом – следствием стало именно прямо противоположное тому, что утверждалось и определялось, и было выражено в соответствующей форме [155] .

Всё, в буквальном смысле всё, творимое человеческим умом-разумом, все создаваемые субъектом мыслеформы, идеальные и воплощенные, если отставить в сторону несущественную мелочь времени, которая вечно создаёт иллюзию осуществления желаемого, в результате являлись миру прямо противоположным тому, что определялось самим субъектом-творцом.

Разве…

… все одержанные «великие» как полагали когда-то победители и творцы «побед», не становились поражениями?..

… все создаваемые немалыми усилиями и кровью империи не были разрушены?..

Да что там говорить о людях!

Разве усилия тех, кого сами люди определяли кем-то выше самих себя, не были и не есть очевидно напрасными?…

Где находится в настоящий момент вся так называемая «духовность», которая была принесена людям Свыше и далее была превращена стадами тупых двуногих в т.н. «религии»? Где и как проявляют себя великие и простые Истины, сообщенные Пророками, Святыми и Божьими Сынами и Дочерьми?

Может быть она в пролитой крови межрелигиозных конфликтов?

Может быть, она была явлена миру в крестовых походах, в инквизиции и в индульгенциях?

Может быть она в нынешних ставших повсеместными распрях и расколах церквей и религий, в террористических актах одних религиозных безумцев против других?

Может быть она в том полном омерзительной животности насквозь хищном мире демократического глобализма, который слепило на свою голову двуногая тварь, гордо называющая себя человеком-разумным, «украсившая» всё перечисленное причудливыми выпуклостями «Божьих Храмов»?!

Можно ли назвать хотя бы что-то, что не стало в руках человеческих прахом и небытием?

… Вообще-то конечно можно, но вот человек – этот дикий планетарный абориген, увы, к этому никакого отношения не имеет.

Может быть, быть… может, он, наконец, захочет стать разумным и стать человеком, но пока что это лишь ничтожнейшая возможность надежды на вочеловечивание человека, и за эту возможность, возможность жизни такой возможности на протяжении тысяч веков жили, работали и умирали те, кто выше людей и в своей надвременной совокупности составляет многомерную жизнь Единой Планетарной Жизни.

Человек очевидно являя собой нечто единичное, как единичного представителя «исторического человечества» является противоположностью Всеобщего. Но отношение противоположности и противостояния, чтобы быть существенным отношением, должно быть непрерывным. Единичное непрерывно воплощает в себе Всеобщее, «Бога», «Творца» развивается, движется к нему в той же мере как «Творец», «Бог» - движется к человеку.

Иначе говоря, Всеобщее являясь Всем должно существовать и существует как непрерывная цепь воплощенных форм, существование Всеобщего и единичного предполагает существование особенного.

Надо отдать себе ПОЛНЫЙ отчет в том, что диалектика, истинная диалектика как философское мировоззренческое основание легко и непринужденно постулирует-доказывает такое и самое непостижимое и скандальное с формально-логических позиций – как доказательство существование Творца-Всеобщего, так и существование Тех, кто опосредует так называемого человека и так называемого «Бога».

И видит Бог, и должен увидеть человек и пора назвать их тем именем-обозначением, которое Они применяют по отношению к Себе – ИЕРАРХИЯ Света [156] .

Эти особенные разумные, точнее будет сказать, сверхразумные человекоподобные формы уже не являются собственно людьми, а есть промежуточным звеном между Богом и человеком.

Всё нетленное, истинное, святое принесено в мир людей не людьми, а Теми, кто принимал из века в век человеческий облик ради того, чтобы двуногие вконец не озверели и не одичали окончательно.

Герои, Пророки, Святые и Сыны Божьи, те кого двуногие недоумки во все века как правило гнали, убивали, подвергали остракизму и унижению, – Существа, которые находятся по своему развитию выше людей.

Потому не всё так уж плохо как кажется, хотя и гораздо хуже, чем может показаться человеку, во взгляде которого можно обнаружить разум и способность мыслить хотя бы отчасти самостоятельно.

Кое-что, конечно же, такое, что не пошло прахом – есть. Прежде всего, это идеи [157] .

В том числе и Идея Существования Истины:

Истина – ЕСТЬ!

Итак: человек мыслящий формально или сказать иначе и точнее: человек слегка мыслящий всегда и неизменно склонен впадать и [как правило] впадает в крайность противоположную той, которую он «по-форме-однозначно» определяет для себя в качестве желаемой.

Нелишним будет напомнить, что даже Великий Будда Шакьямуни впадал в крайности, прежде чем сформулировал то, что было Им было названо срединным путём.

Сиддхартха Гаутама [158] — «потомок Готамы, успешный в достижении целей» и успешный именно потому, что впервые нашёл и обнародовал единственный путь – путь к Истине.

Так называемый «срединный путь» - это не только и не столько путь между двумя крайностями, что очень хорошо известно и правильно, сколько путь синтеза, путь соединения в единство крайностей.

И вот это действительно малоизвестно, ибо трудно понимаемо теми, кто не в состоянии понять даже себя.

Так что же говорит, утверждает и определяет тот, кто что-то определяет, утверждает и говорит?

Ответ: прежде всего совершающий указанное не понимает сам того, что совершает, ибо совершая рассматриваемое, он, прежде всего, впадает в крайность. И он, обязательно впадая в крайность – таки впадёт в неё и достигнет противоположной крайности, противоположной той какую он бездумно неопределенно определил в качестве долженствования и цели.

Итак, срединный путь – это путь особого соединения противоположностей в единство, путь диалектической мысли.

А вот и весьма наглядное доказательство того, что срединный путь – это путь синтеза противоположного:

«Кашьяпапаривартасутра приводит следующие слова Будды: "О, Кашьяпа! То, что называется вечным, есть одна из противоположностей. То, что называется преходящим, есть вторая противоположность. То, что лежит между этими двумя противоположностями, оно не подлежит исследованию, неизреченно, непроявленно, непостижимо и не имеет длительности. О, Кашьяпа! Это и есть Срединный путь, называемый истинным познанием явления бытия" (перевод Ю. Н. Рериха. Цит. по: [2, с. 140]) [159] »

О чем вообще говорят слова Будды, если попытаться обобщить сказанное?

А речь о том, что ни форма, ни содержание, ни вообще любые противоположности, если осуществить некоторое обобщение приведенной мысли, не могут сами по себе отдельно и обособленно от своего-иного выразить то, что субъект хочет утвердить и утверждает. Но вместе со своим-иным можно осуществить, произвести такую форму отрицания, которая будучи осуществленной как бесконечный самоотрицающий охват может обозначить аформальные границы, тем самым превратив, сделав понятийное мышление – мышлением трансформальным.

Итак, срединный путь, путь мысли устремленной к истине это то, что «лежит между… противоположностями» и объединяя их является «неизреченным, непроявленным, непостижимым и не имеющим длительности», и к тому же является «не подлежащим исследованию».

Будда показывает это на примере пары категорий (бинера): «вечное – временное». Но любое единое проявляющее себя бинарно в форме двух противоположностей едино с Единым выражаемым категориально.

Трудности с выражением «несказанного», «непостижимого» и «не подлежащего исследованию» понятны, то есть могут быть выражены на трансформально-понятийном уровне – через систему понятий в системе соответствующих плероральной логике логических форм.

Ниже приведена логическая форма в качестве логики рассуждения родственной аформальной логике, в котором рассматривается вопрос о природе, о сущности человеческого «я». Что такое «я»? Существует ли вообще «я» или не существует? [160]

«В своем комментарии к Праджняпарамите Нагарджуна говорит:

"Татхагата иногда учил, что Атман существует, а иногда он учил, что Атман не существует. Проповедуя, что Атман существует и должен быть получателем несчастья или счастья в последовательных жизнях как воздаяния за свою карму, он стремился спасти людей от ереси нигилизма (уччхэда-вада). Уча, что нет Атмана в смысле создателя, или воспринимателя, или абсолютно свободного деятеля, а не только в смысле условного имени, даваемого совокупности пяти скандх, он стремился спасти людей от противоположной ереси – этернализма (шашвата-вада). Какой же из этих двух взглядов является истинным? Это, несомненно, учение об отрицании Атмана. Это учение, которое так трудно понять, Будда не предназначал для ушей тех, чей интеллект темен и в ком не возрос корень блага [161] . Почему же? Потому, что эти люди, услышав учение об ан-Атмане, несомненно, впали бы в ересь нигилизма. Будда проповедовал оба учения с очень различными целями. Он учил о существовании Атмана, когда хотел, чтобы его слушатели усвоили условное учение; он проповедовал учение об ан-Атмане, когда хотел передать им трансцендентальное учение" [7, с. 330].

Итак, согласно Нагарджуне, не для тех, "чей интеллект темен и в ком не возрос корень блага", буддисты предлагают учение о несуществовании "я". В чем же его конкретность? Оно тесно связано с учением о шунье. С переводом этого термина на европейские языки связаны определенные трудности. Нам представляется наиболее верным классический перевод термина "шунья" словом "пустота", иногда же лучше вообще оставлять его без перевода. Конечно, можно создать стройную систему, взяв за основу "относительность", но будет ли эта система буддийской? То, что можно назвать относительностью, это феноменальность бытия, это сансарные условности, но это не есть шунья. Термин "относительность" можно применить для характеристики явлений феноменального бытия, да и то не всегда, но не для характеристики Нирваны – шуньята шуньяты, или ясный свет Нирваны, не есть ни относительность, ни пустота:

"Она не может быть названа пустотой или не-пустотой, ни обеими вместе, ни каждой в отдельности, но для того, чтобы обозначить ее, она названа пустотой" [Там же, с. 556].» [162]

Нет необходимости что-то особо изобретать, чтобы передать смысл того, что и по сей день стремится донести до сознаний людских буддизм. Логический метод, позволяющий понять то-что-понять-нельзя давно известен, и давно уже поведан европейской и западной культуре и цивилизации в целом Ф.Гегелем.

Возьмём в качестве типичного примера понятие «бесконечного» и «конечного» и их соотношения и нужно только знать, что говоришь, чтобы найти в бесконечном определение конечного [163] :

«Взятое по своему ближайшему, лишь непосредственному определению, бесконечное существует только как выхождение за конечное; по своему определению оно есть отрицание конечного; таким образом, конечное существует лишь как то, за пределы чего следует выйти, как отрицание себя в самом себе, отрицание, которое есть бесконечность. […]

Бесконечное и конечное, взятые по их соотношению друг с другом, которое как будто внешне для них, но [на самом деле] для них существенно и без которого ни одно из них не есть то, что оно есть, содержат, таким образом, свое иное в своем собственном определении, и точно так же каждое, взятое особо, рассматриваемое в самом себе, заключает в себе свое иное как свой собственный момент.

Это и дает приобретшее дурную славу единство конечного и бесконечного - единство, которое само есть бесконечное, охватывающее собой само себя и конечность, - следовательно, бесконечное в другом смысле, чем в том, согласно которому конечное отделено от него и поставлено на другой стороне. Так как они должны быть также и различены, то каждое, как мы показали раньше, есть само в себе единство обоих; таким образом, получаются два таких единства. То, что обще тому и другому, [т. е.] единство этих двух определенностей, полагает их прежде всего как единство, подвергшееся отрицанию, так как считают, что каждое есть то, что оно есть в их различенности; в своем единстве они, следовательно, теряют свою качественную природу. Это - важное соображение против представления, которое не хочет отказаться от того, чтобы бесконечное и конечное удерживались в своем единстве в том качестве, какое они должны иметь, взятые вне друг друга, и потому видит в указанном единстве только противоречие, а не также и разрешение его путем отрицания качественной определенности их обоих. Так извращается прежде всего простое, всеобщее единство бесконечного и конечного.

Но так как их следует далее брать и как различные, то единство бесконечного [и конечного], которое само есть каждый из этих моментов, определено в каждом из них различным образом. Бесконечное по своему определению имеет в самом себе (an ihm) отличную от себя конечность; первое есть "в-себе" (das Ansich) в этом единстве, а конечность есть лишь определенность, граница в нем; но это такая граница, которая есть его всецело иное, его противоположность. Его определение, которое есть в-себе-бытие, как таковое, портится от примеси такого рода качества; оно, таким образом, оконеченное бесконечное. Подобным же образом, так как конечное, как таковое, есть лишь не-в-себе-бытие, но согласно указанному единству заключает в себе также и свою противоположность, то оно возвышается над своей ценностью и притом, можно сказать, бесконечно; оно полагается как обесконеченное (verunendliche) конечное [164] ».

Можно видеть, как постепенно и неуклонно, как законно разворачивается в различных направлениях с неизменным возвращением и переплетением отношение двух понятий и третьего, что их объединяет, как различные понятия, которые характеризуют отношение отношений раскрываются в свою очередь, обнажая структуру различия перехода и слияния противоположного в то, что являясь конечным и бесконечным, является сущностью третьего, не является, тем не менее, ни тем, ни другим.

В связи с этим нужно обязательно отметить, что величайшая заслуга Ф.Гегеля в его удивительном и вызывающем восхищение умении выразить отрицательность диалектики, представив её положительными, последовательно вложенными друг в друга циклами отрицательной отрицательности. Гегель мастерски как бы по сходящейся спирали предельно точно обозначает то, что вообще невозможно как-либо обозначить какой-либо формой, ибо простое формальное обозначение ввергает мысль в карусель вращения вокруг одностороннего и неистинного – формы. Аналогичное происходит, когда на месте формы оказывается содержание, истина единства обоих неизменно упрямо ускользает, ибо не может быть просто быть определенной.

Конечное, такое конечное, которое однородно бесконечному и является им – это уже «иное» конечное, но даже «обесконеченность конечного» в единстве со своим противоположным – тоже лишь обозначение того, что является лишь обозначенным неопределяемым в любой формальной системе и лишь имеющим имя-форму «единство конечного и бесконечного», являющуюся по определению и именем-содержанием.

Единство конечного и бесконечного выстраиваясь в уходящую за горизонт различимости сознанием всякой формы и формальности иерархию аформальных форм, становится иерархией форм трансформальных.

Но воистину мыслить трансформальное – уже мыслить немыслимое.

Животное сознание мыслит [165] изменчивыми переживаниями ярких, но чрезвычайно с человеческой позиции грубых и примитивных чувств, которые сменяют друг друга нередко алогичным неустойчивым калейдоскопом.

Понимание – есть внечувственное восприятие [166] .

«Феноменология Гегеля имеет, разумеется, иной смысл, чем та феноменология, которую разрабатывал Гуссерль. Гегель понимал феноменологию как историю отдельных и последовательных этапов освобождения мышления от всевозможных притязаний чувственности» [167] . Но последовательное освобождение от чувственности, предельное и абсолютное освобождение парадоксальным образом как бы возвращает мыслящего субъекта к тому от чего он с такими усилиями уходил, но возвращает на качественно новом уровне.

Мысли рождаясь из чувств, но, тем не менее, являются отпрысками духа, и несут на себе его печать – аристократической утонченности, но утонченности пока что внечувственного восприятия, как правило лишенной континуальности – истинности непрерывного – чувства.

Трансформы и логика трансформального пребывают по ту сторону мысли и логики [формальной].

Трансформальная логика и соответствующее ей мышление – это тоже своего рода логика мышления, но мышления, формами которого являются уже не собственно мысли, а нечто такое, что можно обозначить понятием чувство-мысления, чувство-знания.

И если у понятия «мысли» может быть единственное и множественное число и понятие «мысль» можно отличить от понятия «мышление», то приходящее на смену мысли является понятием отражающим непрерывность потока сознания-о-сознания и его качественность – чувствознание.

Чувствознание – это то, к чему возвращается мысль после того как завершен великий цикл становления мышления уже не как своего-иного чувства, но и как своего-иного мысли. В чувствознании обе обозначенные стороны своего-иного являют собой одну сторону.

Чувствознание – это то особое легендарное дополнительное чувство, которое человек обретает на эволюционном пути.

Долгий-долгий путь становления-превращения инстинктивно-рефлекторного в мысль и мышление завершается трансмутацией-осознанием всей массы инстинктивности и рефлекторности в сознании, которое как выясняется и является такой трансмутацией.

Полным наглядным образным выражением указанного пути трансмутации является синтетический образ развитие математики как сферы абстрактного знания [168] .

Что же совершает гений Ф.Гегеля и в чем принципиальное отличие совершаемого им от совершенного другими?

Ф.Гегель в «Феноменологии духа», «Науке Логики» осуществляет абсолютное утверждение [169] , осуществляя его через абсолютное отрицание, совершает с немыслимой элегантностью и совершенством.

Что делают его комментаторы, которые не в силах отразить в себе не только абсолютного, но и просто достаточно общего?!

Морочат головы себе и другим не в силах даже понять, что они именно морочатся, запечатлевая в веках собственную тупость.

Принято считать, что в буддизме как религии нет собственно т.н. «Бога».

Чем отличается понимание Наивысшего, которое даёт Будда и Гегель?

По сути – ничем, речь об Одном – Едином, и что особо интересно: о религии речь не идёт. Буддизм, истинный буддизм вовсе не религия, но и не наука в известном всем смысле, как не религия и не наука (в том же смысле) система взглядов Ф.Гегеля [170] .

Вот доказательство:

«Чистая наука, стало быть, предполагает освобождение от противоположности сознания [и его предмета]. Она содержит в себе мысль, поскольку мысль есть также и суть вещи (Sache) сама по себе, или содержит суть вещи саму по себе (die Sache an sich selbst), поскольку суть вещи есть также и чистая мысль. В качестве науки истина есть чистое развивающееся самосознание и имеет образ самости [что выражается в том], что в себе и для себя сущее есть осознанное (gewusster) понятие, а понятие, как таковое, есть в себе и для себе сущее. Это объективное мышление и есть содержание чистой науки. Она поэтому в такой мере не формальна, в такой мере не лишена материи для действительного и истинного познания, что скорее лишь ее содержание и есть абсолютно истинное или (если еще угодно пользоваться словом "материя") подлинная материя, но такая материя, для которой форма не есть нечто внешнее, так как эта материя есть скорее чистая мысль и, следовательно, есть сама абсолютная форма. Логику, стало быть, следует понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли. Это царство есть истина, какова она без покровов, в себе и для себя самой. Можно поэтому выразиться так: это содержание есть изображение Бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и конечного духа» [171] .

И если кто-то не в силах в силу своей врожденной ментальной слепоты постичь тождественность этой Истины, этого изображения БОГА – Истине Будды и истинам, которые раскрывает буддизм, то не лучше ли и главное – не безопаснее ли будет таким попросту помолчать?!

(Из приведенного ранее)

«"Татхагата иногда учил, что Атман существует, а иногда он учил, что Атман не существует. … Уча, что нет Атмана в смысле создателя, или воспринимателя, или абсолютно свободного деятеля, а не только в смысле условного имени, даваемого совокупности пяти скандх, он стремился спасти людей от противоположной ереси – этернализма (шашвата-вада). Какой же из этих двух взглядов является истинным? Это, несомненно, учение об отрицании Атмана. Это учение, которое так трудно понять, Будда не предназначал для ушей тех, чей интеллект темен и в ком не возрос корень блага.

… Итак, согласно Нагарджуне, не для тех, "чей интеллект темен и в ком не возрос корень блага", буддисты предлагают учение о несуществовании "я". В чем же его конкретность? Оно тесно связано с учением о шунье. С переводом этого термина на европейские языки связаны определенные трудности. Нам представляется наиболее верным классический перевод термина "шунья" словом "пустота", иногда же лучше вообще оставлять его без перевода. Конечно, можно создать стройную систему, взяв за основу "относительность", но будет ли эта система буддийской? То, что можно назвать относительностью, это феноменальность бытия, это сансарные условности, но это не есть шунья. Термин "относительность" можно применить для характеристики явлений феноменального бытия, да и то не всегда, но не для характеристики Нирваны – шуньята шуньяты, или ясный свет Нирваны, не есть ни относительность, ни пустота:

"Она не может быть названа пустотой или не-пустотой, ни обеими вместе, ни каждой в отдельности, но для того, чтобы обозначить ее, она названа пустотой».

В основе понятия «шуньи» («пустоты»), её достаточным основанием и содержанием формы понятия – «шуньи» является «не-пустота» («рупа» («форма»)). В основе понятия выраженного формой «не-пустоты» - находится её содержание - «пустота». Утверждая первое, субъект утверждает второе, утверждая второе – субъект утверждает первое, и что бы он ни сделал и ни совершил, он не сможет совершить всеобщего (абсолютного) утверждения, но нужно сделать именно это, так как речь идёт о всеобщем и абсолютном.

Атмана – Бога, т.е. «личного Бога» – «Бога-Формы» нет.

Но Атман как сверхличное, как снятое личное – реальность.

И поскольку такого рода «Бога» – нет, то и нет проблемы различия форм служения Высшему, которое от этого очевидно не перестало БЫТЬ, потому что ВСЕОБЩЕЕ – ДОЛЖНО БЫТЬ, соответственно и нет споров, нет ничего, что препятствовало бы снятию религиозного обособления и конфликтов.

Это – Истина, потому что это абсолютное утверждение.

Но будет ли понятна истина этого абсолютного утверждения невежественным служителям всех религий во все времена?

Очевидно нет, так как никто из них даже не заявлял о том, что пытается понимать.

Они пытаются чувствовать и это, – правда, и эта правда ими называется верой, и эта правда, в силу особенностей чувственного восприятия – его прямолинейности, ограничена, частична и противостоит, противопоставлена всем иным чувствованиям ТОГО ЖЕ всех иных, кто тоже верит.

Формализация абсолютного утверждения о несуществовании Атмана («Бога») является заблуждением т.н. атеизма, который, так или иначе, находится в основании любого т.н. «научного мировоззрения».

Но вера – существует и как может выражает истину себя – себе самой, и потому религии есть, есть верующие и потому есть и т.н. «Бог» [172] .

Как же дело на текущий момент обстоит с абсолютными утверждениями?

Диалектическая и трансформальная логика, в которой осуществляется утверждение абсолютного, весьма близка логике дзен, логике дзен [173] буддизма [174] .

«Сюдзан Сенсэн, обращаясь однажды к монахам, поднял вверх свой сиппэй (трость длиною около полуметра, сделанная из куска расщепленного бамбука и стянутая ротангом, произносится сип-пэй) и сказал: "Если вы называете это "сиппэй", вы утверждаете. Если вы это не называете "сиппэй", вы отрицаете. Ну а как бы вы это назвали, не утверждая и не отрицая? Ну, отвечайте же быстрее". Один из учеников подошел к учителю, взял у него трость, сломал ее пополам и воскликнул: "Что это такое?!"…

Многие учителя, следуя примеру Сюдзана, требовали от своих учеников удовлетворительного ответа в аналогичных обстоятельствах.

Если выразить эту идею абстрактно, что, вероятно, для большинства читателей покажется более приемлемым, то это высшее утверждение, идущее за пределы логической антитезы простого утверждения или отрицания. Обычно мы не решаемся покинуть эти пределы просто потому, что считаем это невозможным. Логика сделала нас в такой степени рабами, что мы беспрекословно подчиняемся ее законам. Наш ум с самого начала нашей сознательной жизни приучается нами к строжайшей дисциплине логического дуализма, бремя которой ему потом никак не сбросить.

Нам даже никогда в голову не приходило, что мы можем освободиться от тех цепей, которыми мы сами себя сковали. Нам поистине нечего даже и мечтать о достижении действительной свободы, пока мы не отделаемся от антитезы "да" и "нет". Наша душа постоянно жаждет этой свободы. Мы слышим ее стоны, но забываем, что в конце концов все же возможно, хотя, может быть, и трудно, достичь высшей формы утверждения, при которой между отрицанием и утверждением не существует противоречий. Благодаря дзэну такого утверждения можно достичь даже посредством бамбуковой трости учителя».

Прервём повествование лишь для нескольких важных слов, и вот эти слова.

Отчасти можно было бы согласиться с указанным средством, но лишь как неким обобщением образа принципа пробуждения мысли. Думается, для большинства бамбуковая трость не сможет стать средством вразумления и уже необходимо нечто более существенное, например, осиновый кол.

«…Токусан часто выходил читать проповедь, размахивая своей длинной тростью, и говорил при этом: "Если вы произнесете хоть единое слово, то получите тридцать ударов по голове; если вы будете молчать, то этих тридцати ударов вам также не избежать". Это и было всей его проповедью. Никаких долгих разговоров о религии или морали, никаких абстрактных рассуждений, никакой сложной метафизики. Наоборот. Это скорее походило на ничем не прикрытую грубость. Малодушные религиозные ханжи сочли бы этого учителя за ужасного грубияна. Но факты, если с ними обращаться непосредственно, как с фактами, очень часто представляют собою довольно грубую вещь. Мы должны научиться честно смотреть им в лицо, так как всякое уклонение от этого не принесет никакой пользы. Градом обрушившиеся на нас тридцать ударов должны сорвать пелену с нашего духовного взора, из кипящего кратера самой жизни должно извергнуться абсолютное утверждение.

… Хоэн из Госодзана однажды спросил: "Если вы встретите на своем пути мудрого человека, то как вы станете разговаривать с ним, если будете все время молчать?" Все это я привожу к тому, чтобы читатель понял, что такое абсолютное утверждение. Это не значит просто избежать антитезы "да" и "нет", но найти положительный способ достижения совершенной гармонии между противоположностями. Вот что имеет своей целью этот вопрос.

Другой пример. Учитель, указывая на горящий уголь, сказал однажды своим ученикам: "Я называю это огнем, но вы этого не делайте, но все же скажите, что это такое?" Опять то же самое: учитель пытается освободить ум своих учеников от рабства логики, которое всегда являлось и является проклятием для человека.

Не считайте только все это какой-нибудь загадкой, придуманной нами специально для того, чтобы вы ломали себе голову. Здесь нет никакого спорта. Если вы не найдете ответа на подобного рода вопросы, тем хуже для вас. Вы чего хотите: быть вечно связанными вами же созданными законами мысли или быть совершенно свободными и достичь такого утверждения жизни, которое не знает ни начала ни конца? Медлить некогда. Примите этот факт или проходите мимо – другого выбора нет.

Методы обучения дзэну обычно состоят из предложенной вам дилеммы, которую вы должны "решить" особым образом, то есть не посредством простого ума и логики, а посредством высшего ума.

Когда Якусан изучал дзэн под руководством Сэкито, он спросил его однажды: "Что касается трех подразделений и двенадцати ветвей буддизма, то я неплохо разбираюсь в них, но я совершенно ничего не знаю о доктрине дзэн, которую проповедуют на Юге (дзэн, в отличие от других буддийских школ, возник в южных провинциях Китая). Его последователи утверждают, что эта доктрина имеет дело непосредственно с духом и позволяет достичь совершенства Будды посредством проникновения в сокровенную внутреннюю природу. Если это так, то я тоже хочу достичь просветления. Как мне этого добиться?" Сэкито ответил: "Ни утверждение, ни отрицание не должны преобладать. То и другое не к месту. Так что бы ты в этом случае сказал?" Якусан долго думал, но так и не смог уловить значение этого вопроса. […]

А вот что сказал однажды Кегэн Тикан: "Представьте, что некто забрался на дерево и повис, зацепившись за ветку зубами, опустив руки и не касаясь ничего ногами. Прохожий задает ему вопрос относительно основных принципов буддизма. Если он не ответит, то это будет расценено как грубое уклонение от ответа, а если попытается ответить, то разобьется насмерть. Как же ему выбраться из этого затруднительного положения?" Хотя это и басня, она все же не теряет своей жизненной остроты. Ведь на самом деле, если вы открываете рот, пытаясь утверждать или отрицать, то все потеряно. Дзэна тут уже больше нет. Но простое молчание также не является выходом из положения. Камень, лежащий на дороге, и цветок, растущий под окном, безмолвствуют, но ни один ни другой не понимают дзэн. Молчание каким-то образом должно слиться со словом. Это возможно только тогда, когда отрицание и утверждение объединяются в высшую форму утверждения. Достигнув этого, мы поймем дзэн.

Что же в таком случае представляет собою абсолютное утверждение?..

Того же самого Дзесю спросил однажды один монах: "Все вещи сводятся к единому, к чему же тогда сводится единый?" Учитель ответил: "Когда я был в районе Чин, на мне была ряса, которая весила 7 чин". Это одно из самых замечательных высказываний, которое можно было только услышать от учителей дзэна. Вы можете спросить: "Так это и есть абсолютное утверждение? Какая же может существовать связь между одеждой монаха и единством вещей?" Позвольте же и мне задать вам вопрос: "Вы верите, что все вещи существуют в Боге, но где же пребывает сам Бог? Уж не в рясе ли Дзесю?" Когда вы говорите, что Бог здесь, он уже не может быть здесь, но вы не можете, однако, сказать, что его нигде нет, так как по вашим же понятиям он вездесущ. Покуда мы связаны интеллектом, мы не можем узреть Бога в том виде, в каком он есть.

Мы ищем его везде, но он постоянно удаляется от нас. Интеллект желает найти для него какое-нибудь определенное место, но он по природе своей не может быть ограничен. Перед интеллектом встает вечная дилемма, и это неизбежно. Где же тогда искать выход? [175] »

Если говорить о направлении как ответе на поставленный вопрос, то направление в котором находится Бог, Всеобщее и Абсолютное совпадает с направлением, где пребывает Свобода. Но она – Свобода, хотя и Пребывает Вечно – не пребывает и не может пребывать, то есть находиться в чем-то определенном, имеющим границы. И есть лишь одно нечто известное человеку способное освободиться и быть свободным от всех границ, не могущее в принципе быть ограниченным – это мысль [176] .

Современному философу и всем тем, кто учится таковой видимо трудно представить себе насколько много общего у высшей формы философствования – диалектики с буддизмом и в частности дзен-буддизмом. Все т.н. медитативные практики не более чем практики углубленного размышления [177] .

Молитва, медитация, углубление размышление – это явления одного порядка, в котором проявляется поиск необходимого основания соответствующей и избранной субъектом воспринимающей активности сознания.

Использует ли субъект в большей мере чувства, или способен применить развитое внечувственное восприятие особого значения не имеет – имеет значение лишь факт постижение значения, смысла того, что не имеет смысла и значения.

Мера такого постижения разумеется, может быть весьма различающейся и зависит о цели. Масштаб цели это масштаб её всеобщности, всеобщее всеобщего - Бог.

Пробуждение [178] Будды [179] , просветление, сатори, озарение, откровение все эти понятия отражают в той или иной мере пробуждение в человеческом существе Всеобщего.

Именно пробуждение, по всей видимости, является наиболее точным словом, которое обозначает Всеобщее обнаруживающее Себя в Себе – своём противоположном.

Несколько слов о важной для понимания сущности дзен-буддизма символике.

«Энсо (яп. 円相, энсо:, «образ круга») — каллиграфический символ в виде окружности, обычно ассоциируемый с дзэн-буддизмом. Считается, что энсо символизирует просветление, силу, утончённость, Вселенную, ничто; считается так же, что этот символ может обозначать «настоящий момент времени».

Энсо является, пожалуй, одним из самых популярных символов в японской каллиграфии — принято считать, что характер художника полностью проявляется в том, как он рисует энсо; только тот, кто обладает чистым и цельным духом, может создать настоящий энсо. Многие каллиграфы часами практикуются в изображении энсо, рисуя его каждый день, составляя, таким образом, свой «духовный дневник».

Энсо рисуют как в виде замкнутой, так и в виде незамкнутой окружности.

Данный символ имеет определённое сакральное значение для дзэн — многие мастера зачастую используют его в качестве подписи на своих картинах.

В поэме Синдзинмэй (SHINJINMEI) мастера дзен Созана (Sozan) есть слова:

... Если мы останемся на двух концах, то как сможем понять целое? Если не сконцентрироваться на первоначальном, то достоинства двух концов будут потеряны. Не останавливайтесь на обоих предрассудках и не ищите дуализма. ...

Можно выделить некоторые первичные типы Энсо:

1. Зеркало Энсо: простой круг, без сопроводительной надписи, опираясь только на интуицию зрителя. Я так понимаю, что наблюдающий сможет увидеть в этом свою суть, свое отражение, от того и название - зеркало.

2. Вселенское Энсо: круг, который представляет собой космос, воплощение абсолюта.

3. Лунный Энсо: полнолуние, яркое и ясное, молча иллюминируя все существования без дискриминации, символизирует просвещение человека, пробуждение Будды - своего естества.

4. Нулевой Энсо: все есть одно (а точнее не-два) и все есть ничто, время и пространство "пусты", и в то же время они порождают все существование.

5. Колесо Энсо: все меняется, ничто не постоянно, вся жизнь вращается подобно колесу.

6. Сладкий кекс Энсо: круги дзена глубоки но они не абстрактны: быть просветленным, и проживание повседневной жизни, - "попивание чая со сладким кексом", - это есть одно и то же, это есть истинный дзен.

7. "Что является этим?" Энсо ("What is this?" enso): чаще всего в живописи Дзен использовалась надпись рядом с Энсо, значение которой было приблизительно таковым: "Не позволяй другим наполнить вашу голову теориями о Дзен; обнаружьте значение для себя!".» [180]

Любое формальное утверждение, в силу самого факта понятийной [181] оформленности, т.е. наличия формы, и здесь уже заведомо присутствует тавтология, в самом себе, то есть в своём содержании, обязательно несет нечто противостоящее и противопоставленное утверждаемому, противопоставленного в той же мере, в каком содержание не совпадает и противостоит форме.

Формальная логика принципиально не учитывает, что само мышление, сама мыслимая мысль есть непременно выражение и более того некоторое воплощение (в субстанции) противоречия, противоречия как сущности и сущности – как противоречия.

Истина суть Абсолютное абсолютным образом абсолютно снимающее абсолютное противоречие, то есть Абсолютной Формой Абсолютного является Абсолютное Снятие, Снимающее Само Себя.

Субъект, наконец-то, мыслит и это означает, что миру является, наконец-то, содержание нечто воистину противоречивого и существенного и по этой причине имеющего известное отношение к тому, что способно в силу своей природы выразить сущность, двигающегося к сущности и данное движение принимает форму, то есть является – мыслью.

В основании формальной логики, если, конечно, исходить именно из логики самой этой логики, находится вопиющая нелепость.

Чтобы помыслить что-либо нужно действительно предварительно научиться и уметь мыслить, и помысленное субъектом может быть лишь развоплощением воплощенной в самом субъекте, отраженном самим субъектом Всеобщей Мысли, которая выражена в материальности Мира и отражена всей совокупностью отношений форм этого Мира, становящейся мыслящим субъектом.

Формы этого мира суть своего рода мыслеформы Причины Существования Мира, которая суть источник жизни этого мира точно так же, как человек является причиной существования своих внутренних мыслимых собой пространств и миров в них.

Образ и подобие Творцу зафиксированно в «священных писаниях» именно в этом.

Но человеку лишь кажется, что он действует в Мире Творца Мира.

Человек, как правило, вообще не знает, не ведает Мира Творца, ибо, если бы он его знал, он сам бы был творцом.

Человечность пока что в состоянии только вытворять: разрушать, уничтожать, насиловать, но не творить и созидать.

Потому всё, «сотворенное» [182] человеком, всегда неизменно временно и подвержено разрушению. Человек действует всегда и строго в своём мире, том мире, который сумел отразить в себе, сумел создать, и очень часто этот мир бесконечно далек от Мира Творца, Мира Божественного и Истинного. Это, как правило, отнюдь не божественный, а безобразный, страшный и отвратительно убогий мир, мир погрязший в неизжитой животности и хищности недочеловечности и античеловечности.

Человечество вообще иллюзорно отсутствием человечности как способности свободно и независимо мыслить и понимать. Человечество по этой причине – раб сил тьмы и преданный проводник, и воплощение этих сил.

Большая часть людей пока что – это не люди, то есть насыщенные Духом Творца творения Творца, а нелюди, пустые оболочки опустошенной человечности обреченные на уничтожение. Обреченные не кем-то, и, разумеется, не Творцом, а собой, – жалкими пародиями на Творца, собой – вытворяющими, собой – беснующимися двуногими тварями, изничтожившими в себе образ и подобие Того кто их породил, то есть свою творческую, творящую, преодолевающую все ограничения и формы Мысль.

Таким образом, нелюдь являет собой мертвую мыслью тупую убогую двуногую животную форму, утонувшую в собственных отбросах [183] , ставшую этими отбросами и уничтожившую в себе тело духа своего – душу свою [184] .

Всё имеющее начало – имеет и конец свой, лишь то, что не имеет ни того, ни другого, что объединяет то и другое – вечно и неразрушимо. Дух – движение субстанциональности, духовное движение, не убывающее в силе и никогда не исчезающее,– есть само движение Жизни и сама Жизнь.

Наитягчайший и воистину «смертный грех» – это грех посягательства на жизнь оживляющего тело и душу Духа – Сущности человеческой. Существо виновное в таком и является нелюдью, не-человеком в прямом смысле, ибо чело-вечность – это многообразное бытие Сущего, воплощающегося веками и призванного жить и живущего в вечности времен. Существо, которое лишило само себя этого качества, которое и есть качество человека (чело-века) – прекращает им быть и … нет, не умирает, эта отвратительная тварь даже умереть не может, не то что жить [185] .

А тварь, о которой речь, тварь бывшая когда-то «человеком» и ставшая нелюдью, выродком и духовным ублюдком заживо разрушается и уничтожается силами хаоса, которые тупое двуногое вызвало из Бездны.

Человеку, как правило, лишь кажется, что он действует в Мире Творца Мира, он действует всегда и неизменно в его подобии сотворенном собой.

У каждого свой мир, но все субъективные миры развиваются и движутся или в направлении постепенного совпадения с Миром Творца Мира, в направлении слияния с ним, или … в прямо противоположном направлении.

Все прочие миры некоего промежуточного духовного вектора, так или иначе, приходят к двум рассмотренным.

Понятно, что неизбежные и очевидные рассогласования и несоответствия от такого «действования в мире» приводят человеческое существо к необходимости вносить постоянные коррективы в созданную «модель мира». То есть иными словами – вынуждают мыслить, а мышление это со-творение новых мыслеформ вместо ранее сотворенных или ещё несотворенных, и разумеется развитие и дополнение созданных ранее.

Для тех, в ком сказанное вызывает недоверие – пусть потрудятся вспомнить, каким мир человека был какие-то пять сотен лет назад.

И главное, можно повторить ещё раз и ещё раз заверить, что мера отличия нынешней т.н. «научной модели мира» от той, которая придёт ей на смену не меньше меры отличия существующей модели мира от модели мира средневековья.

Синтетическая картина мира, которая творится Наукой Логики, объединяет в единство две противоположные и кажется совершенно несводимые друг к другу картины мира – религиозной и научной.

В такой Единой Картине нет места и как т.н. «Богу» многочисленных человечьих религий, которые на новом уровне пришли к тому же, от чего ушли [186] , и так называемой «науке».

Наука в настоящий момент суть своего рода разношерстый конгломерат различных и как правило никак не связанных единой логикой познавательных форм, для которых отсутствует необходимое единое для всех основание – в данном случае образно говоря [187] сама шкура.

Но особо тяжких грех т.н. «науки» в её впадении в особый сатанизм культа двуногого сатанинского ментального недоноска как некоего Вселенского «Венца Творения», и творения при этом более чем странного! Ибо «творение» как бы есть, но Творца-то – нет!

И логико-познавательная абсолютно парадоксальная суть указанной проблематики в том, что «Бога», разумеется - нет, но «БОГ» как единственная Истинная Реальность пронизывает собой всё и вся, являясь абсолютным необходимым основанием Мира – ЕСТЬ!

И религиозный теизм любой формы, и наукообразный атеизм неисчислимых своих форм-наук не-понимают, что они сами утверждают и это абсолютно противоречивое утверждения воистину истинно, хотя не-понимают, конечно же, каждый по своему, но подобным друг другу образом.

Абсолютная религия христианства, как выражался Ф.Гегель характеризуя христианство, станет Абсолютной Наукой Единой Жизни и её (Науки) многочисленные проекции-приложения в виде известных ныне «наук»: математики, физики, химии, биологии, астрономии и т.д. будут искать, и будут находить аспекты истины Единой Истины, являющей доступное уразумению человеческому Божественное Знание.

• Основы формально-образного (математического) понимания диалектики

Определим некий Геометрический Абсолют, как некоторое Математическое Абсолютное Пространство. Обратим внимание, что мы, прежде всего, определяем-беспредельное-как-основу и обозначаем его понятием.

После этого мы в отношении данного понятия определяем понятие «точки». Иначе – наоборот сделать невозможно, т.к. «точка» как понятие-само-по-себе (или в-себе) лишена всякого смысла и значения. Это что угодно, не «точка», это, например, «очкат». Что такое «очкат»? Этого никто не знает, в смысле: абсолютно никто, включая даже сам Абсолют.

Обратим внимание, что определение беспредельного «Геометрического Абсолюта» осуществлено как необходимая предпосылка в беспредельном Пространстве Разума, который обладает качеством беспредельности и это качество более высокого ранга, чем беспредельность определяемого. Этот факт не должен нас особо смущать, так как в математике широко известны подобные отношения математических форм, которые называются трансфинитными [188] и кардинальными [189] числами.

Итак, понятие «точка» не может быть порождено из чего-то иного постороннего и инородного порождающей основе – Геометрическому Абсолюту. Причем, в данном случае это понятие используется в трансформальном смысле.

И в этом смысле «точка» - это, прежде всего сам указанный Абсолют, но соотнесенный с собой так, что результатом соотнесения (как бы особой «разности») является такое «неполное снятие» Абсолютным Себя, что в итоге текущего результата, текущей формы движения Сущности, которой Абсолютное и является, является точка. А движение есть, разумеется, движение становления, причём, строго в гегелевском смысле понятия «становления»:

«Становление (WERDEN)

1. Единство бытия и ничто

Чистое бытие и чистое ничто есть, следовательно, одно и то же. Истина - это не бытие и не ничто, она состоит в том, что бытие не переходит, а перешло в ничто, и ничто не переходит, а перешло в бытие. Но точно так же истина не есть их не-различенность, она состоит в том, что они не одно и то же, что они абсолютно различны, но также нераздельны и неразделимы и что каждое из них непосредственно исчезает в своей противоположности. Их истина есть, следовательно, это движение непосредственного исчезновения одного в другом: становление; такое движение, в котором они оба различны, но благодаря такому различию, которое столь же непосредственно растворилось. […]

Становление есть нераздельность бытия и ничто - не единство, абстрагирующееся от бытия и ничто; как единство бытия и ничто оно есть это определенное единство, или, иначе говоря, такое единство, в котором есть и бытие, и ничто. Но так как каждое из них, и бытие, и ничто, нераздельно от своего иного, то их нет. Они, следовательно, суть в этом единстве, но как исчезающие, лишь как снятые. Теряя свою самостоятельность, которая, как первоначально представлялось, была им присуща, они низводятся до моментов, еще различимых, но в то же время снятых.

Взятые со стороны этой своей различимости, каждый из них есть в этой различимости единство с иным. Становление содержит, следовательно, бытие и ничто как два таких единства, каждое из которых само есть единство бытия и ничто. Одно из них есть бытие как непосредственное бытие и как соотношение с ничто; другое есть ничто как непосредственное ничто и как соотношение с бытием. Определения обладают в этих единствах неодинаковой ценностью.

Становление дано, таким образом, в двояком определении; в одном определении ничто есть непосредственное, т. е. определение начинает с ничто, соотносящегося с бытием, т. е. переходящего в него; в другом бытие дано как непосредственное, т. е. определение начинает с бытия, переходящего в ничто, - возникновение и прохождение.

Оба суть одно и то же, становление, и даже как эти направления, различенные таким образом, они друг друга проникают и парализуют. Одно есть прохождение; бытие переходит в ничто; но ничто есть точно так же и своя противоположность, переход в бытие, возникновение. Это возникновение есть другое направление; ничто переходит в бытие, но бытие точно так же и снимает само себя и есть скорее переход в ничто, есть прохождение. - Они не снимают друг друга, одно внешне не снимает другое, каждое из них снимает себя в себе самом (an sich selbst) и есть в самом себе (an ihm selbst) своя противоположность [190] ».

Движение отрицания есть движение становления.

Они – наши «точка» и введенный нами «Геометрический Абсолют» – «… не снимают друг друга, одно внешне не снимает другое, каждое из них снимает себя в себе самом (an sich selbst) и есть в самом себе (an ihm selbst) своя противоположность» и потому правильнее будет: процесс самосоотнесения и есть процесс определения как отрицания.

Вообще суть отрицания в двух порождающих друг друга моментах: 1) в схватывании противоположностей в их единстве, 2) в видении условий перехода противоположностей друг в друга через самих себя.

В нашем случае эти противоположности единичного - «точки» и своего рода «геометрического Всеобщего» - «Геометрического Абсолюта».

Ввиду ограниченной способности человека воображать вещи и предметы, которые выходят за рамки непосредственного чувственного восприятия, человеку, как правило, достаточно трудно представить себе наглядно сам процесс перехода. Действительно, что, например, означает «точка через саму себя переходит в свою противоположность, т.е. в Пространство?»

На деле это означает необходимость осуществить так называемое снятие пространственно-временного бинера.

И это действительно достаточно непросто.

Но в качестве некоего формального описания процесса можно было бы сказать следующее [191] .

Для наглядности вначале конечно необходимо было попытаться представить себе такое Нечто, что не является Пространством, т.е. представить себе Нечто, у которого абсолютно отсутствует качество протяженности.

Это первый рассмотренный нами выше момент Закона Бытия и его снятие.

Кроме того, если это удалось, необходимо представить себе, что у этого Нечто отсутствует и качество длительности.

Это второй момент указанного закона и его снятия как момента.

Затем необходимо скоординировать оба представленных момента как одно, единое… можно и нужно было бы сказать «движение», но дело в том, что движения, изменения в Абсолютном НЕТ, и вместе с тем, оно есть.

Абсолютное – средоточие бесконечных противоречий, которые для человека не имеют никаких иных атрибутов, выражений и форм, кроме простого обозначения единой доступной осмыслению формы – самого понятия «Абсолютного», Сингулярности бесконечного Напряжения ставшего бесконечным Покоем…

Что ещё можно сказать? Человек с его мышлением и мыслью, которая очевидно дискретна, и есть как бы форма, внутри которой мерцает дух, мерцает мыслью. Можно лишь констатировать в терминах дискретности то, что в свое собственноё среде является непрерывным, ровным Живым Светом, жалким и формальным подобием которого является известное человеку понятие «свет» [192] .

Видимо трудно представить всё описанное, но очень легко понять, что когда мы пытаемся мыслить то, что уже является немыслимым, то ясно одно, что сделать это весьма затруднительно. Но, тем не менее в истории находились мыслители, которые делали и такое и более того пытались передать в мыслях то, что передать словами уже невозможно. В качестве выдающегося примера можно привести Готфрида Вильгельма фон Лейбница.

Итак, перейдем к непосредственным воззрениям самого Лейбница, а от них к важным для нас смежных аспектов.

Показанная ниже и далее картина Мира чрезвычайно близка к Истине и можно с полным правом утверждать, находится намного ближе к ней, чем любая иная известная в науке и философии [193] .

Кроме того, к идеям Лейбница мы будем ещё неоднократно возвращаться и уже сейчас можно самостоятельно искать и находить общее в представленной в Книге картине мира и мировоззренческих идеях Лейбница [194] .

«В философии Лейбница мир состоит из простых существ, жизнь которых заключается в их деятельности. В своем внешнем проявлении эти существа представляют источник движения и сопротивления и воздействуют на существа, от них отличные. Но это воздействие необходимо обусловлено внутренними актами, которые предшествуют всяким формам внешних проявлений. Деятельная сила в своем чисто внутреннем состоянии есть усилие, самоопределение к действию, иначе — стремление (appétition). Чтобы явиться определенным, стремление должно быть на что-нибудь направлено; по самому своему понятию оно немыслимо без цели. Другими словами, стремление предполагает представление (perception). Итак, первоначальные существа, которые вовне воплощаются в материальных качествах, внутри себя одарены способностью стремления и представления. Их внутреннее бытие выражается в непрерывном развитии представлений и стремлений; оно являет собою многоразличие состояний в единстве простой субстанции. И, наоборот, во внутренней жизни простых субстанций ничего не дано, кроме представлений и стремлений; она вся к ним сводится. Поэтому все в мире изнутри духовно и только вовне определяется телесными качествами. Существа, лежащие в основе мира, неделимые и простые, духовные в себе, но своими отношениями создающие видимость материальности, Лейбниц, примыкая к Джордано Бруно, с 1697 г. стал называть монадами (философское миросозерцание Лейбница вообще развивалось постепенно и окончательно сложилось в главных своих чертах только к 1685 г.).

Монады — это живые, духообразные единицы, из которых все состоит и кроме которых ничего в мире нет. Их можно сопоставить с непротяженными точками; однако это не те точки, о которых учит геометрия. Геометрические точки не имеют никаких измерений, но они все-таки представляются в пространстве, то есть предполагают пространство как нечто данное; монады, напротив, совсем не в пространстве, потому что сами образуют пространство своим взаимодействием. Их можно также сравнить с атомами — но это не атомы Демокрита и других материалистов. Монады Л. не имеют определений внешних — протяженности, фигуры, внешнего движения; их определения исключительно внутренние и жизнь только внутренняя. Сам Л. называет их формальными атомами, имея в виду аристотелевское понятие о форме как о деятельной сущности вещей, а также субстанциальными формами. При этом он их сопоставляет с первыми энтелехиями Аристотеля. Что же такое пространство, с этой точки зрения? Л., в общем, рассуждает так: действительность принадлежит только монадам, а они непротяженны; следов., непротяженна и вся вселенная в своей внутренней сущности. Пространство не имеет собственной, независимой и отдельной реальности: оно только результат нашего смутного чувственного восприятия вещей. Вещи представляются нашему чувственному пониманию только как внешние, как ряд совместных проявлений чуждых нам деятельностей: такое существование внешних явлений воспринимается нами, как протяженность их. Итак, пространство, поскольку мы отвлекаем его от того, что его наполняет, есть только порядок возможных сосуществующих явлений, так же как время есть порядок следования явлений. Реально в пространстве лишь внутреннее основание порядка явлений; но это основание не имеет чувственной наглядности, оно постигается только умом. Л. восстает против взгляда, знаменитым защитником которого был Ньютон, — что пространство есть реальная сущность, безусловная по своей природе. Если бы пространство было таково, то пришлось бы предположить, что оно или сам Бог, или Его неизбежный атрибут. Между тем, возможно ли считать за Бога то, что состоит из частей? А пространство необходимо подразумевает части, которые в нём содержатся. Но если протяженность — только явление, то явлением оказывается и та протяженная, сплошная материя, из которой, по обыкновенному представлению, состоят все вещи. Тем не менее воспринимаемый нами материальный мир есть phaenomenon bene fundatum; в нём нам дано оформленное и стройное изображение действительности, которое не обманывает нас, когда мы при его обсуждении пользуемся правилами разума. Внутренний принцип явлений материальности заключается в страдательности или ограниченности каждой монады; этот принцип страдания в монадах есть materia prima; воспринимаемое нами явление протяженной материальной массы есть materia secunda. На вторую следует смотреть как на продукт первой, поскольку наше чувственное восприятие телесных вещей одновременно зависит и от нашей собственной ограниченности, и от ограниченности тех монад, которые своими сочетаниями образуют эти вещи.

По коренному предположению Л., каждая монада представляет весь мир; «каждая простая субстанция», говорит он, «имеет отношения, которыми выражаются все прочие субстанции, и, следовательно, монада является постоянным живым зеркалом вселенной [195] ». Высший ум мог бы прозреть в каждой монаде всю вселенную со всем, что в ней когда-либо произошло, происходит или произойдет. Все монады отражают мир, но одни воспроизводят его лучше, другие хуже; с другой стороны, каждая монада, воплощая в себе некоторую особую точку зрения на вселенную, одни элементы действительности воспринимает яснее, как ближайшие к ней, другие — более смутно, как отдаленные. Не может быть двух существ, абсолютно сходных между собою: если бы какая-нибудь монада имела совсем одинаковое внутреннее содержание с другою монадою, они слились бы в одно (principium identitatis indiscernibilium). Какое-нибудь различие всегда должно сказываться и в сложных вещах: так, на одном и том же дереве нельзя отыскать двух листьев, абсолютно похожих друг на друга. Оттого в мире монад существует бесконечная градация совершенств. Между самою низшею монадою, которая представляет мир совсем смутно, и высшею монадою — Богом, все созерцающим с абсолютною ясностью и отчетливостью, существует бесконечный ряд промежуточных звеньев, монад более или менее совершенных. Поэтому рядом с законом различия Л. ставит дополняющий и ограничивающий его закон непрерывности (lех continui). Он одинаково относится и к существам, и к тем явлениям, которые ими переживаются. В природе нет скачков, нет бездн, разделяющих отдельные группы вещей и событий. Как в жизни отдельной монады одно состояние развивается непрерывно из другого, так и в целом мире существующие стадии развития с непрерывною постепенностью подготовились из предшествующих, а вся совокупность творений являет собою лестницу, постепенно возвышающуюся к совершенству. Каждая монада имеет духовную природу: однако Л. не решается их всех называть душами. Можно различать три класса монад:

1) монады простые или голые, в которых все представления смутны и сливаются между собою. В таком состоянии находится огромное большинство монад, в нём бывает и душа человека, когда он погружается в глубокий сон без всяких грез или когда он падает в обморок.

2) Души, в которых представления достигают до ясности ощущения. Души в этом смысле, способные чувствовать и обладающие памятью пережитого, принадлежат животным.

3) Высший разряд монад, духи, которых отличительное свойство — разум, то есть способность ясного понимания вещей и познания вечных истин. Разумом обладает только душа человека; только она есть дух в земном мире [196] ».

***

Зададимся следующим вопросом, что утверждает человек, когда он, утверждая, определяет что-либо?

Поверхностное, формальное видение видит, что человек утверждает и видит лишь форму, как конечность формы утверждения как утверждения, как абстрактную аффирмацию [197] , положительное утверждение, уверение, даже самовнушение.

Определение может иметь двоякий [198] характер, то есть быть формальным или аформальным.

Любое формальное определение является неполным или приближенным. Во всяком формальном определении осуществляется частичная (подведение под данную форму более общей), т.е. формальная классификация определяемой формы (построение иерархии оснований форм вплоть до общей категориальной).

Полное определение есть аформальное определение или определение относительно Всеобщего, как инвариантное определение самого Всеобщего в его собственном движении, которое порождает данную форму.

Полное определение включает выявление определяемой формальной формы – назовем её основной формальной формой и дополняющей до всеобщности аформальной формой, которая есть полное достаточное основание формальной, так же как формальная является достаточным основанием аформальной [199] .

Неполное или частичное формальное определение исходит лишь из формального достаточного или неполного основания.

Чтобы уловить и чтобы войти в самый центр излагаемой определяемой мыслеформы (понятия), необходимо прежде всего задаться вопросом: каким образом осуществляется определение или каковы условия осуществления определения?

Чтобы определить, то есть ограничить, провести границы определенности чего-либо, некоторого понятия, некоторой формы абсолютно необходимо уже иметь в наличии то в отношении чего эта определенность может быть осуществлена [200] .

Ясно, что, например, точка может быть определена лишь в отношении чего-то: отрезка, прямой, плоскости, пространства… [201] «Точка» - это не просто некая «точка-сама-по-себе», точка – это точка чего-то или на чем-то.

Невозможно ни представить, ни помыслить содержательной определенности «точки» вне того, где «точка» может быть, может существовать как некая вещь-в-себе лишенная какого-либо опосредования.

Если нет того, относительно чего некоторое понятие может существовать и иметь свою определенность содержательности, то нет и самого понятия. Данное относится и к понятию «точка».

Рискнём быть последовательными и попытаемся дать как можно более обоснованное и полное определение понятия «точка».

Правильное, истинное, полное, т.е. действительно достаточное основание определяемого понятия прежде всего должно отвечать качеству всеобщности, то есть включать в себя все формы и быть а) бесконечным (т.е. не-определенным) б) аформальным (лишенным всякой формы) [202] .

Итак, каждая определенная форма находится во всеобщей связи со всеми иными формами через саму себя как единичную форму Всеобщего и Абсолютного. Каждая определенная форма сама есть достаточное основание себя самой, ибо являясь определенной, тем самым является в сути своей бесконечной всеобщей формой фиксирующей движением своей определенности и формальности неопределенный и аформальный статус движения своей бесконечной порождающей сущности.

Пытаясь дать всеобщее определение понятия «точка» отдадим должное тому, что уже известно о предметной области.

Иными словами сосредоточимся на понятии «точка»…

Точка [203] . Точка как определенность абсолютно вырожденной формы.

Точка как нечто принципиально не имеющее чего-то внутреннего и определяемая лишь внешним: «Точка — это одно из фундаментальных понятий геометрии, поэтому "точка" не имеет определения [204] ».

Точка как дефидент процедуры определения, т.е. осуществление процесса дефиниции [205] , то есть процедуры проведения границы. Точка как некоторое понятие [206] .

Итак, как можно убедиться у понятия «точка» – нет определения, т.е. считается, что понятие «точка» неопределимое, хотя оно является фундаментальным, аксиоматическим понятием.

Наверное трудно представить нечто более ограниченное и «более конечное» чем понятие «точка».

Обычно точка воспринимается как фундамент содержательности понятия непрерывности, т.е. континуума. Интервал от нуля до «1» содержит бесконечное множество точек. Интервал непрерывен.

Но то же понятие «точка» можно получить, представив абсолютно вырожденным элементом границы [207] , и тогда «точка» это то, что отделяет и разделяет, а не соединяет.

Возможно для формального представления и по настоящий момент может показаться странным, что именно точка являет собой в качестве аформальной определенности выдающийся пример бесконечного, но это действительно несомненный, потому что очевидный математический факт:

«В точке… пространственная величина имеет определенность, соответствующую "одному"; однако точка, поскольку она выходит вовне себя, становится иным, становится линией; так как она по своему существу есть лишь "одно" пространства, то она в соотношении становится такой непрерывностью, в которой снята точечность, самостоятельная определенность, "одно"» [208] .

Точка - это своего рода рождающееся в форме единичного Всеобщее или, образно говоря данное Всеобщее, определенное Всеобщее как бы «вывернутое наизнанку» так, что предстаёт для нас, тех, что мыслят понятие «точка» - в форме точки. Причём и точка и её аформальное иное – Пространство Геометрического Абсолюта [209] совершенно равноправны, ибо являют собой действительное Одно [210] .

Дадим (в известном роде впервые) аформальное определение понятия «точка».

Точка суть положительная единичная форма, конечный аспект формы существования и проявления Пространства, внутри себя содержащего свою всеобщую отрицательность (первое отрицание Всеобщим себя).

Точка – как абсолютная конечная форма это своего рода инверсия абсолютного и бесконечного Пространства, и само пространство его субстанция «состоит» из бесконечного числа зародышей-пространств, новых геометрических Всеобщих являющихся пока что формами «точек».

Таким образом, переход точки в Пространство как свою противоположность осуществляется через саму точку как отрицание отрицания Всеобщим себя, то есть снятия конечной формой себя самой и выход к бесконечному.

Известные в диалектике категории, категория «отрицания» и категория «снятия» после Ф.Гегеля к сожалению оказались существенно искажены Ф.Энгельсом.

Если перейти от нашего абстрактного геометрического одномерного пространства-абсолюта к действительному Пространству, тому пространству, которое нас окружает то можно сказать, что каждая точка Пространства – это пространство-зародыш Новой Вселенной, Нового Мира.

Пространственность как качество суть движение становления, движение перехода, перетекания аналитической безразличной к самой себе массы обособленных единичностей, являющейся пустым объемом пространства – в синтетическую целостность наполненности времени:

«Время и Пространство теснейшим образом связаны друг с другом. Если субстанция Время… является внутренней частью Материи, Плазмой ее составляющих ингредиентов, то Пространство есть «внешность» Материи» [211] .

По всей видимости, наиболее наглядной абстрактной образной картиной Абсолюта, если бы удалось взглянуть на него «как бы со стороны», можно считать удивительно красочные фрактальные росписи, полученные с применением мощных компьютеров, например, множества Мандельброта [212] .

Итак, для наглядного понимания природы конечного и бесконечного в их связи друг с другом можно представить себе два образа: образ позитивного изображения – это знакомая («чёрная на белом фоне») точка как формальное положительное (первый момент).

И второй момент – образ той же точки как негатив – где точка как бы рождается, оформляется извне, снаружи самой себя, всей иной бесконечно протяженной не имеющей формы геометрической субстанциональностью, выделяющей из себя свою форму – это отрицательное формальное [213] (второй момент).

То есть, когда мы глядим на точку на некоторой бесконечной прямой, или (что суть то же самое) точку некоторой бесконечной прямой [214] , мы должны видеть одновременно оба качества в их единстве и обусловленности друг другом. А видеть это можно лишь отчетливо понимая, что все иные точки бесконечной прямой: от минус бесконечности до плюс бесконечности являются в действительности не внешним, а внутренним данной точки; точнее сказать точка как понятие это противоречивое единство внутреннего – являющегося внешним, и внешнего – являющегося внутренним.

Точка, таким образом, это одновременно свернутое в конечную форму бесконечное и развернутое в бесконечную форму конечное, причем и конечное и бесконечное могут существовать лишь в качестве оснований друг друга, а без этого лишены всякого смысла.

Не может быть некой абстрактной точки, то есть «данной точки на данной прямой (плоскости и т.д.) и выражений вида: «дана прямая и на ней точка…». Как не может существовать и абстрактной прямой (неявно предполагается – бесконечной!).

Может ли быть и существовать бесконечное, которое не может опираться на конечное и быть собой – бесконечным относительно него?

Можно было бы возразить, что прямая «состоит» из «точек». Но утверждение: «дана прямая и точка на ней» снимает это возражение, потому что «прямая» и «точка» воспринимаются именно как цельные внутренне не связанные и обособленные формы.

К слову, именно такими формами оперирует математика, используя формально аксиоматический метод определения своих построений. Точка – это «точка», прямая – это «прямая», точка на прямой – это «точка на прямой», статичные мертвые формы как формы-сами-по-себе.

Итак, возвратимся к нашим моментам.

Что является суммой того и другого, то есть суммой двух рассмотренных выше моментов? То есть, что будет, если наложить друг на друга оба изображения, которые являются изображениями одной аформальной формы?

Пустота. Ничто. Неопределенность.

Оба эти момента в единстве и являют собой принцип достаточного основания или аформального основания в действии, который оформляет собой Принцип или закон Единства. Этот Закон можно также назвать законом Существования и законом Бытия.

Итак, мы вновь пришли к тому, что уже нам известно: есть лишь один единственный Всеобщий Закон.

Обратим внимание, его форма – Принцип достаточного (необходимого) основания, причём достаточным основанием является трансформальное основание.

Его сущность – Закон Единства или Закон Существования (Бытия), который формулируется как закон самодвижения или вечного перехода противоположностей друг в друга через самих себя.

Так как понятие всегда определенное понятие, то есть находит своё основание или в формальном понятии, являющимся трансформальным, или трансформальном, являющимся формальным, то понятие является мыслеформой или идеей, которая осуществляется и существует через своё собственное рефлексивное движение самоопределения себя в процессе коллапса, самосвязывания своего трансформального основания.

Топологически такой коллапс понятия является как бы «выворачиванием» [215] его как Всеобщего трасформального основания, относительно его самого движением актуализации определенной формы – противоположности, своего-иного Всеобщего (т.е. данного единичного, особенного).

В процессе указанного коллапса противоположности «меняются местами», то есть замещают, переходят друг в друга: конечное становится бесконечным, бесконечное – конечным, форма становится содержанием, а содержание превращается в форму, и движение падения Всеобщего внутрь себя образует бесконечно подвижную, но в силу приближения и совпадения с горизонтом формы – застывшую форму, которая становится трансформальной формой понятия.

Таким образом…

Всякая форма есть трансформа.

Эта форма одновременно поляризует-(обособляет) данное понятие на его противоположности, но и синтезирует-(соединяет) эти противоположности в единство. Движение соотношения этих двух движений является движением отождествления-разотождествления данного понятия. Соотношение этих движений порождает текущую актуальную форму понятия (его содержание).

При этом то, что пребывает под горизонтом формы понятия, есть трансформальное основание, которое образует внутреннее пространство понятия.

Формальная логика и аформальная логика являя противоположности друг друга этим же отношением являет и их единство, Единую Логику, Логику Логоса.

А если совсем коротко: формальная и диалектическая логика в Логике Логоса суть Одно.

Итак, вновь сформулирован единственный Принцип или Закон, который един как для формальной логики, так и для аформальной (диалектической). Из него выводятся множество всех иных «законов», как они обычно именуются в формальной логике, хотя правильнее было бы назвать их просто правилами, регулирующими отношения между формами.

Для аформальной (диалектической логики) этот же Закон порождает известные «законы» диалектики, которые тоже скорее правила, но тоже регулирующие отношения между аформальными формами. Причём когда мы говорим о «регулировании», то этот термин условен, правильнее будет сказать «саморегулирование» [216] . Ведь «регулирование» осуществляется не извне, а изнутри.

Это саморегулирование как поддержание устойчивости, его источник – суть самодвижение, что правильнее назвать просто Жизнью.

Можно проверить глубину усвоения материала на примере высказывания Ф.Энгельса в его «Диалектике природы». Предлагается самостоятельно обнаружить ошибку (или неточность, недопонимание [217] ) в рассуждениях:

"Мы можем познавать только конечное" и т.д. [стр. 13].

Это постольку совершенно верно, поскольку в сферу нашего познания попадают лишь конечные предметы. Но это положение нуждается вместе с тем в дополнении: "по существу мы можем познавать только бесконечное". И в самом деле, всякое действительное, исчерпывающее познание заключается лишь в том, что мы в мыслях поднимаем единичное из единичности в особенность, а из этой последней во всеобщность; заключается в том, что мы находим и констатируем бесконечное в конечном, вечное – в преходящем. Но форма всеобщности есть форма внутренней завершенности и тем самым бесконечности; она есть соединение многих конечных вещей в бесконечное [218] ».

По всей видимости, ошибочным следует считать следующее утверждение:

«…форма всеобщности есть форма внутренней завершенности и тем самым бесконечности; она есть соединение многих конечных вещей в бесконечное».

Форма всеобщности есть форма внешней завершенности, которая такова лишь потому, что внутренне незавершена; форма суть противоречие этих двух моментов, как и их непрерывное снятие друг другом.

«…она есть соединение многих конечных вещей в бесконечное».

В такой формулировке конечное и бесконечное явно оторваны друг от друга и не связаны друг с другом.

Таким образом, всеобщее вовсе не есть «соединение многих конечных вещей в бесконечное», а переход конечного в бесконечное через самого себя, так как бесконечное находится не извне, и не рядом, и даже не есть некий итог, результат сложения, а есть само это конечное, как его определенная форма.

Конечное – бесконечно по отношению к самому себе, бесконечно внутри себя, не завершено внутри себя, открыто, не имеет границы, но поэтому и является собой - конечным [219] .

Конечное потому конечно, что опорой себя находит бесконечное. Сущность конечного – бесконечное, как и сущность бесконечного – конечное, оба полюса образуют собой бинер – единое.

Достаточное аформальное основание всякой формы суть аформальное, бесформенная форма всеобщего.

Принцип достаточного основания, понимаемый в качестве принципа, который приложим к самому себе, порождает аформальную или диалектическую логику.

Принцип достаточного основания, который находит основание лишь в качестве некоторой конечной и определенной формы порождает логику формальную.

Формальная логика останавливается перед границей формы как исключительно конечной формой и потому не в силах постигнуть Единства, это логика самоограничения и ограниченности.

Итак, любая определенность, любая форма существуют лишь в соотношении с неопределенным, безграничным и не имеющим формы, как основанием, условием своего существования.

Только такое основание является логически безупречным и потому действительно достаточным.

Действительное, а не случайное и формальное утверждение чего-либо, определение чего-либо, выделение или указание, фиксирование внимания и т.д., что есть некоторое явление (форма) «А» может быть осуществлено лишь как акт отрицания относительно лишенного формы (бесконечного) своего-иного данной формы «А», т.е. «абсолютно всего иного, что не-является данным «А»», как аформальной меры аформального (бесконечного).

Скажем иначе, любая форма является как обуславливающее друг друга, разворачивающееся друг в друге со-явление, со-бытие пары являющегося положительно определенного (конечного), и являющегося отрицательно определенного (бесконечного).

Таким образом, некоторая форма «А» как понятие есть:

формальное «А» [220] & аформальное «не-А», существующие

как определенность перехода друг в друга

Интересным будет особо отметить, что по настоящий момент не было, то есть вообще не существовало никакой наглядной интерпретации, которая позволила бы увидеть отличие двух логик (формальной и диалектической), их подобие, а главное – их переход друг в друга.

Сошлемся на слова человека (В.И.Моисеев [221] ), который активно разрабатывает формализационные подходы по данной теме, по крайней мере четко обозначил контуры того, что должно стать логикой всеединства и выделил главный момент, который необходимо учитывать – бесконечное [222] :

«В истории философии издавна существовали две традиции философской логики, одна из которых восходит к Пармениду и Аристотелю и может быть названа линией Парменида, а вторая к Гераклиту и Платону и могла бы называться линией Гераклита. В линии Парменида развивалась так называемая формальная логика, в основе которой лежат законы тождества и противоречия. Сегодня эта традиция достигла высокого уровня развития в лице так называемой математической логики.

Что же качается линии Гераклита, то в её рамках развивалась идея так называемой диалектической логики, в которой так или иначе предполагался выход за границы законов тождества и противоречия. Эта линия, несмотря на все усилия множества выдающихся умов (Платона, Николая Кузанского, Гегеля и др.), до сих пор остаётся на уровне интуиций и догадок, не получив своего более строгого выражения. Одна из задач философии неовсеединства состоит в развитии линии Гераклита, до уровня строгой и структурно выраженной теории» [223] .

Итак, форма «А» как понятие является формальным «А» [224] & аформальным «не-А». Обычно и для формального ума всё то, что идёт после знака «&», как и само существования этого символа … как бы отсутствует, ибо (в случае неизбежного онтологического абстрагирования) являет собой самого субъекта, являет собой того, кто мыслит, в данном случае, поскольку мы рассматриваем простейшую форму, мыслит «точку».

То есть, как бы отсутствующее это сам мыслящий субъект, который мыслит точку, как точку чего-то определенного: отрезка прямой, плоскости ограниченной тремя отрезками, пространством трехмерной сферы и т.д.; или трансформ-определенного – бесконечного (бесконечная прямая с началом координат в нулевой точке и на ней «точка»)

Итак, некоторое «Нечто» это всегда обуславливающие друг друга: «Нечто» и «Не-Нечто»

В случае [225] если «Не-Нечто» - какая-либо форма, то и отношение является формальным и само «Нечто» является некоторой формой. Например, формальные отношение формальных понятий «точка» и «прямая»: «дана точка «А» на прямой «P».

Особым аформальным случаем «Не-Нечто», порождающим всю совокупность аформальных логические отношений, является аформальная противоположность в виде «Абсолютно-всё-иное-что-не-есть-Нечто», которое как мы убедились, является ничем иным как бесконечно отрицательным результатом хорошо известного в формальной логике т.н. «бесконечного суждения».

Таким образом «Нечто» и «Абсолютно-всё-иное-что-не-есть-Нечто» [226] являются диалектическими противоположностями тождественными друг другу.

Возможно, и на взгляд субъекта достаточно далекого от опыта умственных сосредоточений на поиске всеобщего логического базиса тождественность «А» и «Абсолютно-всего-иного-что-не-есть-А» всё ещё вызывает вопросы. И такие вопросы необходимо снимать простым сосредоточенным самостоятельно размышлением.

Например, таким.

Перед субъектом три предмета. Они лежат на одной линии, и ему требуется выбрать, т.е. определить, выделить один из трёх.

Субъект берёт, выделяет, определяет один из трёх предметов. Определяет относительно чего? Относительно двух.

Как? Например, придвинув один из предметов к себе на некоторое расстояние. Так мы получим конфигурацию формы осуществленного выбора-определения в форме некоторого треугольника.

Зададимся вопросом: можно ли получить точно такую же конфигурацию формы выбора иначе, и сколько вообще существует таких форм? [227]

Ответ на первую часть вопроса: разумеется.

Тот же и точно такой же выбор (определение) может быть осуществлен сдвиганием в противоположном направлении невыбираемых (отрицаемых) предметов. Так мы получим ту же фигуру осуществленного выбора.

Ответ на вторую часть требует уточнения, что именно понимается под «формой выбора». Если форма есть лишь конечный результат, то таких форм всего две.

Теперь допустим, что перед субъектом находится огромный песчаный карьер. Можно подойти ближе и выделить – определив в данной массе песка одну песчинку.

Можно взять её на ладонь и внимательно на неё посмотреть. Это – данная, определяемая субъектом песчинка.

В каком отношении с этим объектом внимания субъекта (данной песчинкой) находится иной объект, который определяется следующим понятием: «абсолютно-всё-иное-что-не-есть-данная-песчинка»?

Первое, что нужно сделать, это понять и представить, что именно обозначает данное очень длинное синтетическое понятие, являющее собой абсолютную отрицательность всеобщего по отношению к себе самому до определяемой нами меры понятия: «данная песчинка».

Обратим внимание, что сугубо поверхностно и обыденно субъект может определиться с песчинкой как определяемой формой в виде положительного утверждения «вот-это»: «вот эта песчинка». И кажется такое формально-однозначное определение не вызывает необходимости дальнейших формальных определений [228] .

Отрицательные определения: «не-вот-это» предполагает необходимость перебора, т.е. отрицающего выбора всего иного, что не есть наше определяемое. И перебора такого, который может быть обозначен понятием «бесконечного отрицающего выбора».

Но формальное определение «вот это» так же осуществляется на каком-то основании, относительно чего-то. На формальном, «частично-достаточном основании», то есть в отношении, например, данного карьера, как формы относительно которой осуществляется определение вида: «вот эта песчинка», наша песчинка это: «не вот эта песчинка, и не вот эта, и не вот эта…»

Так, и данное обстоятельство оказывается довольно неожиданным для всякого формального ума, даже для формального определения данного единичного, данной песчинки нужно предварительно осуществить отрицание, то есть перебрать и отбросить песчинки всего карьера.

Символически это выглядит как: «А» есть всё-иное-кроме-данного-А, данной формы, относительно которой осуществляется определение «А».

Применительно к нашему примеру формальное определение формы «А» является отрицательной определяющей рефлексией определяющей основы (карьера с песком) в отношении себя осуществленного относительно центра определения – определяемой формы «А».

Данное «А» («вот-эта-песчинка») это есть всё-иное-что-не-есть-А (все-иные-песчинки) на данном определяющем основании (в объеме данного основания, например ограниченного числом песчинок карьера - 10¹³).

Итак, единичный утверждающий формальный положительный определяющий выбор тождественен множественному отрицающему определяющему выбору.

Видно, и видно достаточно наглядно, что формальное определение это отрицание. И пока что это определение чисто формальное определение, то есть определение относительно определенной формы. Но когда определение как отрицание станет лишенным какой-либо формы, то есть аформальным?

Расширим необходимое для определения основание.

Для этого нам необходимо, перебрав и осуществив «отрицание» в объеме всех песчинок нашего песчаного карьера, перейти далее ко всем прочим объектам отрицания, например, перемолов в песок всё вещество нашей планеты.

Покончив с планетой, необходимо переходить ко всему, что есть в солнечной системе, и так расширяя сферу внимания вплоть до самых отдаленных квазаров исключить всё иное, что не есть наша песчинка, как материальная форма.

Не исключено, что остаются ещё неопределенно большое, а скорее всего бесконечное число иных миров как миров «иных измерений»…

Но, ограничимся для некоторой наглядности и экономии времени лишь нашей безграничной Вселенной.

Обратим прежде всего внимание, что определяя что-либо, мы определяем форму.

Форма песчинки – некоторый объем, точнее некоторая граница, определенная поверхность, определяющая данный объем, который нами поименован как «данная песчинка».

То, что находится внутри объема, является формальной формой понятия «данная песчинка».

То, что находится вне этого объема, есть абсолютно-всё-иное, что не есть данная песчинка; и это аформальная форма.

Формальная и аформальная формы тождественны, ибо обе они являются определяемой границей (поверхностью формы), определяя одно из двух, мы тем самым определяем и другое

Обе формы, как формальная, так и аформальная симметричны относительно определяемой формы единичного – формы-поверхности как центра определения.

Внутреннее центра определения – формальная форма с именем «данная песчинка» является формальной формой-объемом определяемого.

Внешнее центра определения – аформальная форма объема, который отрицается как аформальное основание определения и потому является аформальной (неопределенной формой).

Итак, ко всему тому, что находится вне формального центра-объема, мы определили бесконечную по объему и бесконечно продолжительную по времени операцию отрицания всего того, чем не является наша определяемая песчинка.

Таким образом, это перечисленное и отвергнутое как несоответствующее определяемому – нашей формальной форме и является нашим определяемым. К этому необходимо добавить, что такое определение является аформальным.

Так же отметим, когда и в какой именно момент формальное определение становится аформальным. Когда появляется неисчерпаемость в виде бесконечности, беспредельности форм которые необходимо подвергнуть операции отрицания, как не просто отрицательного, а бесконечно отрицательного выбора.

Теперь мы можем окончательно ответить на поставленный ранее вопрос об отношении формальной формы к аформальной.

Ответ вполне однозначен и очевиден: это один и тот же объект.

Выделим теперь самое важное.

Форма как некоторая граница области определения, относительно которой осуществляется операция определения в качестве формы в действительности определяет, ограничивает не одну, а две формы.

Одна из них является тривиальной формальной формой ограниченной, локализованной, замкнутой и конечной области пространства.

Вторая (определяемая той же границей!) – это неограниченная аформальная форма пространства (того или иного ранга бесконечности).

Кроме того, обе формы тождественны друг другу, друг другом определяются и составляют двуединство определения, в котором определенность и ограниченной одной является неопределенностью и неограниченностью другой.

Резюмируем наше рассуждение.

Определение некоторой формы только и исключительно как формы лишь кажется однозначным и формальным, в действительности всякое определение есть бинарное, двуединое определение.

Можно видеть, что трудность понимания тождественности двух объемов (формального и аформального) определяемой формы именно как формально-аформального одного объема в том, что внутреннее формального объема определения отграничено и противопоставлено внешнему аформальному объему определения, граница того и другого – поверхность границы, которая является самой определяемой формой.

В действительности нет ни внутреннего, ни внешнего, и оба объема (формальный – ограниченный и аформальный - бесконечный) находятся «по одну сторону» и граница между противоположностями существует как ограниченность восприятия и способности видеть указанное действительное единство.

Ранее в отношении рассматриваемой нами области уже упоминалось понятие «топология».

Трансформальная и аформальная логика это своего рода логика отношений топологических пространств мысли и в топологических пространствах мысли.

Эти пространства действительно в общем случае суть неевклидовы пространства и особенности видения таких пространств и в таких пространствах достаточно хорошо изучены и хорошо известны.

Итак, два положения:

1. «А» это «данная, определяемая и определенная форма «А».

2. «А» – это «абсолютно всё иное, что не есть данная определяемая и определенная форма «А»».

Положение «2»: «Абсолютно всё иное, что не есть данная определяемая и определенная форма «А» является диалектическим отрицанием понятия «данная, определяемая и определенная форма «А», аформальным противоположным этого понятия.

Положение «1» очевидно, это классическое позитивное формально-логическое выражение закона тождества: «А» есть «А».

Положение «2» непривычно.

Это диалектическое выражение тождества противоположностей, которое явно и непосредственно противоречит закону тождества, т.е. не ««А» есть «А»», а ««А» есть «не-А»».

Если говорить о диалектике как таковой, о её сложности и непонятности, о соотношении формального аформального (диалектического) мышления, формальной и аформальной логики и её «законов», то всё перечисленное здесь, в представленном определении, которое есть по существу своему определение истинного достаточного основания, которое необходимо содержит момент абсолютности и должно быть всеобщим основанием.

Применительно к абстракции понятия «точка» это некое «Абсолютное Пространство», форма Абсолютно бесформенного и Абсолютно неопределенного.

Символически и фактически всё выглядит следующим образом.

Субъект как мыслящий мыслимое является необходимым основанием, он есть причина и условие осуществления и существования мыслимого, например некоторой мыслимой формы «А» [229] .

Пусть «А» некоторая определенная точка. Любой самый заформализованный формалист согласится, что для того, чтобы точка была, необходимо нечто в отношении чего она может быть.

Точка вообще, как и «точка-в-себе» вне связи с чем-либо иным, вне некоторой формы и вне некоторого пространства любого рода – нелепость, ошибка в определении, подобно гегелевскому определению «дурного» – дурная неопределенность и нелепость.

Потому точка «А» – это точка, принадлежащая множеству форм, относительно которых (или в которых) она определена и существует как точка.

Пусть дан отрезок C₁C₂. Поставим на нём точку А.

Формальное определение: форма А существует относительно формы C₁C₂.

C₁C₂есть одно из бесчисленных представителей форм отвечающих качеству: C₁C₂есть не-А, где не-А есть некоторая определенная или формальная форма.

Не пытаясь далее перечислять даже некоторые из такого рода определенных форм, перейдем к процессу определения аформального.

Пусть у нас есть некоторый «Геометрический Абсолют» в виде линейного (одномерного) бесконечного пространства P [230] – бесконечная прямая линия, имеющая центр [231] , обозначенный нулем (0).

Формальное определение: дана точка А на прямой P.

Необходимое основание точки А – прямая. [232] На ней отмечена точка, т.е. на ней существует форма в виде точки А.

Отличие формального (неполного, недостаточного) определения от аформального или полного в том, что основание определяемого является Линейным Пространством Определения или Всеобщим, относительно которого осуществляется определение.

Это Пространство обладает рядом необходимых качеств, которые следуют из трансформальной логики определения:

А) оно является бесконечным или аформальным;

Б) в силу определенности «А» оно является конечным и определенным, то есть в нём присутствует точка или центр симметрии [233] т.е. ноль [234] .

Иными словами, Пространство обладает качествами («как бы») развертываемости и свертываемости, для любой точки (области или подпространства) Пространства найдется противоположная ей точка (область или подпространства). Попарным сложением точек (форм) можно («как бы») «развернуть» из центра Пространства (нуля), так и («как бы») «свернуть» Пространство в центр (нуль).

По меньшей мере, без любого из этих свойств наше Линейное Пространство определения теряет качество всеобщности и становится формальным пространством или квазипространственной областью определения в виде, например, «прямой», «плоскости» и т.д..

Итак, первое и самое важное: если с пониманием лицезреть прямую с точкой на ней, например точкой отмеченной нулём, то можно увидеть подобие точки и прямой.

Точка (ноль), порождаемая прямой – это единичное, прямая, порождаемая точкой – всеобщее.

«Точка» является окружностью бесконечно малого радиуса, «прямая» – тоже окружностью, но уже бесконечно большого радиуса.

Отношение двух бесконечностей рождает определенность «точки прямой» («точки на прямой»).

Отсюда же легко можно увидеть, что трансформальная логика как Логика Единства является источником такого фундаментального понятия как симметрия. Универсальность понятия «симметрия» и его широчайшее и всё более расширяющееся применение, разумеется, не случайны, она есть частный, так сказать «пространственный» случай бинарности как первой, низшей формы существования единства в котором противоположности переходят друг в друга через самих себя.

Любое формальное определение и проявляемая при этом логика отношений – это логика операций в квазипространственной области определения или формально-пространственная логика отношений форм.

Квазипространственная область определения некоторой точки «А» есть абстрактное формальное отношение «А» и любого «не-А».

Отношение квазипространственной области определения и определяемой относительно него формы является формальным отношением.

Особой формой не-А является форма формально-противоположная форме «А».

Исходя из содержания понятия «противоположность», такая форма не-А симметрична данной форме «А» относительно центра определения Пространства.

Таким образом, Всеобщий Закон Единства имеет соответствующую фундаментальную форму, в которой он себя проявляет.

Всеобщей формой проявления Закона является понятие Симметрии [235] (т.е. комплекса: Соответствия, Инвариантности, Гомеостаза) [236] .

Можно обратить внимание, что во всяком формальном, т.е. неполном определении, определении при недостаточном (формальном) основании, которое ещё не достигло своей формальной полноты [237] всегда отсутствует центр определения или ноль.

В таком определении, которое еще не достигло своей формальной полноты для данной формы, отсутствует её формальная противоположность.

Иными словами: для некоторого «А» отсутствует его формальная противоположность «не-А» в виде «- А».

Такое отношение выражает соответствующий этап неполной формализации и не полной формальной определенности некоторой формы, ибо, если ещё не выявлен центр, как центр-источник порождения формы, то все формы окрестности данной формы находятся по отношению друг к другу в состоянии обособленного безразличия или равнодушия.

Итак, в процессе познания и развития мышления до определенного момента понятие является формальным, и формальным таким, что у данного понятия (формы) отсутствует его противоположное.

Рассмотрим вновь внимательнее понятие аформального или всеобщего основания формы (ВОФ).

Всеобщее основание формы (ВОФ) есть всеобщее (абсолютное) отрицание данной формы, то есть абсолютное всё иное, что не есть данная форма.

Рассмотрим случай, когда для формы «А» нельзя привести противоположной ему формы.

Например, речь идёт о простейшей математической форме вида: «некоторая точка «А»». Рядом с ней присутствуют иные точки: «В», «С» и т.д.

Точки «В», «С» являются простыми формальными «не-А». В обозримой окрестности точек отсутствует точка «0».

Допустим форма «А» - это «стул». Есть «стул», но отсутствует определенно-формальное понятие «не-стула» противоположного понятию «стул», т.е. нет некоего «антистула». В отношении формы «А» есть иные простые формальные «не-стулья», например, «скамья», «табурет» и т.д [238] .

Бесконечная совокупность формальных не-стульев, т.е. всего того на чем сидят, за чем сидят, во что кладут или вешают и т.д. приводит к первой общей (всеобщей) форме в которой единичность формы «стул» приходит к единству с иными единичностями подобными себе.

Это – мебель. Можно заметить, что формальное определение понятия «стул» относительно его ближайшего рода понятия «мебель» совершенно не волнует бесконечность объема содержательности родового понятия, как впрочем и бесконечность объема самого понятия «стул».

Допустим, у нас есть точка «А» на прямой «P» и прямая «P» имеет центр определения в виде точки «0»:

Что является формальной противоположностью формы «А»?

Безымянный3

Формальная противоположность точки «А» это точка А₁.

Свойство становящегося противоположным с позиций формальной логики: формальные противоположности (формально противоположные формы) самоопределяясь, формально определяют (в соответствующей мере выраженности) и свой исток, свою общую форму, свой центр, относительно которого они могут существовать, и потому и поляризационное значение своего знака (положительность или отрицательность).

Будучи формально просуммированными друг с другом они, растворяются и исчезают в истоке – в общем которое их порождает и становятся неотличимым от него, превращаются в ноль, в ничто, но в той же мере одновременно порождаются им и существуют благодаря ему.

Можно обратить внимание, что в неявном виде общее проявляет себя и в формальном отношении двух противоположных друг другу форм, являясь – их свернутым в точку, конечным, определенным необходимым основанием (0).

Точка и бесконечная прямая суть противоположности, это, как показано выше, подобия, инварианты друг друга.

Центр, точка «0» суть определенность неопределенного, внутренняя граница [239] того, что не имеет границы, беспредельно распространяющей себя в обе стороны бесконечной прямой.

Эта прямая – та же всеобщность, тот же «0», но уже в своём развернутом виде, в своей аформальной форме: точка – бесконечна, потому что порождающая среда конечного – точки – это бесконечное; бесконечность – точечна, определенна, конечна и чтобы быть собой – бесконечным, должна быть одновременно в себе самой и иным себя, т.е. конечным, быть выраженным конечной формой – нулем, истоком [240] .

Понятие «точка» – это определенная в отношении всеобщего внутренняя форма бесконечного (всеобщего) воспринимаемая мыслящим формально субъектом в качестве простой внешней обособленной формы; точка – движение явления единичной конечной формы порождаемой движением её бесконечного всеобщего содержания.

Из нуля, из пустоты разворачивается все мыслимое многообразие отношений известных в математике и геометрии; к нулю же – всё сворачивается, свертывается в него, в его внутреннюю пространственность.

И необходимо отчетливо понимать и ясно видеть в нуле не только лишь конечное – ноль как конечную форму, ноль как сугубую определенность, и не только ноль как формально-аформальное отрицание конечного (т.е. бесконечное), но и ноль как крайне-трудно-постижимое-единство-того-и-другого.

И ноль и бесконечность, т.е. и конечность и противоположное конечного – бесконечное являются лишь равноправными сторонами процесса становления одного в другом.

Так «Абсолютное» как «чистое-абсолютное», «абсолютное-в-себе», о котором невозможно ничего сказать, а точнее: абсолютно ничего, ибо это «нечто-ничто» лишено не только какой-либо формы, в том числе и какой-либо формы её отсутствия поляризуется на бинер «абсолютно-неопределенного» и «абсолютно-определенного». Так абсолютное – в нашем случае геометрический абсолют – становится на одном полюсе «абсолютно неопределенным», т.е. абсолютно изменчивым, текучим и лишенным формы, а на другом это становление ведёт к абсолютной определенности, статичности застывшего ритма бесконечно-конечного и конечно-бесконечного линейного пространства, т.е. числового пространства прямой.

В связи с излагаемым в настоящий момент необходимо особо осветить отличие демонстрируемой сейчас диалектики и диалектического отрицания от его искаженной формы берущей своё начало, в трудах классиков т.н. «материалистической диалектики, а именно в широко известном труде «Анти-Дюринг» Фридриха Энгельса.

Непонимание сущности отрицания, а потому и сущности самого диалектического движения имело воистину катастрофические последствия, ибо было червоточиной ограниченности, располагавшейся в глубинах фундамента выдающейся научной теории, теории марксизма, впрочем, с позиций исторической необходимости, неизбежного.

Говоря точнее и конкретнее за диалектическое отрицание так называемый «диалектический материализм» принимает высшую форму формально-логического отрицания – поляризацию, то есть некоторому «А» противопоставляется его противоположность, но именно как формальная противоположность в виде «не-А» как формально отрицательного «А» - «– А»:

«Так же точно и в математике. Возьмем любую алгебраическую величину а. Если мы отрицаем ее, мы получим - а (минус а). Если же мы подвергнем отрицанию это отрицание, помножив -а на -а, то получим + а², т. е. первоначальную положительную величину, но на высшей ступени, именно во второй степени. И в этом случае не имеет значения, что то же самое а² мы можем получить умножением положительного а на само себя. Ибо отрицаемое отрицание а так прочно пребывает в а², что последнее при всяких обстоятельствах имеет два квадратных корня, именно + а и –а» [241] .

Мы сейчас лишь прикоснулись к архиважной теме недиалектичности известной всем формы «диалектики» – диалектического материализма. Этому будет посвящена отдельная глава Книги. Мы в ней рискнём оживить, внести искру Жизни в великую, без всяких преувеличений теорию, марксистскую теорию, подробно рассмотрим все имеющие место ошибки и неправильности, а также следствия этих ошибок и неправильностей.

А сейчас – продолжим.

Итак, когда Ф.Энгельс говорит об «отрицании», то надо понимать речь должна идти именно о диалектическом, а не простом формальном отрицании в соответствии с известными законами формальной логики. Отрицание, как диалектическое отрицание некоторого «А» («положительного А») есть вовсе не «–А» (т.е. «минус А», «отрицательное А»), это всего лишь формальное отрицание.

Осуществленное и демонстрируемое Ф.Энгельсом «отрицание» не есть собственно диалектическое отрицание, и соответственно результат такого отрицания не является появлением и проявлением диалектической противоположности и потому единства.

В таком случае «Противоположность-А», как «–А» есть лишь формальная противоположность формы «А», которая позиционируется по отношению к нулю именно как простой абстрактной формальной форме всеобщего основания.

Диалектическое же отрицание есть позиционирование относительно противоположности нуля как формы, как определенного и конечного. Эта противоположность суть аформальное, диалектическая противоположность конечной формы – замкнутая на себя бесконечность прямой, которая рождается вместе с нулём и является его противоположностью.

Аформальная, диалектическая противоположность «А» есть, как уже сказано не раз: «всё-иное-что-не-есть-А», а геометрически – все точки от минус бесконечности до точки А, и (не включая точку А) до плюс бесконечности.

Если обратиться к первоисточнику – Ф.Гегелю, то легко (но не исключено, что и напротив – нелегко) можно убедиться в неправоте Энгельса.

Здесь проблема в единственном, и проблема в том, что формальное, являясь формальным, одновременно является и трансформальным, и Ф.Гегель, например, оперируя формами и аформальным это хорошо видит и понимает, соответственно используя свой понятийный арсенал.

А вот Ф.Энгельс это понимает лишь отчасти, и потому путается в понятиях, и как следствие – путает и других, принимая свою формальную интерпретацию за «диалектическую».

Будем всегда помнить, что диалектика если появляется, то является всегда в тоге бесконечного, излучающей к тому же ослепительный белый свет такой силы, что абсолютным большинством такой свет принимается за тьму.

Аналитическое видение в лучшем случае может лицезреть такой ментальный наряд в неясном образе монашеской рясы, увиденной к тому же в безлунную облачную ночь. И потому если бесконечного или неисчерпаемого нет, или оно в данной пространственной области не раскрывается как трансформальное, а определяется сугубо формально и обособленно, то никакой диалектики нет и в помине, что однако не исключает самой возможности правильного суждения о предмете. Человек формально мыслящий в этом подобен поломанным стоящим часам, он на удивление тоже может сообщить вам текущее время, причём абсолютно точно, но лишь в два исчезающих момента одних суток при непрерывном опросе.

Итак, в качестве простой проверки на способность видеть в слепящей тьме конечного, и способности увидеть в этой тьме ослепительное сияние бесконечности можно взять первоисточник.

Это: «Наука логики. Книга вторая. Учение о сущности».

Можно дерзнуть, можно попытаться самостоятельно свести воедино гегелевский взгляд с тем, что предлагается здесь и лично убедиться, что речь об одном и том же даже при наличии некоторых терминологических отличий.

А в качестве ряда отдельных моментов лишь обозначающих места, за которые необходимо браться небольшое эссе из мыслей Гегеля на эту тему [242] :

«Истина бытия - это сущность.

Бытие непосредственно. Так как знание хочет познать истинное, познать, что такое бытие в себе и для себя, то оно не ограничивается непосредственным и его определениями, а проникает через него, исходя из предположения, что за этим бытием есть еще что-то иное, нежели само бытие, и что этот задний план составляет истину бытия. Это познание есть опосредствованное знание, ибо оно не находится непосредственно при сущности и в сущности, а начинает с чего-то иного, с бытия, и должно пройти предварительный путь, путь выхождения за пределы бытия или, вернее, вхождения внутрь его. Только тогда, когда знание из непосредственного бытия углубляется внутрь (sich erinnert), оно через это опосредствование находит сущность. - Немецкий язык в глаголе «быть» (sein) сохранил в прошедшем времени (gewesen) [был] сущность (das Wesen), ибо сущность есть прошедшее, но вневременно прошедшее бытие [243] .

[…] … если абсолютное было вначале определено как бытие, то теперь оно определено как сущность. Познавание не может вообще ограничиться многообразным наличным бытием, но оно не может ограничиться и бытием, чистым бытием [244] ;

[здесь] непосредственно напрашивается рефлексия, что это чистое бытие, отрицание всякого конечного, предполагает углубление внутрь (Erinnerung) и движение, очистившее непосредственное наличное бытие, превратив его в чистое бытие. В соответствии с этим бытие определяется как сущность, как такое бытие, в котором подвергнуто отрицанию все определенное и конечное. Таким образом, оно есть не имеющее определений простое единство, от которого внешним образом отнято все определенное [245] . […] Внешнее отрицание, которое есть абстракция, лишь устраняет (hebt hinweg) определенности бытия из того, что остается как сущность; оно всегда как бы ставит их лишь в другое место и как до, так и после [этого устранения ] оставляет их сущими. […] Сущность - это абсолютное единство в-себе-бытия и для-себя-бытия; процесс ее определения остается поэтому внутри этого единства и не есть ни- становление, ни переход, равно как самые определения - это не нечто иное как иное и не соотношение с иным.

В целом сущность есть то, чем было количество в сфере бытия: абсолютное безразличие к границе. Но количество есть это безразличие в непосредственном определении, и граница в нем есть непосредственно внешняя определенность, количество переходит в определенное количество; внешняя граница необходима для него и суща в нем. Что же касается сущности, то в ней определенности нет: определенность только положена самой сущностью, положена не свободно, а лишь в соотношении с ее единством. - Отрицательность сущности есть рефлексия, и определения суть рефлектированные определения, положенные самой сущностью и сохраняющиеся в ней как снятые [246] .

Сущность находится между бытием и понятием и составляет их середину, а ее движение - переход из бытия в понятие. […]

Сущность, во-первых, сначала имеет видимость (scheint) в себе самой, иначе говоря, есть рефлексия, во-вторых, она являет себя (erscheint); в-третьих, она выявляет себя (offenbart sich). В своем движении она полагает себя в следующих определениях:

I) как простую, в себе сущую сущность в своих определениях внутри себя;

II) как переходящую в наличное бытие, иначе говоря, сообразно со своим существованием и явлением,

III) как сущность, которая едина со своим явлением, как действительность. [247] […]

Сущность есть снятое бытие. […] … бытие и сущность снова относятся между собой как иные вообще, ибо каждое из них обладает бытием, непосредственностью, безразличными друг к другу, и они равноценны со стороны этого бытия.

Но в то же время бытие противоположно сущности, есть то, что несущественно; по отношению к ней оно имеет определение снятого. Однако, поскольку оно относится к сущности лишь вообще как нечто иное, постольку сущность, собственно говоря, не сущность, а лишь иначе определенное наличное бытие, существенное. […]

Видимость - это то же, что рефлексия; но она рефлексия как непосредственная; для видимости, вошедшей в себя и тем самым отчужденной от своей непосредственности, мы имеем иностранное слово «рефлексия».

[…] Становление в сущности, ее рефлектирующее движение, есть поэтому движение от ничто к ничто и тем самым движение обратно к самой себе. Переход или становление снимают себя в своем переходе; иное, которое становится в этом переходе, не есть небытие некоторого бытия, а ничто некоторого ничто, и это - то, что оно отрицание некоторого ничто, - и составляет бытие. - Бытие дано [здесь ] лишь как движение ничто (des Nichts) к ничто; в таком случае оно сущность; сущность же не имеет этого движения внутри себя, а есть это движение как сама абсолютная видимость, чистая отрицательность, не имеющая вовне себя ничего такого, что она отрицала бы, а лишь отрицающая само свое отрицательное, сущее только в этом подвергании отрицанию.

[…] Рефлексия - это прежде всего движение ничто к ничто и тем самым сливающееся с самим собой отрицание. Это слияние с собой есть вообще простое равенство с собой, непосредственность. Но это совпадение не есть переход отрицания в равенство с собой как переход в свое инобытие, а рефлексия - это переход как снятие перехода, ибо она есть непосредственное совпадение отрицательного с самим собой. [248] […] Рефлектирующее движение, стало быть, следует, согласно сказанному, понимать как абсолютное самоотталкивание (Gegenstoss) внутри самого себя [249] . […]

Рефлексия есть определенная рефлексия; тем самым сущность есть определенная сущность или она есть сущностность (Wesenheit) [250] .

Рефлексия есть видимость (Scheinen) сущности внутри самой себя [251] .[…]

Примечание [Рефлективные определения в форме положений]

Рефлективные определения обычно брались ранее в форме положений (Satzen), в которых о них высказывалось, что они применимы ко всему. Эти положения считались всеобщими законами мышления, лежащими в основании всякого мышления, абсолютными в самих себе и недоказуемыми, но признаваемыми и принимаемыми непосредственно и без возражения за истинные всяким мышлением, как только оно понимает их смысл.

Так, существенное определение тождества выражено в положении: Все равно самому себе; А=А. Или отрицательно: А не может быть в одно и то же время А и не-А.

Прежде всего непонятно, почему лишь эти простые определения рефлексии должны быть облечены в эту особую форму, а не также и другие категории, скажем все определенности сферы бытия. Тогда получились бы, например, следующие положения: все есть, все обладает наличным бытием и т. д.; или: все имеет некоторое качество, количество и т. д. Ведь бытие, наличное бытие и т. д., как логические определения, суть вообще предикаты всего. Категория, согласно этимологии этого слова и согласно дефиниции, данной Аристотелем, есть то, что говорится, утверждается о сущем. - Однако всякая определенность бытия есть по своему существу переход в противоположное; отрицательное всякой определенности столь же необходимо, как и она сама; как непосредственным определенностям, каждой из них непосредственно противостоит другая. Поэтому если эти категории облекаются в такие положения, то появляются также и противоположные положения; и те и другие предстают как одинаково необходимые, а как непосредственные утверждения они по меньшей мере одинаково правомерны. Одно положение требовало бы тогда доказательства [своей истинности] в противоположность другому, и потому этим утверждениям уже не мог бы быть присущ характер непосредственно истинных и неопровержимых законов (Satze) мышления.

[…]…предложение отличается от суждения главным образом тем, что в нем содержание составляет само соотношение, иначе говоря, содержание есть определенное соотношение. Суждение же переносит содержание в предикат как всеобщую определенность, которая имеется сама по себе и отлична от своего соотношения, от простой связки. Если нам нужно превратить предложение в суждение, то мы определенное содержание, когда оно, например, заключается в глаголе, превращаем в причастие, чтобы таким образом отделить друг от друга само определение и его соотношение с субъектом. Для рефлективного же определения как рефлектированной в себя положенности подходит форма самого предложения. - Однако, когда они высказываются как всеобщие законы мышления, они нуждаются еще в некотором субъекте своего соотношения, и этим субъектом служит «все» или А, которое означает то же, что «все» и «всякое бытие» [252] .

[…] Сущность есть простая непосредственность как снятая непосредственность. Ее отрицательность есть ее бытие; она равна самой себе в своей абсолютной отрицательности, в силу которой инобытие и соотношение с иным сами в себе совершенно исчезли в чистом равенстве самому себе. Сущность есть, следовательно, простое тождество с собой.

Это тождество с собой есть непосредственность рефлексии. Оно не такое равенство с собой, как бытие или ничто, а такое, которое устанавливает себя как единство, причем это установление есть не восстановление из чего-то иного, а чистое спонтанное и внутреннее установление; существенное тождество. Поэтому оно не абстрактное тождество, иначе говоря, не возникло через относительное подвергание отрицанию, которое происходило бы вне его и лишь отделило бы от него то, что от него отлично, в остальном же оставило бы это отличное по-прежнему как сущее. Нет, бытие и всякая определенность бытия сняли себя не относительно, а в себе самих, и эта простая отрицательность бытия в себе и есть само тождество.

Поэтому тождество есть еще вообще то же самое, что и сущность [253] .

[…] … тождество есть рефлексия в само себя, которая такова лишь как внутреннее отталкивание, а это отталкивание есть отталкивание лишь как рефлексия в себя, отталкивание, непосредственно принимающее себя обратно в себя. Тем самым тождество есть тождество как тождественное с собой различие. Но различие тождественно с собой лишь постольку, поскольку оно не тождество, а абсолютное нетождество. Но нетождество абсолютно постольку, поскольку оно не содержит ничего из своего иного, а содержит только само себя, т. е. поскольку оно абсолютное тождество с собой.

Следовательно, тождество есть в самом себе абсолютное нетождество. Но оно также и определение тождества в противоположность нетождеству. Ибо как рефлексия в себя оно полагает себя как свое собственное небытие; оно целое, но как рефлексия оно полагает себя как свой собственный момент, как положенность, возвращение из которой в себя и есть оно. Лишь таким образом, лишь как момент оно тождество, как таковое, как определение простого равенства с самим собой в противоположность абсолютному различию [254] . […]

Примечание [Противоположные величины арифметики]

Здесь следует сказать о понятии положительного и отрицательного, как оно встречается в арифметике. Оно предполагается в ней известным; но так как его понимают не в его определенном различии, то оно не свободно от неразрешимых затруднений и запутанности. […]

Во-первых, +а и -а суть противоположные величины вообще:

а - это лежащая в основании обеих в-себе-сущая единица, которая безразлична к самому противоположению и, не развивая дальше понятия, служит здесь мертвой основой. Правда, -а означает отрицательное, +а - положительное, но одно из них есть нечто противоположное, точно так же как и другое.

Во-вторых, а - это не только простая, лежащая в основании единица, но как +а и -а она рефлексия этих противоположных в себя; имеются два разных а, и безразлично, какую из них обозначают как положительное или отрицательное; оба а удерживаются отдельно друг от друга и положительны [255] . […]

Хотя противоположные [моменты] и снимают себя в своем соотношении, так что результат равен нулю, однако в них имеется также и соотношение их тождества, безразличное к самой противоположности; в этом случае они составляют одно. […]

Но противоположные величины - это не только, с одной стороны, просто противоположные вообще, а с другой - реальные или безразличные. Нет, хотя само определенное количество и есть безразлично ограниченное бытие, однако в нем встречается также и положительное в себе, и отрицательное в себе. Например, а, поскольку оно не имеет знака, считается положительным, если перед ним требуется поставить знак. Если бы оно должно было стать лишь противоположным вообще, то его с таким же успехом можно было бы принять и за -а. Но положительный знак дается ему непосредственно, так как положительное само по себе имеет свое особое значение непосредственного как тождественного с собой в отличие от противоположения.

Далее, когда положительные и отрицательные величины складываются или вычитаются, они принимаются за сами по себе положительные и отрицательные, а не за становящиеся такими лишь через отношение сложения или вычитания этим внешним способом. В [выражении] 8 - (-3) первый минус противополагается восьми, а второй минус (-3) есть противоположный в себе, вне этого отношения [256] ».

Гегелевская триада: единичное, особенное, общее (всеобщее) являет собой необособленную кольцевую структуру (кольцо), в котором единичное и всеобщее есть одно, в каждом конкретном случае оформляемое своим собственным движением в форму особенного.

Математическая и геометрическая абстракции являют собой чистое количественное выражение всего того, что есть мир форм как материальный мир. Подобием того из чего всё исходит и к чему всё возвращается, является пустота, т.е. пустое Пространство, Вакуум. Достаточным трансформальным основанием пустого Пространства легко представимого человеком, является весьма трудно представимое Абсолютное Пространство – Само-Абсолютное-как-оно-есть лишенное всех атрибутов и в частности являющегося ни протяженным, ни непротяженным. Абсолютное Пространство, Абсолютное являясь абсолютным трансформальнеым основанием опирается на самого себя, исходит из самого себя, порождает само себя.

Обратим внимание и на то, что хотя говорится о противоположностях [257] , это всегда диада {А, -А} порождающая своё третье, рождающее формальную триаду {А, -А, 0}, и мера оформленности качества противопоставленности [258] может быть различной. Чем плотнее исток, то есть область центра стремится быть стянутой в точку – тем «противоположнее» друг другу две формально противопоставленные друг другу формы.

Диалектические противоположности являют собой уже не диады, а бинеры, являющийся одновременно аформальными триадами [259] .

Понятие «бесконечная прямая» предполагает наличие центра [260] – точки начала, которая является так же и точкой конца, ибо это и символическое, и фактическое выражение замкнутости двух уходящих в бесконечность «концов» бесконечной прямой.

Задумаемся, а что вообще же это значит: «прямая»?

«Это бесконечное как возвращенность-в-себя, соотношение себя с самим собой, есть бытие, но не лишенное определений абстрактное бытие, ибо оно положено отрицающим отрицание; оно, следовательно, есть также и наличное бытие, ибо оно содержит отрицание вообще и, стало быть, определенность. Оно есть и оно есть здесь, в данный момент, налично. Только дурное бесконечное есть потустороннее, ибо оно лишь отрицание конечного, положенного как реальное; таким образом, оно абстрактное, первое отрицание; будучи определено лишь как отрицательное, оно не имеет в себе утверждения наличного бытия, фиксированное как только отрицательное, оно даже не должно быть здесь - оно должно быть недостижимым. Но эта недостижимость есть не величие (Hoheit) его, а его недостаток, который имеет свое последнее основание в том, что конечное, как таковое, удерживается как сущее. Неистинное есть недостижимое; и легко усмотреть, что такое бесконечное неистинно. - Образом прогресса в бесконечность служит прямая линия, только на обеих границах которой лежит бесконечное и всегда лишь там, где ее – а она есть наличное бытие – нет, и которая выходит к этому отсутствию своего наличного бытия, т. е. выходит в неопределенное; истинная же бесконечность, повернутая обратно к себе, имеет своим образом круг, достигшую себя линию, которая замкнута и всецело налична, не имея ни начального пункта, ни какого-либо конца [261] ».

Любая прямая, будучи бесконечной и эта бесконечность не «дурная бесконечность» (в гегелевском смысле) всегда замкнута на себя, замкнута в том, что есть своё-иное истока, откуда она снизошла в Бытие – в Бесконечности, в бесконечной иерархии бесконечностей. Их – и бесконечную прямую и её замыкание на себя очень легко увидеть в точке начала-конца любой прямой – в нуле как образе-подобии, который есть не просто некоторый определенный нуль как определенная форма, но и трансформа, геометрическая сущность, Пространство, уходящее в бесконечную глубину себя.

Итак, оба «конца», которые есть «начало» и «конец» – суть одно, и абсолютному, абсолютно пустому, чтобы быть собой необходимо проявлять себя относительным, ибо относительно так же порождает абсолютное, как и абсолютное - относительное. Сущность чтобы быть должна являться и становиться формой.

В связи с этим можно вспомнить известный символ змеи, которая кусает свой хвост и его символическую мифологическую значимость [262] :

0_c405_e7217c0f_M

Итак, определим, т.е. – разомкнем бесконечно напряженное бесконечно малое субстанциональное кольцо нашего геометрического абсолюта. Его свернутость и замкнутость на себя, которая делает его не просто ничем – пустотой, а субстанциональностью абсолютного ничто моментально раскроется в линейное (одномерное) бесконечное пространство, которое однако, останется замкнутым на себя в бесконечности.

Точку «0» как и любую иную точку прямой – можно себе представить в виде образа иерархии бесконечного числа бесконечно малых бесконечно напряженных кольцевых структур, которые как бы вложены друг в друга.

Акт определения одного [263] из бесконечного числа колец означает его раскрытие, с одновременным как бы «вытягиванием» в бесконечность, и «замыканием» в бесконечности «концов» прямой [264] .

Акцентируем и проясним смысл приведенных выше понятий. Понятие «раскрытие» является по существу вхождением во внутреннее пространство, раскрытием этого пространства. Так конечное становится бесконечным, а бесконечное – конечным.

Результатом, как уже показано ранее, будут две формы, формальная форма в виде точки, определяемой в отношении бесконечной прямой, а аформальная – в виде бесконечной прямой, определяемой точкой.

Вся указанная картина, к слову, следует непосредственно из простого аформального определения рассматриваемого нами понятия.

Обратим ещё раз внимание на понятие «прямая» с несколько иной стороны. Бесконечное – прямая как противоположность конечного – точки являет собой род бесконечного. Только формальное, рассудочное определение усматривает в понятии «прямая» только и исключительно одностороннюю значимость формы привычного и потому кажущегося таким понятным образа, образа не имеющей границ прямой.

Утверждение формы должно нести в себе предшествующее этому утверждение содержания как необходимого основания утверждаемой формы.

Прямая как форма бесконечного, прямая как понятие может правильно, т.е. иными словами научно и логично мыслиться одновременно лишь как противоположность самой себя, т.е. как кривая [265] .

Таким образом, становление бинера «конечное-бесконечное» необходимо ведёт к раскрытию и развитию линейности – появлению нового измерения.

Прямая линия в действительности – вырожденный фрактал Пространства Геометрического Абсолюта.

Так называемые «новое (новые) измерения» являются внутренними пространствами того, что с формальном восприятии не имеет никаких измерений – точки.

Конечное – бесконечное… Бог – человек… Добро – зло… Форма – содержание… Религия – наука… суть бинеры, то есть одно единое понятие, существующее в двух своих формах. Эти формы непрерывно рождаются друг другом из своего собственного движения, так как обе они суть движущееся, точнее самодвижущееся одно.

Пусть дана некоторая форма «А».

Её формальная противоположность может существовать, но может ещё и не существовать именно как противоположность. Если формальная противоположность существует, то противоположность «А» есть «не-А» или формально отрицательная противоположность «А».

«А (+А)» и «–А» – формальные противоположности.

Если есть отношение противоположения, то должна быть центральная область, относительно которой это отношение существует. Предел отношения противоположения является отношением противоположности, центральная область становится нулём.

Определенность формы «А» выявляется, как отношение позиционирования в пространстве форм относительно которого форма «А» существует.

Отличие, различие, инородность, противоречивость, поляризация, противостояние, противоположность…

Понятие растёт и наполняется содержанием, пока не включит в себя, а точнее не выделит из себя самого своё содержание в виде собственной противоположности; (которая в действительности есть и-формальная-и-аформальная противоположность). Здесь вопрос лишь в способности видения и понимания субъектом своего видения и мышления. Субъект по сути лишь занимается интерпретацией «не-А». Это вначале – просто некоторое иное, пассивное и равнодушное.

Пример. Дано «А» и это «А» - «ботинок». Что есть формальная противоположность «А»?

Формальной противоположности для понятия ботинок нет. А что же есть? Вначале, то есть для любого единичного, любой единичной формы существует лишь иное.

Такое иное, например, как «не-А» в форме понятий «иголка» или «молоток».

Приведенные формы единичностей полностью равнодушны друг к другу.

Между приведенными единичными понятиями имеющая место всеобщая связь становится единством имени формы лишь на уровне понятия «предмет» или «вещь».

Что такое понятие «предмет»? «Предмет» - это имя формы бесконечного (точнее будет сказать неопределенно большого) числа форм, которые вместе с тем, что носят своё имя, своей формы, одновременно становятся именами содержания имени формы «предмет». Таким образом, «предмет» - это своего рода предел, форма предельного отношения, которая охватывает собой и включает в себя как в своё содержание актуализирующуюся множественность, которая будучи множеством, одновременно является некоторым единым, некоторой целостностью.

Так можно видеть, что некоторое единое суть качество, которое является формой предела не ограниченной возрастающей количественности некоторого определенного рода.

Обратим внимание на то, что рассматриваемая нами множественность, которая в общем случае, хотя и не является бесконечной (в собственном смысле), всегда может быть дополнена новым именем, то есть мы будем говорить, что она открыто-количественна и может быть выражена в форме понятия привычного математического предела.

Пример. Понятие «сапог» уже намного ближе понятию «лапоть». Оба понятия являются именами содержания формы «обувь».

Что такое «обувь»? «Обувь» – имя формы некоторой множественности ставшей (становящейся) некоторым целым (единым). Понятия «сапог» и «лапоть» становятся тождественными в понятии «обувь».

Понятие «обувь» одновременно есть некоторое постоянное, некоторое определенное качество определенной формы, являющееся таковым лишь в силу своей изменчивости, своего беспрерывного внутреннего изменения, дополнения, роста того, что составляет и является содержанием формы.

Любое понятие есть ставшее, по причине того, что является становящимся.

Любое понятие есть становящееся, по причине того, что является ставшим.

Форма – качественно определенна и формально конечна лишь в силу числовой неопределенности и актуализирующейся бесконечности своей содержательности, т.е. всех своих форм содержания являющихся пространством рефлексивного движения количества становящегося качеством.

Количественность формирующегося пространства содержания через самого себя через то, что она есть, переходит в качество; т.е. качественность выявляется неограниченно возрастающим неопределенным количества, которое стремится к определенному пределу.

Такой предел и является формой (т.е. именем формы) некоторого понятия.

Форма, таким образом, суть – предельный переход, который (если рассматривать предметную область геометрически) как бы охватывает собой бесконечность извне. Бесконечный, точнее – неограниченный количественный рост своего рода семантической массы форм содержания, которые составляют содержание данной формы деформируют, искривляют пространство содержания формы, в конце концов, в качестве предела данной формы бесконечного – смыкая его, замыкая его на самого себя.

Результатом замыкания, который по сути и есть семантический коллапс понятия и составляет содержание семантической рефлексии некоторой формы как целостности.

Пояснить вышеприведенное можно в виде вопроса, и ответа на него: «Каково количественное выражение значения понятия «обувь», или иначе, сколько различных предметов-форм может содержать в себе это понятие?

Для любого имеющего место определенного объема понятия имён форм являющихся именами содержания имени формы понятия «обувь» всегда можно найти (создать, выявить) новое имя, но для любого неопределенно большого количества имён форм содержания понятие «обувь» является семантическим пределом последовательности имён содержаний, которое замыкает эту последовательность в семантическое кольцо (сферу, пространство).

Таким образом, общее понятие «обувь» определяет те формы, которые являются отныне содержанием имени формы понятия, ибо является предел; но в свою очередь в прямом смысле определяется именами своего содержания, ибо является качественностью – именем-пределом к которому стремится количественность имен-содержаний форм понятия.

Различное – одинаково, потому что различно. Одинаковое – различно, потому что одинаково. Единство различающегося может иметь место по причине того, что оно есть устойчивая форма, этап оформления движения чистого становления самим движением содержания данной формы.

Итак, мы должны постоянно помнить уже известное и основополагающее – утверждение чего-либо, прежде всего как необходимое основание утверждаемого несет в себе его противоположность, как своё необходимое аформальное основание.

По-видимому, отсюда уже легко может быть увиден и понят центральный момент, вокруг которого осуществляется диалектическое движение – диалектическая логика является формальному уму, как следствие появления нового качества отношений форм.

Это качество – качество бесконечного.

Для дальнейшего углубления понимания можно самостоятельно произвести сравнение того, что приведено нами выше с мыслями А.Ф.Лосева [266] :

«1) Каково отношение признаков понятия (и их совокупности) к самому понятию (т.е. сводится ли последнее на них или нет, и если не сводится, то — что именно содержится в самом понятии такого, чего не было бы в его признаках)?

2) Какое отношение существует между самими признаками? и

3) Каково логическое отношение понятия как совокупности признаков к соответствующим вещам?

При современном развитии научного сознания невозможно трусливо обходить эти вопросы и считать, что ответ на них понятен и сам собой, без всякого исследования. На все эти вопросы инфинитезимальная логика дает четкий и острый ответ, хотя, несомненно, это далеко не единственный подход к делу и возможно и много других ответов.

Во-первых, как относятся признаки понятия к самому понятию! Что признак понятия не есть само понятие, это ясно: желтый цвет яблока далеко еще не есть само яблоко, ибо желтизна может быть свойственна и другим предметам, а яблоко может и не быть желтым. Уже самое выражение «признак понятия» говорит за то, что признаки понятия не есть само понятие и само понятие не есть его признаки. Но если так, то в каком же отношении находятся между собою признаки понятия и само понятие? Ответ инфинитезимализма здесь четкий и острый: признаки понятия возникают в нем в результате бесконечного становления этого понятия согласно тому или иному принципу, т. е. в результате его соотношения с бесконечным становлением соответствующего ему независимого переменного, т. е. материальной действительности. Мы смотрим, как понятие вещи ведет себя в его инобытии, смотрим на него извне, с точки зрения становящихся вещей; и это открывает нам в нем ту определенную закономерность, которая и ориентирует его судьбу в его материальном инобытии. Отсюда сразу делаются понятными два обстоятельства: полная независимость признаков понятия от самого понятия, если их брать в их непосредственном содержании (это — потому, что понятие здесь выступает не само по себе, но так, как оно дано в независимо от него существующих вещах), и проявление в этих признаках понятия все же не чего другого, как именно самого же понятия (это — потому, что выступающее здесь в инобытийном становлении понятие все-таки остается не чем иным, как именно понятием).

Поэтому на поставленный вопрос мы, пользуясь методом бесконечно-малых, можем ответить так: понятие объединяется со своим отрицанием (или инобытием) в непрерывное становление, а это становление доходит до ставшего, т. е. до своего предела, что и есть принцип для установления той или иной совокупности признаков понятия. Признаки понятия, таким образом, не есть просто какие-то готовые шарики, положенные в готовый ящик, но они есть предельный результат становления понятия» [267] .

В связи с этим необходимо обратить внимание на очень важные рассуждения А.Ф.Лосева о пределе.

Хотя в представленных рассуждениях нет ни слова о логике, но логика, тем не менее, всегда незримо присутствует во всем и везде. И если задаться вопросом, какова она логика трех перечисленных Лосевым форм «арифметической, трансфинитной и инфинитезимальной», сама по себе и какова в отношении друг другу, то можно легко получить ряд интереснейших следствий, в которых можно найти прямое подобие трёх полученных нами форм логики.

Арифметика, конечное:

… «бесконечность, содержится внутри конечного» - число, арифметика конечного…

Бесконечное. Трансфинитные числа:

… «конечное теряет свою свободу и независимость и становится только оформлением бесконечного, т.е. тем, что вносит в его неразличимость и непрерывность ту или другую оформленность, различимость, прерывность, упорядоченность. Таково трансфинитное число…»

«… Если в арифметическом числе бесконечное находится на службе у конечного и никуда не выходит за его пределы, то в трансфинитном числе конечное находится на службе у бесконечного и за его пределами не имеет никакого самостоятельного существования».

И, наконец, ни то, и ни другое, или: и то, и другое. Синтез – конечное, являющееся бесконечным и бесконечное, являющееся конечным, и оба потока суть один поток становления:

«… синтез конечного и бесконечного еще дается в математике и так, что конечное и бесконечное сливаются в общий неразличимый поток, в общее сплошное становление, нисколько не перевешивая друг друга, а входя в этот синтез вполне равномерно и на одинаковых правах. Это есть инфинитезимальная величина, т.е. то бесконечно-малое, которое мы и определяли выше как непрерывный процесс, как такое малое, которое может стать меньше заданной величины, как такое нарастание, которое стремится к нулю и как угодно мало от него отличается.»

Трём этим формам можно поставить в соответствие три формы логики: формальной, аформальной и трансформальной. Причем последняя есть живая пульсация жизненности первых двух, их движение в переходе друг в друга, их Истина, их единство, их сущность.

«Первое, что представляется нам тут очевидным, это то, что предел вовсе не есть ни только конечная, ни только бесконечная величина. Хотя всегда было много охотников свести предел на конечное число на том основании, что он фактически может быть конечным числом, это есть, само собой разумеется, просто устранение самой проблемы. Когда мы имеем то или иное число натурального ряда, мы, конечно, вовсе не имеем никакого понятия предела и не нуждаемся в нем. Предел интересен вовсе не своей конечностью. Предел, какой бы величиной сам по себе он ни был, интересен тем именно, что он есть предел, граница — для чего? Для некоторого бесконечного непрерывного процесса. Если нет того, что стремится к пределу, нет и самого предела. Однако что такое это стремление? Оно не может быть рядом конечных и взаимно изолированных величин. Это было бы не стремлением, а мертвым покоем. Следовательно, здесь необходима именно непрерывность. И потому предел есть синтез конечного и бесконечного в абсолютно неделимом и непрерывном смысле: он есть и нечто устойчивое, определенное, конечное и в то же время требует некоего процесса, стремления, протекания, но — так, что в результате он есть некая совершенно неделимая цельность и единичность, без всяких разрывов и различий.

Это первое, что бросается в глаза при рассмотрении понятия предела. Но это только начало рассмотрения. Дело в том, что тут еще нет предела в том инфинитезимальном смысле, какой нам нужен в этой работе. В таком общем виде синтез конечного и бесконечного дается и в других математических науках, от которых нам сейчас предстоит отграничиться.

В самом деле, разве самое обыкновенное число из натурального ряда чисел не есть синтез конечного и бесконечного? Несомненно. Ведь мы же можем его делить до бесконечности. И совершенно ничто не мешает нам представлять себе, напр., ту же единицу или двойку как составленные из бесконечного числа дробных элементов. Разумеется, эта бесконечность таится решительно во всяком числе натурального ряда, и все-таки это—арифметика, а не математический анализ.

Существует по крайней мере три разных математических способа синтезировать конечное с бесконечным.

Во-первых, этот синтез может быть дан конечными средствами в конечном, в пределах конечного. Тут перед нами самое обыкновенное арифметическое число, т.е. такое, каким мы его знаем из элементарной арифметики. Тут бесконечность, содержится внутри конечного, и тем самым не во всей своей свободе и независимости, но лишь как оформление конечного, т.е. как сплошное заполнение всегда наличных в нем разрывов.

Во-вторых, этот синтез конечного и бесконечного дается в математике еще и средствами бесконечного, т. е. мы получаем тут синтез конечного и бесконечного в бесконечном. При таком условии теперь уже конечное теряет свою свободу и независимость и становится только оформлением бесконечного, т.е. тем, что вносит в его неразличимость и непрерывность ту или другую оформленность, различимость, прерывность, упорядоченность. Таково трансфинитное число, которое есть всегда бесконечное множество, однако — не просто внутреннее сплошное и неразличимое, но — определенным образом оформленное, различимое, определенное и в этом смысле конечное. Если в арифметическом числе бесконечное находится на службе у конечного и никуда не выходит за его пределы, то в трансфинитном числе конечное находится на службе у бесконечного и за его пределами не имеет никакого самостоятельного существования.

В-третьих, синтез конечного и бесконечного еще дается в математике и так, что конечное и бесконечное сливаются в общий неразличимый поток, в общее сплошное становление, нисколько не перевешивая друг друга, а входя в этот синтез вполне равномерно и на одинаковых правах. Это есть инфинитезимальная величина, т.е. то бесконечно-малое, которое мы и определяли выше как непрерывный процесс, как такое малое, которое может стать меньше заданной величины, как такое нарастание, которое стремится к нулю и как угодно мало от него отличается.

Эти три синтеза конечного и бесконечного в математике — арифметический, трансфинитный и инфинитезимальный—настолько ярко выражены в математике и представляют собою настолько обычное в ней явление, что никаких споров по этому предмету, кажется, не может быть» [268] ^.

Понятие математического предела вообще явление исключительное и думается в философском отношении предельно недопонятое. Предел ведь это предел не чего-то определенно-ограниченного и имеющего простую определенность границы, а предел того, что предела не имеет – бесконечного.

Предел – это не просто некое формальное понятие; предел – это трансформальное понятие, это суть «предел-беспредельного-некоторого-рода [269] ».

В математическом пределе человеческая мысль занимается охватом неохватного, преодолевает бесконечное и оказывается по ту сторону бесконечности и понимает, что всё конечное – бесконечно, как и все бесконечное – конечно. Почему подобное же в иной сфере, сфере философии вызывает такие трудности – можно было бы сказать и «непонятно», но разумеется, понять эту «непонятность» можно и нужно.

Дело в простом – в желании и умении выйти за все мыслимые пределы и сделать всё беспредельное и запредельное – мыслимым. Такое даётся только с возрастом, речь о «возрасте» индивидуальности человека – души, который к слову, определен относительно того, что вообще не имеет никакого возраста – Духа Человеческого.

Математический предел есть, по сути, введённая математически операция-выражение самодвижения которое пришло и оживило абстрактную формальную мысль вообще, и математику, геометрию – в особенности. В самом определении предела, которое давалось в курсе математического анализа средней школы, присутствовала необычная рефлексивность, подвижность определения, которое как бы само подталкивало себя к движению [270] .

· Каково «достаточное основание» – такова логика рассуждений.

Мышление способное охватить себя и выйти за свои границы в безграничность, то есть мышление, которое охватывает бесконечность Беспредельным, выстраивая иерархию бесконечного, иерархию бесконечных форм Единого-не-имеющего-формы, но именно потому ищущего и находящего основание своей Бесформенной Формы в бесконечности конечных форм – это аформальное мышление.

Мышление, которое способно выстраивать иерархии конечного, конечных форм, уходя по каким-либо причинам от разрешения вопроса основы основ – это мышление формальное.

Удел всякого конечного стать бесконечным. Потому формальное мышление – необходимый и законный этап развития мышления вообще, потому к аформальному мышлению восходит всякое формальное.

Итак, наша «точка» в действительной реальности в которой конечное и бесконечное едины и едины потому, что находятся – обратим особое внимание – в движении перехода друг в друга, ибо являясь противоположными сторонами друг друга, являют собой ОДНУ сторону.

Парадоксальность этого утверждения кажущаяся: дело в том, что как уже не раз нами отмечено, как отмечал это и сам Гегель конечное переходит в бесконечное, как и бесконечное переходит в конечное через самого себя.

Понимание этого факта и его полное осмысление означало бы понимание самой сути аформального (диалектического) мышления. Это означало бы понимание мыслью своей собственной природы и основы, но именно это является наиболее проблематичным.

Подобно тому, как можно тысячу-тысяч раз повторить подобно буддийским монахам так называемую «запредельную мантру»: «Рупа – Шунья, Шунья - Рупа», но это ни на йоту не приблизит повторяющего к Истине Абсолютного, которая действительно раскрывается этой «мантрой»; можно читать и перечитывать Ф.Гегеля и его комментаторов, защитить на этом докторскую диссертацию, стать профессором, десятки лет обучать студентов, но так и не понимать предмета.

В качестве предельно наглядного образа можно сказать следующее: подобно тому как в основании математики находится ноль [271] из которого всё исходит и к которому всё возвращается, так и в основании воспринимаемого мира форм находится Абсолютное Ничто. В доступном уразумению человека форме это просто Пространство, т.е. Абсолютно Пустое Пространство или Вакуум.

Пустота – это действительно Форма… Как и Форма – это действительно лишь Пустота.

Интересно, что в переводе на один из древнейших языков это будет выглядеть так: «Рупа – Шунья. Шунья – Рупа…» [272]

Можно прямо утверждать, что в основе всех известных, так называемых, математических парадоксов лежит то, что можно назвать «принципом недостаточного основания», которое неизменно демонстрирует формальное мышление, само являющееся своего рода «изначальным парадоксом», ибо разве мыслимо так безмысленно мыслить?

Для аформального мышления парадоксов нет, есть лишь очевидное типичное формальное недоумие. Если видеть данную проблематику именно сверху, с аформальной высоты, а не в привычной плоскости формализма, то можно легко различить и достойно оценить все перлы недоумия демонстрируемые нынешними логиками можно было бы сказать впавшими наконец-то «в-окончательное-логическое-детство», но дело в том, что все эти «мыслители» и не выпадали из него.

В частности, например, это относится и к самому А.А.Ивину, со страшной серьезностью рассуждающего о возможных путях «преодоления парадоксов» теории множеств:

«Один путь — это выделение наряду с истинными и ложными предложениями также бессмысленных предложений. Этот путь был принят Б.Расселом. Парадоксальные рассуждения были объявлены им бессмысленными на том основании, что в них нарушаются требования логической грамматики. Не всякое предложение, не нарушающее правил обычной грамматики, является осмысленным — оно должно удовлетворять также правилам особой, логической грамматики.

Рассел построил теорию логических типов, своеобразную логическую грамматику, задачей которой было устранение всех известных антиномий. В дальнейшем эта теория была существенно упрощена и получила название простой теории типов. […]

Простая теория типов устраняет парадокс Рассела. Однако для устранения парадоксов «Лжеца» и Берри простое разделение рассматриваемых объектов на типы уже недостаточно. Необходимо вводить дополнительно некоторое упорядочение внутри самих типов.

Исключение парадоксов может быть достигнуто также на пути отказа от использования слишком больших множеств, подобных множеству всех множеств. Этот путь был предложен немецким математиком Е.Цермело, связавшим появление парадоксов с неограниченным конструированием множеств. Допустимые множества были определены им некоторым списком аксиом, сформулированных так, чтобы из них не выводились известные парадоксы. Вместе с тем эти аксиомы были достаточно сильны для вывода из них обычных рассуждений классической математики, но без парадоксов.

Ни эти два, ни другие предлагавшиеся пути устранения парадоксов не являются общепризнанными. Нет единого убеждения, что какая-то из предложенных теорий разрешает логические парадоксы, а не просто отбрасывает их без глубокого объяснения. Проблема объяснения парадоксов по-прежнему открыта и по-прежнему важна.

У Г.Фреге, величайшего логика прошлого века, был, к сожалению, очень скверный характер. Кроме того, он был безоговорочен и даже жесток к своей критике современников.

Возможно, поэтому его вклад в логику и обоснование математики долго не получал признания. И вот когда известность начала приходить к нему, молодой английский логик Б.Рассел написал ему, что в системе, опубликованной в первом томе его книги «Основные законы арифметики», возникает противоречие. Второй том этой книги был уже в печати, и Фреге смог лишь добавить к нему специальное приложение, в котором изложил это противоречие (позднее названное «парадоксом Рассела») и признал, что он не способен его устранить.

Однако последствия этого признания были для Фреге трагическими. Он испытал сильнейшее потрясение. И хотя ему тогда было всего 55 лет, он не опубликовал больше ни одной значительной работы по логике, хотя прожил еще более двадцати лет. […]

Впечатление, произведенное на математиков и логиков только что открытыми парадоксами, хорошо выразил Д.Гильберт: «...Состояние, в котором мы находимся сейчас в отношении парадоксов, на продолжительное время невыносимо. Подумайте: в математике — этом образце достоверности и истинности — образование понятий и ход умозаключений, как их всякий изучает, преподает и применяет, приводит к нелепости. Где же искать надежность и истинность, если даже само математическое мышление дает осечку?»

Фреге был типичным представителем логики конца XIX в., свободной от каких бы то ни было парадоксов, логики, уверенной в своих возможностях и претендующей на то, чтобы быть критерием строгости даже для математики. Парадоксы показали, что абсолютная строгость, достигнутая якобы логикой, была не более чем иллюзией. Они бесспорно показали, что логика — в том интуитивном виде, какой она имела на рубеже веков, — нуждается в глубоком пересмотре. Прошло около века с тех пор, как началось оживленное обсуждение парадоксов. Предпринятая ревизия логики так и не привела, однако, к недвусмысленному их разрешению.

И вместе с тем такое состояние вряд ли кого волнует сегодня. С течением времени отношение к парадоксам стало более спокойным и даже более терпимым, чем в момент их обнаружения. Дело не только в том, что парадоксы сделались чем-то привычным. И, разумеется, не в том, что с ними смирились. Они все еще остаются в центре внимания логиков, поиски их решений активно продолжаются. Ситуация изменилась прежде всего потому, что парадоксы оказались, так сказать, локализованными. Они обрели свое определенное, хотя и неспокойное место в широком спектре логических исследований. Стало ясно, что абсолютная строгость, какой она рисовалась в конце прошлого века и даже иногда в начале нынешнего, — это в принципе недостижимый идеал. Было осознано также, что нет одной-единственной, стоящей особняком проблемы парадоксов. Проблемы, связанные с ними, относятся к разным типам и затрагивают, в сущности, все основные разделы логики [273] ».

Все известные «математические парадоксы», являются следствиями одного и того же принципа: принципа недоумия или иначе и по-научному говоря: принципа неполного (формального) основания.

И если во всей этой истории и есть какой-либо действительный парадокс, то он лишь в том, что именно принцип недостаточного основания фигурирует под именем всем известного в формальной логике «принципа достаточного основания»!

Именно этот парадокс есть источник-породитель всех известных феноменальных парадоксов в социальной, экономической, идеологической и духовной сферах, в том смысле, что именно в нём источник всех мыслимых, немыслимых и просто безумных человеческих конфликтов всех родов, войн, насилия, подавления и унижения людьми друг друга. Благодаря существованию этого парадокса люди продолжают упорно из столетия в столетие не понимать, не понимать и себя, и друг друга и потому друг друга ненавидеть.

[1] Мера формализации человеческого мышления и его аналитичности доведена до такой крайности, что позволила сблизить человеческое мышление и компьютерное безмыслие настолько, что компьютер уже способен переиграть человека на эрудит-шоу распознавая в реальном времени речь и отыскивая правильный ответ

[2] И потому для всех тех, для кого Всеобщее и Высшее кажется в лучшем случае фикцией следующий вопрос: «С чего бы именно так, как думаете?!» (Ведь чтобы как-то думать нужно вообще-то уметь думать вообще…)

[3] Cерен Кьеркегор «Законность иронии с точки зрения мировой истории. Ирония Сократа» Эл. Ресурс URL: http://krotov.info/lib_sec/11_k/ker/kegor_01.htm

[4] Пирс Чарлз Сандерс - (Pierce) (1839—1914), американский философ, логик, математик и естествоиспытатель. Родоначальник прагматизма. Выдвинул принцип, согласно которому содержание понятия целиком исчерпывается представлением о его возможных последствиях. Основатель семиотики.

[5] Ч.Пирс «Элементы логики. Grammatica speculativa»

Эл.ресурс URL: http://elenakosilova.narod.ru/studia/pierce.htm

^{^[6]}Бенедикт Спиноза «Избранные произведения» Т.2 М. Государственное Издательство Политической литературы 1957 с.567-568

^{^[7]}Перевод с латинского М. Лопаткина

^{^[8]} Замешанным к тому же на самонадеянности

[9] Жирный шрифт - Наш

[10] См. с. 414-415 указанного источника

[11] Или как выражается сам Бенедикт Спиноза имеет в своём арсенале «субстанциальное мышление»: «Субстанциальное мышление как не подлежащее ограничению бесконечно совершенно в своем роде и есть атрибут бога». (с. 110 Т.1 цитируемого источника)

[12] Бенедикт Спиноза «Избранные произведения» Т.1 М. Государственное Издательство Политической литературы 1957 С.279-280

[13] См. с.69-70 указанного источника

[14] См. с.426-427 указанного источника

[15] И это, во-первых, пока что отдельный вопрос. А во-вторых, завершая мысль, иное дело, что такое доказательство существуя давным-давно не является таковым для тех, кто не может его понять, ибо не в состоянии мыслить

[16] К этому можно было бы добавить что жертвы эти – жертвы самих себя – ибо жертвы эти безмозглы

[17] Причём едва ли не самым подробным и что особо важно для нас – доступным и обзорным является изложение проблемы данное неизвестным автором и широко используемое в учебных рефератах «по логике Канта», которое можно легко найти во всемирной Сети. Цитируемый источник дополняется цитатами упомянутых в тексте первоисточников. Эти дополнения включены в фигурные скобки

[18] И.Кант ТРАКТАТЫ (по изд.: И. Кант. Сочинения в шести томах. М: Мысль, 1966. Т.4. Ч.1.; И. Кант. Трактаты и письма. М.: Наука, 1980.).— СПБ.: СПб РАН, 2000

[19] Обратим внимание. Курсив - наш

[20] То же

[21] Указанная словарная статья отличается от аналогичной в книге-словаре Н.Кондакова «Введение в логику» Изд. «Наука» 1967 г. свертыванием выражения «бесконечные — «роза неспоровое растение») до одного слова «бесконечное»

[22] Цитата из указанного словаря – взята из: Н.И.Кондаков Логический словарь-справочник Изд. «Наука» М. 1975 г. с. 68.

[23] В т.ч. пропозиционально-логическом и с использованием аппарата логики предикатов

[24] Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Книга 3. Учение о понятии.1816. Гегель Г.В.Ф. Наука логики.- СПБ.: Наука, 1997.-800с.- С.525-772.с.551

[25] См. например, А.Р. Лурия «Высшие корковые функции человека и их нарушения при локальных поражениях мозга» М., 1962, 2-е изд. 1969. Гл.12 «Исследование процесса формирования понятий».

Очень поучительно и отрезвляет. Предложенный и повсеместно имеющий место уровень знания и преподавания логики почти невозможно отличить от уровня задач, которые предлагаются больным с указанными поражениями мозга с целью… исследовать нарушения логики мышления.

Эл.ресурс URL: http://www.humanbrain.ru/luria/

[26] «Помимо того, что формальное умозаключение не очень-то много дает, оно и нечто очень простое; многочисленные правила, изобретенные [силлогистикой], несносны уже потому, что они уж очень контрастируют с простой природой вещей (Natur der Sache), а также потому, что они относятся к таким случаям, где формальное содержание умозаключения совершенно оскудевает из-за внешнего определения формы (особенно из-за определения партикулярное, главным образом тогда, когда оно должно быть взято для этой цели в широком смысле) и где также по форме получаются лишь совершенно бессодержательные результаты. - Но самая справедливая и самая важная причина той немилости, в которую впала силлогистика, - это то, что она столь хлопотливое, лишенное понятия занятие таким предметом, единственное содержание которого - само понятие. - Многочисленные силлогистические правила напоминают образ действия учителей арифметики, которые также дают многочисленные правила для арифметических действий, предполагающие отсутствие понятия действия. - Но числа - это лишенный понятия материал, счетная операция есть внешнее соединение или разделение, механический процесс, почему и были изобретены счетные машины, выполняющие эти операции; самое же тяжкое и самое разительное - это когда с относящимися к форме определениями умозаключения, которые суть понятия, обращаются как с лишенным понятия материалом». Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Эл. Ресурс URL: http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt

[27] И. Кобзарь «Логика» С-П ГУ Учебное пособие для студентов гуманитарных факультетов Санкт-Петербург 2001 http://lib.co.ua/phylos/kobzar01/Kobzar01.txt

[28] Чупахин И.Я., Бродский И.Н. – «Формальная логика» Учебник Издательство Ленинградского университета Ленинград 1977 с.26

[29] Там же

[30] Разве некоторое отдельное понятие не бесконечно?

[31] Которая является исчезающими, тающими в глубине понятия фрактальными формами

[32] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Введение.

[33] Жирный шрифт - наш

[34] Энциклопедия Кольера «НЕЕВКЛИДОВА ГЕОМЕТРИЯ» Эл.ресурс URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_colier/6335/НЕЕВКЛИДОВА

[35] Соответственно, представление является сущностью ощущения, как абсолютно определенного ощущения. А ощущение является сущностью чувствительности, как абсолютно определенной чувствительности

[36] Всякое понятие является именно бесконечным умозаключающим суждением

[37] Пространство понятий или низшее ментальное пространство едино с пространством Духа или высшим ментальным пространством. Мысль является гранулированной формой духа, как единой субстанции из которой сотворено всё. Истончение формы мысли освобождает и раскрывает оживляющее содержание мысли – субстанцию духа

[38] «…понятие есть абсолютная отрицательность, то оно расщепляет себя и полагает себя как отрицательное или как иное самого себя;» Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997 Эл. Ресурс URL: http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt

[39] Далее будет показано – трансформальным, т.е. Т-множеством

[40] Выражение «так называемых» не случайно. Понятие в формальной логике имеет весьма отделенное отношение к понятию Логики Гегеля, то же относится и к суждению и умозаключению

[41] Которые исчезали и разрушались как только одна из форм рассматривалась в качестве противостоящей и независимой от двум других

[42] Иные, и их было меньшинство, считали, что первичным является не понятие, а суждение: «Суждение - исходная категория двух логик. Суждение является исходной категорией как формальной, так и диалектической логики. С.Б. Церетели: "...приписывание же признака к чему-либо есть суждение, постольку на основе суждения создается понятие, то есть суждение первично по отношению к понятию и, конечно, умозаключению. Простейшая форма мысли есть суждение, которое и представляет собой начало логики" (лит.: С.Б. Церетели, 1956, С.779) […] Суждение - структурный элемент логической системы, является одной из четырех основных форм мысли (высказывания) наряду с вопросом, оценкой и императивом. В языке актуализируется в грамматической форме повествовательного предложения. Отличается от других форм мысли тем, что выступает в качестве истинностного вида высказывания, а именно, является носителем истинностного значения 'истинно' либо 'ложно' в двузначной логике». Михаил Грачёв «Диалектическая логика» Эл. ресурс URL: http://dialecticalog.blogspot.com/2008/01/blog-post.html

[43] Числа понятий

[44] И следует видимо понимать, что следствием этого (разрушения) являются тот материал, который изучает формальная логика, это формально-логические, т.е. мертвые, бессодержательные понятия: «понятия», «суждения» и «умозаключение».

[45] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997 Эл. Ресурс URL: http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt

[46] Поскольку мы далее будем подробно рассматривать образы понятий, иллюстрирующие и показывающие что это такое понятие по-Гегелю, далее понятие рассматривать не будем. Можно вернуться к сравнению определения понятий, которое было дано выше

[47] Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., «Мысль», 1974.-452 с.-(Филос. Наследие.Т.63).-С.53-424 с примечаниями; с. 347

[48] Не идеализм, например, Платона и уж тем более не абсолютный идеализм Ф.Гегеля, а именно материализм это и есть на деле «религиозной учение», с его глубокой и даже забавной в своей непосредственности верой в существование некоего «научного Перпетуум-мобиле» - этой машины у которой «вал отбора» информационной мощности соединен с «входным валом», машины способной якобы нескончаемо и из самой лишь себя – из материи и формы только – генерировать поток правд фактов, которые должны играть роль всеобщего и надо полагать как-то заменить его. Но этот странный отказ в праве Всеобщего существовать и БЫТЬ не только лишь пустотой, которую должно неустанно наполнят извне, является ни чем иным как присвоенным себе правом рассудка вершить свой «всеобщий и истинно справедливый суд», всеобщность который странным образом не касается самого судящего. Но судящий всегда подсуден. Всякое суждение рассудка есть суждения разделения, и если в противоположном видится лишь внешность и отсутствует переход между противоположностями, например, набившей уже философскую оскомину конфликт сладкой неразлучной парочки «идеализм - материализм», то «единство» может мыслить лишь как уничтожение одной из сторон: «мы наш, мы новый мир построим…». Материализм – великое учение, но в его величии есть что-то от великой, но наивной вера ребенка, что за разбитую посуду в шкафу так никто не будет… драть. Будут, и ещё как будут! Так вера, любая вера, в основе которой диктат формы непосредственного и его иллюзорной истинности и значимости сменится, наконец, знанием.

[49] Здесь важно видеть, что все перечисленные моменты остаются пустой фразой, отчасти как раз по причине того, что непосредственно идёт далее; курсив – Наш

[50] Как и охватывает и самоё себя.

[51] Миллионы, если быть точным, и главная проблема как бы эти миллионы лет борьбы человечности за мысль ни были напрасными

[52] «Нащупал»… - это Ф.Гегель… нащупал! Когда слепые начинают судить зрячих это явный предвестник того, что мир погружается во тьму. Можно обратить внимание на то, что эта такая внешне безобидная претензия отношения к Ф.Гегелю с «позиции силы»… знания, надо полагать, превращается при отсутствии такового в «позицию сверху», в смысле снисходительного верхоглядства тупо взирающего, как ему кажется сверху – вниз, что, в конце концов, обернулось, да и не могло не обернуться колоссальной теоретической и практической катастрофой. Впрочем, катастрофой неизбежной и более того – необходимой, дабы разрушить наконец сам фундамент фундаментальной человеческой тупости – тупость веры увязшей по уши в самоуверенности наличия как её кажется собственного знания себя

[53] Конкретность всеобщего пребывает в его абстрактности, как всеобщей формы существования общего, именно рассудку кажется, что именно он оживляет всеобщее, насильственно сближая его с непосредственностью формы проявления, и этим подобно Творцу как бы вдувая в него жизнь. Жизнь – это и есть Всеобщее

[54] Попов П.С. «История логики Нового времени» Изд. Московского Университета Эл. ресурс URL: http://sbiblio.com/biblio/archive/popov_ist/05.aspx

[55] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Эл. Ресурс URL: http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt

[56] Там же

[57] Все те, кто как им самим кажется, мыслит и потому может о чем-то судить и потому имеет своё суждение, в действительности их не имеют, да и не могут иметь, потому что в состоянии лишь складывать абстрактные предложения, которые отвлеченно связывая друг с другом, как им кажется «плетут свою мысль». Но в действительности «плетут» лишь чушь, причем не свою. У обывателя вообще нет ничего своего, даже чушь, которую от него можно в любой момент услышать – чужая, это абстрактно соответствующий ситуации текст который ими воспроизводится, с подачи суфлера, которым становится среда обитания и потребления, по всей видимости, единственное чем такой «мыслитель» дорожит и чтобы её не потерять место кормежки, или как выражался один персонаж место «харчевания», становится частью этой среды озвучивая её и тем сливаясь с ней. Таким образом, «мышление» такого «мыслителя» – это всегда произвольное сочинение на вольную тему невольно являющееся простой суммой ряда предложений, которые сами эти «мыслители» принимают за свои суждения исходя из того, что проистекает всё из того места которое они отождествляют с местом пребывания своего «я».

Чтобы судить о чем-либо вообще-то необходимо уметь мыслить, а не пороть белую, потому что совершенно никак не рифмованную смыслом чушь. Сейчас вообще очень редко можно услышать мысль и суждение, вокруг сплошь шоу и спектакли по одному и тому же убогому сценарию одной и той же душераздирающей драмы: «Быть или не быть тупому человечеству – вот в чем вопрос». И весь душераздирающий драматизм здесь как раз в неизменности ответа на этот вопрос средним тупым двуногим который на вопрос: «Ну, скажи же наконец, быть или не быть тупому человечеству?» всегда тупо и по-предложенному убежденно «отвечает»: «Быть или не быть тупому человечеству»… Так вот такой «ответ» - это и есть предложение, а не суждение, причем можно видеть совершенно бессмысленное, а ответ, то есть суждение… сужденья пока что нет и когда будет трудно сказать

[58] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Эл. Ресурс URL: http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt

[59] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Эл. Ресурс URL: http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt

[60] Жирный шрифт и подчеркивание здесь и далее в цитате – Наши. Необходимо также особое внимание обратить на курсив (в данном случае жирный курсив) самого Ф.Гегеля

[61] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Эл. Ресурс URL: http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt

[62] Там же

[63] Там же

[64] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Эл. Ресурс URL: http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt (Жирный шрифт и подчеркивание - Наши)

[65] Суждение есть утверждение тождества (понятия): субъект есть предикат, но в силу закона необходимого основания это же суждение утверждая тождество – утверждает его нетождественность, его (понятия) разделение; единство обоих моментов являет движение раскрытия, движение содержательности понятия

[66] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Эл. Ресурс URL: http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt

[67] Следует видимо ещё раз напомнить о совершеннейшей иллюзии «позиции сверху» в отношении Ф.Гегеля

[68] Скорее нельзя согласиться с тем, что мысль есть нечто формальное и пустое

[69] П.С. Попов «История логики нового времени» Изд.Московского Университета 1960 Эл. Ресурс URL: http://www.i-u.ru/biblio/archive/popov_ist/

[70] Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., «Мысль», 1974.-452 с.- (Филос. Наследие. Т.63).-С.53-424с примечаниями; с. 357-358

[71] Там же с.135

[72] А именно это и означает символ «(∞)»; в этой связи понятие «охват» полностью совпадает по смыслу с понятием «Zusainmenfassen» используемым Ф.Гегелем: «…единичное положено как непрерывно продолжающееся в своем предикате, который тождествен с ним; ввиду этого и всеобщность равным образом дана уже не как непосредственная всеобщность, а как охват (Zusainmenfassen) различенных [моментов]». Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Эл. Ресурс URL:

http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt

[73] Тавтологии здесь нет. Заявленное здесь понятие «предела» также полностью совпадает по смыслу с понятием математического предела

[74] Самодвижение

[75] Патристики

[76] Жирный шрифт – выделено Нами

[77] http://dic.academic.ru/dic.nsf/history_of_philosophy/395/ПАТРИСТИКА

[78] М.В.Лебедев и коллектив авторов. «Аналитическая философия» М. 2005 г. Изд. «Университет Дружбы Народов» с.504-507

[79] В гегелевском смысле

[80] Интересно, что лишь высшие млекопитающие способны отождествить себя – своё «я» и своё отражение в зеркале; человек в этом смысле уже на своём эволюционном витке видимо ещё не дорос до того, чтобы обнаружить и отождествить себя – и своё высшее, духовное «Я», т.е. проще говоря узнать в себе – Себя как «божьего отпрыска»

[81] По крайней мере для всех тех логиков которые смели утверждать нечто нелицеприятное в отношении Ф.Гегеля и его философии. На них-то и надо натравливать нашего милого диалектического монстра, одно движение чудовищного бесконечного языка и как … диалектическая логика языком слизала

[82] А именно это и означает символ «(∞)»; в этой связи понятие «охват» полностью совпадает по смыслу с понятием «Zusainmenfassen» используемым Ф.Гегелем: «…единичное положено как непрерывно продолжающееся в своем предикате, который тождествен с ним; ввиду этого и всеобщность равным образом дана уже не как непосредственная всеобщность, а как охват (Zusainmenfassen) различенных [моментов]». Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Эл. Ресурс URL:

http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.txt

[83] Тавтологии здесь нет. Заявленное здесь понятие «предела» также полностью совпадает по смыслу с понятием математического предела

[84] Самодвижение

[85] Этой дисциплине ещё предстоит стать наукой формальной логики истинной формы

[86] В конце концов, это их проблема, как именно понимать и называть логику истинного мышления

[87] Свинцов В.И. Существует ли диалектическая логика? / Общественные науки и современность. 1995. № 4. с. 95-104

[88] Зинченко В.П. Возможны ли целостные представления о мышлении? / Психологическая наука и образование, 2001, № 2

[89] Смирнов В.А. К. Поппер прав: Диалектическая логика невозможна/ "Вопросы философии", 1995, №1, с.148-151

[90] Джахая Л.Г. К вопросу о диалектической логике /"Философские науки" 1990 N12 стр.86-93

[91] Бакрадзе К.С. "Логика", Тб. 1951, с.79-80

[92] Подчеркивание – А.Уемова. Источник: Авенир Уёмов «Основы практической логики с задачами упражнениями» Одесса - 1997 388 с. Эл. ресурс URL: http://elenakosilova.narod.ru/studia4/uemov.htm

[93] Васильев Николай Александрович (1880-1940) - русский логик и философ. Один из основателей неклассических (паранепротиворечивых) логик, выдвинувший идею возможности логики без законов противоречия и исключенного третьего.

[94] Мы оценим это именно так

[95] «Послесловие» О воображаемой вселенной Павла Флоренского в кн. П.А.Флоренский «Мнимости в геометрии». М., «Лазурь», 1991 г.

[96] Обратим внимание, что мы существенно упростили задачу логического структурирования понятия, выделив в качестве общего тоже некоторое особенное, в данном случае геометрию формы столешницы. Понятно, что это в свою очередь тоже лишь один из неисчислимого числа признаков общего.

[97] Если представить такую границу как границу некоторого объема пространства

[98] Симметричных как раз потому, что оба пространства являются одним единым пространством

[99] Форма это некоторым образом о-пределенное, оформленное бесконечное движение содержания

[100] Точно также можно говорить, что форма ответственная за наполнение содержания, ибо и то и другое является единым движением определения

[101] Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Кн.2.- СПб.: Наука, 1994.-423с.- С.265

http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000485/st011.shtml

[102] «Мышление прежней метафизики было конечным мышлением, ибо она двигалась в таких определениях мышления, предел которых признавался ею чем-то незыблемым, не могущим в свою очередь подвергнуться отрицанию». Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., «Мысль», 1974.-452 с.- (Филос. Наследие. Т.63).-С.53-424с примечаниями; с. 135

[103] Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., «Мысль», 1974.-452 с.- (Филос. Наследие. Т.63).-С.53-424с примечаниями; с. 134-135

[104] Если говорить о гипотетической практической реализации такого, то можно использовать мощный импульсный лазер, который просто испаряет материал

[105] Кожа. Важнейший для всякого организма орган. Этот орган постоянно воспроизводится самим организмом – «содержанием», рождается из него и им, этот орган оберегает организм и 50% повреждение кожи поверхности тела человека наполовину уменьшает шансы человека выжить

[106] И это в лучшем случае. В большинстве же случаев речь может идти о практически полной ментальной слепоте, для которой даже выявление отличия света от тьмы уже является проблемой

[107] Жирный шрифт, курсив, жирный курсив и подчеркивание, если это не оговорено отдельно иное - наши

[108] И. Кобзарь «Логика. Учебное пособие для студентов гуманитарных факультетов». С-Петербург 2001 г. Эл. ресурс URL: http://lib.co.ua/phylos/kobzar01/Kobzar01.txt

[109] А.Ф.Лосев «Диалектика мифа» М.: "Правда", 1990 http://psylib.org.ua/books/losew03/txt16.htm

[110] Розенталь Марк Моисеевич (1906-1975) Принципы диалектической логики" Глава 5. Понятие в диалектической логике Эл.ресурс URL: http://www.kpu.org.ua/fragm_3.htm

[111] Г.В.Ф. Гегель «Наука логики». - Спб., - 1997. Введение.

[112] Здесь мы всеобщность-и-бесконечность понятия «стол» и всех его признаков сводим к простоте геометрической формы столешницы, которая (всеобщность) однако от этого, разумеется, не становится конечной

[113] С этим понятием мы встретимся и ниже, когда будет рассмотрена бесконечная содержательность понятий

[114] В смысле - все бесконечно различно

[115] Новейший философский словарь. 2009.

Эл. Ресурс URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_new_philosophy/169/БЕСКОНЕЧНОЕ;

Г.В. Беляева можно похвалить и поблагодарить за точность передачи смысла идей С.Б.Церетели. Оригинальные работы С.Б. Церетели – чрезвычайная редкость

[116] С хорошими карандашами можно проделать интересный и поучительный опыт получения белого цвета из цветных грифелей, части которых растираются до дисперсного состояния, а затем в соответствующих и достаточно точных пропорциях тщательно смешиваются. Чистый белый цвет, конечно, получить трудно, но цвет, напоминающий желтовато-светло-серый вполне доступен и можно считать удовлетворителен в качестве первого приближения к белому

[117] В понятии в любом случае обобщено, обобщено и обозначено многократно повторяемое и испытанное познающим субъектом впечатление, впечатление как некий однородный в себе, относительно целостный комплекс впечатлений-ощущений, который являет собой, принимает некоторый образ-форму. Понятие являет собой некоторое текущее единство единичного и общего, оно есть переход одного в другое, но не просто внешний переход, а переход через самого себя

[118] К слову, «объем» точнее «понятийное содержание» понятия «человек» вовсе не исчерпывается цифрой «пять миллиардов» т.е. любым числом ныне живущих. Тех, кого уже более нет среди живых, разве перестали от этого быть людьми? Объем понятия «человек» не исчерпывается даже числом всех когда-либо живших людей. Он далее не исчерпывается и неисчислимым числом людей – литературных персонажей, т.е. выдуманных кем-то людей, которые живут и продолжают жить и будут всегда жить в будущем в сознании многих сотен миллионов. «Объем» понятия «человек» не исчерпывается даже тем «объемом», которого сейчас пока нет – будущими поколениями, если им суждено быть… А почему речь идет только о человеке с планеты Земля? Люди иных систем – это не люди? Итак, «объем» понятия «человек», таким образом, оказывается «неопределенно большим». Предположение о людях, которые жили и живут в иных Вселенных и вовсе снимает проблему конечности объема понятия «человек», и уж, по крайней мере, его ограниченности и исчислимости.

[119] И. Кобзарь «Логика. Учебное пособие для студентов гуманитарных факультетов». С-Петербург 2001 г. Эл. ресурс URL: http://lib.co.ua/phylos/kobzar01/Kobzar01.txt

[120] http://ru.wikipedia.org/wiki/Объём_понятия

^{^[121]}Очень верное замечание относительно «будущего» http://ru.wikipedia.org/wiki/Содержание_понятия.

^{^[122]} Г.И.Рузавин «Логика и аргументация» Глава 2. «Понятие как форма мышления» М. "Культура и спорт" Изд. объединение "ЮНИТИ" 1997

[123] Например, как полагают сами подобным образом верующие в «спасительную христианскую церковь», церковь – это патентованное и достаточно надежное «средство достижения вечного спасения». Почему они так решили? Так кто ж знает, - все просто верят, что это так и есть и будут доказывать что-то используя священные книги, которых они сами не понимают, потому что не мыслят и способны лишь повторять сказанное иными, да и то лишь в общих чертах того общего, что им совершенно неведомо.

[124] Самый яркий представитель этой когорты конечно Горбачев М.С. Возможно он действительно, во что-то там себе верил, наверное, это была даже вера в себя, но эта его вера и главное её поддержание было оплачена самой немыслимо дорогой ценой какую себе только можно представить – другими, тысячами, сотнями тысяч, миллионами, десятками миллионов судеб других людей, которые верили ему, которые надеялись на него и которых он не задумываясь, не моргнув глазом принес в жертву и делал это изо дня в день во имя тщеславия своего и возвышения своего не среди своих - среди чужих, среди врагов. Горби стал своим для Запада, а на западе он стал героем, своего рода мессией демократии являясь фактически лишь безвольным, ограниченным говорящим непонятно что ничтожеством, которым управляла и не исключено даже манипулировала в меру своего разумения его «половина». Горбачев тем самым стал воистину величайшей мразью и ничтожеством и предателем всех времён, существом лютая ненависть к которому будет вечно оправдана перед Богом и людьми – живыми и мертвыми, и будет так во веки веков! Именно эта тварь и через эту тварь была предательски убита Душа Русская, именно эта тварь посягнула даже на Русский Дух Исторического Русского Народа

[125] Религиозность как вера во Всеобщее, требует не меньше ментальности и способности мыслить, а больше, ибо именно Всеобщность диктует здесь качество веры, которая опирается, хочет сама вера того или нет на свое необходимое основание – рассудок и ум. Ибо не вера – верит, а сам субъект, который определяет себя в силу своей ментальной немощи – реальной или воображаемой именно как верующего

[126] Ильенков Э. В. Философия и культура (Мыслители XX века).М.: Политиздат,1991. — с.320—339.

[127] Интересно, что учебное пособие «Основы практической логики с задачами и упражнениями» Одесса - 1997г. 388 с., оказывается «предназначено для студентов, аспирантов университетов, академий, вузов и колледжей, для учащихся гимназий, лицеев и школ, а также для всех тех, кто хочет развить свой интеллект и научиться правильно мыслить» Эл. ресурс URL: http://elenakosilova.narod.ru/studia4/uemov.htm

[128] Единственное число существительного «лохмотья»

[129] Надо полагать, что те, кто учат этой «науке» её уже освоили и видимо научились … мыслить. Во второй Части Книги подробно рассказывается, показывается и доказывается существование непредставимого и невыразимого уровня того, что даже пока что не имеет имени и что можно лишь слегка обозначить понятием «научной тупости». Нынешние корифеи логики, которые надо видеть весьма и весьма неплохо устроились в этом, мягко говоря, кошмарно неустроенном русском мире несут прямую ответственность за существование такого феномена. В конце концов – нужно ведь учиться отвечать за содеянное, а поскольку «несодеянное» тоже содеянное, как бездействие является действием, то и не за несодеянное тоже

[130] Как выяснилось после вручения М.Горбачеву высшей награды России - ордена «Андрея Первозванного».

[131] «… антисоветизм, исходящий от самой Русской Православной Церкви, является неизмеримо более оглушительным и шокирующим, чем антисоветизм всякого сброда, перевертышей, подлецов и предателей. […] … подавляющее большинство нашего населения ясно понимает, что в безбожные годы и при безбожной власти невозможно было выиграть страшной Великой войны, и что гигантские, достойные лучшего применения, усилия по отделению от власти какого-то выдуманного "народа", который якобы вопреки этой "безбожной" власти выиграл войну - всего лишь мелкотравчатый и подлый приём безнравственных софистов. Великие дела и свершения, Великие Победы совершаются исключительно по милости и благодати Божией… […] … ещё отдельный большой вопрос, какое государство религиознее, то, что собрало Великую страну и выиграло Великую войну, или то, что позиционирует себя на фоне развала Великой страны. Во-вторых, постоянные охаивания советского периода воспринимаются как ведомственная и корпоративная самоотделённость Московской Патриархии от жизни народа и страны. Ведь, получается, что то, как и чем живет страна в целом, оказывается второстепенным. А вот выход Московской Патриархии в последние 20 лет в привилегированную социально-политическую да и экономическую позицию - всеобщими победой и торжеством, требующими признавать заодно и все другие торжества этого периода, например, увеличение в Лондоне численности популяции российских граждан на ПМЖ и объёмов приобретаемой ими недвижимости. Подобное ликование, нередко публично обозначаемое священнослужителями как наступление "духовного возрождения страны", отдает, в лучшем случае, безразличием к проблемам страны и народа, элементарным корпоративизмом, а в худшем - отъявленным социальным эгоизмом и неадекватностью. Об этом свидетельствует, диаметрально противоположная точка зрения наиболее чутких священников, сталкивающихся с необходимостью противостоять социальной разрухе и деградации в малых, забытых властями, а, нередко, и Церковью, городах и сёлах нашей бескрайней и стремительно пустеющей страны. Эти совестливые батюшки не в состоянии разглядеть вдруг нас посетивший с распадом страны "расцвет духа" и они утверждают, что наша молодёжь, острее всего ощущающая духовный упадок и деградацию, попросту отказывается сегодня жить. […] … Вот, на следующий день после очередного внушения нам про "те безбожные годы", в день Преображения Господня, Вы представили понимание нынешней ситуации "Сегодня, когда Россия обретает свое второе дыхание, когда открываются перспективы всестороннего возрождения национальной жизни". Однако, после беспомощности властей против пожаров, в ситуации добитых станкостроения и авиапрома, других базовых сфер промышленности, тяжелейшем положении нашего сельского хозяйства и деревни, малых городов, катастрофического обезлюживания страны, скукоженности социально-экономической деятельности населения к 12 мегаполисам, а то и к одной, по сути, отделившейся от России Москве, продолжающейся системной деградации Дальнего Востока России, ключевого геополитического макрорегиона не только России, но и всего мира, - подобные бодрые заявления воспринимаются с недоумением. Если это - "второе дыхание" и "перспективы всестороннего возрождения национальной жизни", то что же тогда деградация и мерзость запустения?» Юрий Крупнов «Открытое письмо Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу» http://krupnov.livejournal.com/99905.html

[132] Подчеркивания - А.Уемова

[133] Дело в «неясности», а в принципиальной невозможности получения «существенного» т.е. «общего признака», который по определению формализма формальной логики должен был бы быть простым «формальным единичным», но одновременно по сути постановки задачи не может им быть, ибо является общим, т.е. не может быть признаком

[134] Необходимо прежде всего отдать себе отчет в том, что такое формальное «уточнение» невозможно в принципе, оно принципиально не может быть завершено, ибо являет собой бесконечность. Общее – некоторое понятие, например «человек» или «животное», являет собой бесконечную совокупность «признаков»

[135] Легковесное и даже лицемерное заявление и призрачная легкость, если судить по числу невинно осужденных, которые по «совокупности признаков» признаются виновными в преступлениях, которые не совершали

[136] Авенир Уёмов «Основы практической логики с задачами и упражнениями» Одесса - 1997 388 с. Эл. ресурс URL: http://elenakosilova.narod.ru/studia4/uemov.htm

[137] Там же

[138] Ибо безголовые принцессы – это так ужасно, ещё ужаснее безголовых профессоров

[139] Г.В.Ф.Гегель «Кто мыслит абстрактно?» «Вопросы философии», 6 (1956), с. 138-140 Эл.ресурс URL: http://caute.net.ru/ilyenkov/tra/denkaba.html

[140] Рецензия Э.Ильенкова, "Кто же мыслит абстрактно?" Эл. Ресурс URL: http://www.di-mat.ru/node/93

[141] Обратим внимание, тождество не в разных отношениях, а в одном отношении, то есть тождество противоположного является сутью и выражением диалектики. Тождество в разных отношениях: «с одной стороны, с другой стороны» - это не диалектика, это формализм софиста, который стряпает из собственной глупости неудобоваримые ментальные яства, которые он к тому же не желает есть сам, а непременно скармливает иным

[142] «Письмо сорока двух» — публичное обращение группы известных литераторов к гражданам, правительству и президенту России по поводу событий 21 сентября — 4 октября 1993 года, в ходе которых произошел силовой разгон Верховного Совета России с обстрелом здания парламента из танков и гибелью по официальным данным 148 человек,[1] по данным защитников Верховного Совета России до 1500 человек.[2] Опубликовано в газете «Известия» 5 октября 1993 года.[3] Эл.ресурс URL:

http://ru.wikipedia.org/wiki/Письмо_42

[143] Обратим внимание на слово «возможность», возможность как надежду

[144] Отождествленного с фашизмом

[145] Кольцо или поверхность Мебиуса

[146] «Односторонние поверхности - поверхности, не имеющие (в отличие, например, от сферы или квадрата) двух различных сторон. Точнее, предполагая, что поверхность имеет непрерывно зависящую от точки нормаль, можно, взяв в какой-либо точке поверхности нормальный вектор и непрерывно ведя его вдоль замкнутого пути, прийти в исходную точку с вектором, противоположным начальному. Простейшая О. п. — т. н. Мебиуса лист (См. Мёбиуса лист). Класс О. п. в трёхмерном пространстве совпадает с классом неориентируемых поверхностей».

«Мёбиуса лист - поверхность, получающаяся при склеивании двух противоположных сторон AB и А‘В’ прямоугольника ABB’ A’ (см. рис. 1, а) так. что точки А и В совмещаются соответственно с точками B’ и A’ (рис. 1, б). М. л. был рассмотрен (в 1858—65) независимо друг от друга немецкими математиками А. Мебиусом и И. Листингом в качестве первого примера односторонней поверхности. Если двигаться вдоль по М. л. (как и по любой другой односторонней поверхности), не пересекая его границы, то (в отличие от двухсторонних поверхностей, например сферы, цилиндра) можно попасть в исходное место, оказавшись в перевёрнутом положении по сравнению с первоначальным. Это тесно связано с неориентируемостью М. л.: если отметить на нём небольшую окружность с фиксированным направлением обхода и двигать сё вдоль М. л., не пересекая границы, то можно придти к начальному положению так, что направление обхода окружности изменится на противоположное. М. л. ограничен всего лишь одной замкнутой линией. Поэтому, если разрезать М. л. по средней линии, то он не распадётся на две части, а превратится в поверхность гомеоморфную поверхности цилиндра, отличающуюся от неё лишь тем, что она дважды перекручена вокруг себя (рис. 2). С топологической точки зрения М. л. — неориентируемая поверхность с нулевой эйлеровой характеристикой». Большая советская энциклопедия Эл.ресурс URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/bse/108878/Мёбиуса

[147] Можно предположить, что кручение кратно π (пи), то есть 180⁰

[148] «Диалектический материализм» Госполитиздат 1954 г.

[149] Тавтология здесь необходима, так как форма понятия и есть его основание

[150] Хотя и стыдливо задним числом формулируют его именно как неизменность мыслимой форме себе самой в процессе мышления

[151] Тайный, конечно же, очень своеобразно и по-детски, так сказать… - понарошку

[152] О. Л. Кузнецов П. Г. Кузнецов Б. Е. Большаков СИСТЕМА ПРИРОДА—ОБЩЕСТВО—ЧЕЛОВЕК УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ Дубна , 2000 Государственный научный центр Российской Федерации ВНИИгеосистем Международный университет природы, общества и человека «Дубна» Эл.ресурс URL: http://www.situation.ru/app/rs/lib/pobisk/systema/ch1.htm

[153] Что означает заключение сущности (содержания) в форму, которая противоположна содержанию (сущности). Точнее, конечно же, будет сказать так: форма является становлением как надвременным пределом-результатом движения сущности, сущность – это особая проекция сущности на (в) саму себя

[154] Свобода, равенство, братство (фр. Liberté, Égalité, Fraternité) — девиз Великой французской революции, широко известный левый лозунг

[155] Аналогичное и не менее безумное можно видеть и в том, во что воплотились в конце концов эти безумные художества, формулы просто вопиют противоположностью смысла впечатываемого в них формой: «Единая Россия»… (единая?! да, в чём же?! в сверхъестественности кричащей уже благим матом экономической и социальной поляризации общества?! В сравнении с этим достигнутым уровнем формализации который в себе и из себя уже даже не выявляет – вываливает наружу своё-противоположное даже известное всем «единство партии и народа» периода «развитого социализма» начинает выглядеть истинной правдой

[156] Явление и проявление Иерархии и Её многомерную роль в жизни человечества мы рассмотрим во Второй Части Книги

[157] И конечно же само человечество существующее воистину Непрерывным Чудом невидимых никем сверхчеловеческих усилий

[158] Санскрит; «Сиддхааттха Готаама» – пали

[159] В.Н.Пупышев "HE-Я" В БУДДИЙСКОЙ ТЕОРИИ И ПРАКТИКЕ в Сб. «ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ БУДДИЗМА» Отв. Ред. Н.В.Абаев 2-е изд. – Новосибирск: "Наука", 1991». Эл.адрес URL: http://psylib.org.ua/books/paspb01/index.htm

[160] Упражнение. Необходимо попытаться полно ответить на вопрос: «Что или кого имеет ввиду субъект, когда он определяет своё «я»?

[161] Выделено жирным шрифтом нами

[162] См. предыдущую ссылку: «В.Н.Пупышев "HE-Я" В БУДДИЙСКОЙ ТЕОРИИ И ПРАКТИКЕ»

[163] Отдельные важные моменты выделены курсовом, жирным курсивом и жирным шрифтом

[164] Гегель Г.В.Ф. Наука логики.- СПБ.: Наука, 1997.-800с.- С.17-348. Эл.ресурс URL:

http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000423/st004.shtml

[165] Понятие «мыслит» можно было бы взять и в кавычки или как-то иначе выразить иную сторону, своё-иное мышления

[166] И это действительно удивительная, гениальная формулировка, раскрывающая самую сущность мысли и понимания: «При сосредоточенном восприятии притекающей энергии обеспечивается понимание, которое есть внечувственное восприятие. Поэтому Дхиана (медитация) является высшим упражнением йогов». А.Наумкин «Калагия» Эл.ресурс URL: http://www.koob.ru/naumkin/kalagia

[167] К.А.Сергеев, Я.А.Слинин «"Феноменология духа" Гегеля как наука об опыте сознания» в кн.: Г.Гегель. Феноменология духа. СПб.: "Наука", с.7-17 в том числе и эл.ресурс URL:

http://psylib.org.ua/books/gegel02/txt22.htm

[168] Если попытаться как-то просто и кратко выразить предельно сложное и вечное, то это: живые бесконечномерные пространства формирующие себя предельно плотными нелинейными формами находящими своё необходимое основание и условие существования в сфере конечного и линейного.

Низшим, изломанными отрезками и фрагментами плоскостей в виде инстинктов и рефлексов будет отныне и во все времена времени проходить аппроксимация того, что находится на ином полюсе Вечности – Высшего.

Отрезки и фрагменты плоскостей первоначально имеют ничтожно мало общего со своим противоположным. Есть лишь – отдельные и очень немногие точки – точки касания, касательные. В точках касания проявляется свет жизни – проявляется ещё очень примитивно-тусклой жизнью света, света закованного в толщу чувствительности грубой коры инстинктов и рефлекторности.

Следующий шаг: таких касательных, которые и определяют то, что определяет их самих, становится всё больше и больше. Так непрерывный, хотя и периодически переключающийся очень слабый и невыразительный свет чувствительности сменяется рядом последовательных ярких вспышек. Вспышка – это мгновенно проявляющийся, на мгновение пробивающийся в сферу инстинктивности свет бесконечно яркого и полного потока того, что проявляясь инстинктивностью, чувственностью и мышлением, но одновременно выше-ниже-всеохватнее их всех. Мысль это своего рода мерцающая множественная дискретизация ранее непрерывного, но совершенно прямолинейного. Но в Природе нет прямых линий и прямых углов.

Каток предельно примитивного мышления как процесс отражения-приспособления единичной жизни вначале сам как бы состоящий из множества ещё незамкнутых ломанных прокатывает прямую и уходящую в бесконечность линию инстинкта, ломая её и так изгибая в ряде мест, адаптируя к изменчивой динамике существования. Но это также улучшает характеристики и самого катка. Так проходят тысячи тысяч лет, пока не наступит некий важный момент. Последовательность кратких дискретных вспышек мысли достигает такой плотности, что сливается в один когерентный поток. Это и есть поток духовного света, являющийся потоком чистой мысли

[169] Определение

[170] Веруют лишь те, кто не в состоянии знать, и любая вера есть в большей мере зло, чем благо и будет лишь злом разделения и пока не согласится признать факт существования знания Высшего и не устремится к нему

[171] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997. Введение

[172] Не так называемый «Бог», а БОГ – есть, и это ТОЖЕ абсолютное утверждение, которое тоже не поймут служители… «Бога». Но здесь вопрос: что же все они утверждают когда он утверждают существование своего, с их точки зрения имеющего именно к ним некое особое отношение т.н. «Бога»? И может быть, уже пора судить по тем следствиями которые всем хорошо известны, которые и выражают вполне определенный и однозначный смысл непостижимой тайны «обособленного Бога» некоторой обособленной группы, небольшой, большой, очень большой, или очень и очень большой?

А исходя из следствий любой обособленный от БОГА «Бог» - не что иное, как банальный т.н. «дьявол»!

Доказать это просто. Если БОГ суть ЕДИНОЕ и есть Любовь, то наблюдая разброд и обособление всего имеющего место религиозного квазимногобожия, само это многобожие с имеющими место конфликтами и ненавистью друг к другу есть противоположность БОГА, то есть … то, что и требовалось обосновать.

Все религии давно порабощены принципом формы и любая из них отдельно от всех иных абсолютно лишена истины Единства. Вся религиозность как некоторое абстрактное совокупное целое лишь создаёт возможность Единой Религии через раскрытие собственной обособленности, через Великий Канон Религиозного Единения: «Господом твоим».

[173] Этимология этого слова восходит своими корнями к санскритско-палийскому термину «дхьяна/джхана» (санскр. dhyāna, «сосредоточенность, размышление»), означающему «(умственное) сосредоточение». Произношение этого слова претерпело трансформацию в китайском языке в «чань» (ср. вьетн. тхиен; кор. сон), затем, распространившись в Японии — в «дзен». Другое (официальное) название дзенской традиции — Сердце Будды (кит. Фо Синь); также можно перевести как Ум Будды.

[174] С рядом необходимых оговорок, как правило, связанных с известной ограниченностью комментаторов, которые впрочем, совершают очень важное дело, если это делается искренне

[175] Дайсэцу Тэйтаро Судзуки «Введение в дзен-буддизм» D.T.Suzuki. Introduction to Zen Buddhism. (1st ed. – L.,1932) Глава «ДЗЭН КАК ВЫСШЕЕ УТВЕРЖДЕНИЕ» http://psylib.org.ua/books/sudzd01/txt06.htm

Эл.ресурс URL: http://psylib.org.ua/books/sudzd01/index.htm

[176] Мысль это форма существования, точнее – проявления духа

[177] «Без знания не существует медитации; без медитации не существует знания; и тот, кто обладает и знанием и медитацией – близок к реальности», - Будда.

[178] Всё-таки санскритские корни русского языка дают о себе знать: пробужденный, пробуждение, пробудиться, будить, будда…

[179] Бу́дда (санскр. — «пробудившийся», «просветленный») в буддизме — достигший просветления (бодхи). В более узком значении Будда — эпитет Сиддхартхи Гаутамы, являющегося, согласно буддийской традиции, основателем буддизма

[180] Эл. Ресурс URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Энсо_(буддизм)

[181] Наличия имени формы понятия

[182] Сотворение – это духовно-сущностное соучастие с творчеством духа в человеке; такого соучастия нет и по этой причине наличествуют кавычки

[183] Эгоизм, хищность, животность, алчность есть своего рода «духовные отбросы», если, конечно же, каким-то образом умудриться поставить рядом столь несводимые друг к другу и противоречащие друг другу понятия «духовности» и «отбросов». Речь конечно же может идти именно об антидуховных отбросах, но для ясности употребим указанное предельно противоречивое сочетание

[184] Точнее уничтожившего в себе навечно Отца-Творца своего

[185] Для человеческого существа смерть – начало жизни в ином мире. Для тех, кто своими руками разорвал цепь жизни и обособил её от себя удел один и крайне, невыносимо ужасный. В русском языке в общем-то нет соответствующего глагола который смог бы полностью выразить смысл того, что именно произойдёт с таким двуногим. Примитивно-упрощенно – это видимо «издохнуть», а образно - это именно то, что многие века рисовалось церковью и церковниками, которые всё-таки в некотором роде и на своё несчастье (т.е. во многом что называется «на свою голову») оказались правы.

[186] Ушли – от язычества, пришли – к квазимногобожию нео-язычества

[187] Смотрим и видим понятие-образ «разношерстый»

^{^[188]}Трансфинитные числа (от транс… и лат. finitus - ограниченный), обобщённые порядковые числа. Трансфинитными числами называются порядковые типы бесконечных вполне упорядоченных множеств. Тем самым понятие трансфинитного числа представляет собой распространение понятия порядкового числа на бесконечные множества. Аналогичное обобщение понятия количественного числа приводит к понятию мощности множества. Так как неравномощные множества нельзя поставить во взаимно однозначное соответствие, то вполне упорядоченным множествам различной мощности соответствуют различные Трансфинитные числа. Для трансфинитных числа можно ввести понятия «больше» и «меньше». Именно, трансфинитное число a, по определению, меньше трансфинитного числа b (a < b), если какое-либо (а значит, и любое) вполне упорядоченное множество типа a подобно некоторому отрезку какого-нибудь (а следовательно, и любого) множества типа b (отрезком вполне упорядоченного множества, отсеченным элементом х, называется подмножество его элементов, предшествующих х). При этом доказывается, что для любых двух трансфинитных числа a и b всегда осуществляется один и только один из трёх случаев: либо a < b, либо a = b, либо a > b. (Большая Советская Энциклопедия http://bse.sci-lib.com/article111829.html)

^{^[189]}Мощность множества или кардинальное число множества — это обобщение понятия количества (числа элементов множества), которое имеет смысл для всех множеств, включая бесконечные. Два множества называются равномощными, если между ними существует биекция. Существование биекции между множествами есть отношение эквивалентности, а мощность множества — это соответствующий ему класс эквивалентности. Следуя Кантору, мощность множества называется кардинальным числом, и обозначается мощность такого множества $A$ через $| A |$ (сам Кантор использовал обозначение ). Иногда встречается обозначение . Мощность множества натуральных чисел обозначается символом («алеф-нуль»). Множество называется бесконечным, если его мощность , таким образом, счётные множества — это «самые маленькие» из бесконечных множеств. Следующие кардинальные числа в порядке возрастания обозначаются . Про множества, равномощные множеству всех вещественных чисел, говорят, что они имеют мощность континуума, и мощность таких множеств обозначается символом $c$ . Континуум-гипотеза утверждает, что . Для мощностей, как и в случае конечных множеств, имеются понятия: равенство, больше, меньше. То есть для любых множеств A и B возможно только одно из трёх: | A | = | B | или A и B равномощны; | A | > | B | или A мощнее B, т. е. A содержит подмножество, равномощное B, но A и B не равномощны; | A | < | B | или B мощнее A, в этом случае B содержит подмножество, равномощное A, но A и B не равномощны. http://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/956264

[190] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997 Эл.ресурс URL: http://www.philosophy.ru/library/hegel/logic.html

[191] Следующее далее описание в виде определенного набора слов можно было бы и отнести к простой бессмыслице, тарабарщине, если бы не одно важное обстоятельство. Бессмыслица перестаёт быть лишенной смысла, если ещё кто-либо способен найти в ней смысл, особенно если этот кто-то такая личность как Лейбниц, например. Потому, увы, не всё так просто как может быть хотелось бы некоторым

[192] Может быть, несколько помогла бы аналогия со стробоскопом - физическим прибором который генерирует равномерную последовательность ярких вспышек света, которые в темноте помещения на мгновения прерывисто освещают происходящее в нём. Чем реже вспышки, т.е. продолжительнее периоды темноты и более кратки длительности моментов, когда сознание может воспринимать, тем сложнее составить полное впечатление о происходящем и осмысленно ориентироваться в нём, особенно если оно изменчиво. То же непрерывно освещаемое помещение с теми же событиями не вызовет никаких проблем и такое привычное его восприятие очень значительно отличается от стробоскопического. В этой связи вспомним о том, как соотносится мышление и рефлекторность. Последовательность рефлекторных актов являет собой как бы вспышки, которые освещают животное восприятие происходящего, мышление – соединяет все рефлекторные вспышки в единство мысли; но мысль в свою очередь есть не более чем мерцание духовного света. Мысли как ранее и рефлексу предстоит перестать быть мерцающей. Общая картина развития и эволюции сознания предстаёт как непрерывное возрастание частоты-плотности-цельности восприятия мира

[193] Можно лишь сделать оговорку относительно споров Лейбница с Ньютоном относительно Пространства как живой реальной Сущности. Ньютон безусловно прав, но не менее прав и Лейбниц, просто как сказано уже ранее Первосущность в форме Пространства действительно можно считать предельной наглядной и доступной уразумению человека Формой Всеобщего. Лейбниц же делает следующий шаг в познании Всеобщего и идёт дальше Ньютона

[194] Ряд моментов выделен курсивом, жирным шрифтом и подчеркиванием

[195] Потрясающее по глубине и точности предвидение. Каждая монада, как и вся Вселенная как Монада есть голограмма, точнее голография. Каждый отдельный фрагмент голограммы несет в себе информацию о всей голограмме

[196] http://ru.wikipedia.org/wiki/Монада

[197] Аффирмация (от лат. affirmatio — подтверждение) — краткая фраза, содержащая вербальную формулу, которая при многократном повторении закрепляет требуемый образ или установку в подсознании человека, способствуя улучшению его психоэмоционального фона и стимулируя положительные перемены в его жизни (http://ru.wikipedia.org/wiki/Аффирмация_(психология))

[198] Точнее, разумеется, не двоякий, а бинарный. Двоение – суть разделение, бинарность – соединение, синтез

[199] Иначе говоря, формальная и аформальная формы являются диалектическими противоположностями

[200] Понятие - русское слово, считается близким по значению греческим словам идея, категория, однако, истинный смысл связан со словом "ымать", т.е. иметь. Корень слова Ять, Клять, переносное Еть, Клеть, т.е. зачаток начала свободы, добра или зла, ограждения, границы.

Эл.ресурс: http://ru.wikipedia.org/wiki/Понятие

[201] Причем перечисленные понятия понимаются как сугубо формальные, то есть таковые какими они представляются как определенные (конечные) абстракции наглядных образов: «плоскость» - «стол», «площадка, «стадион»; «отрезок» - «метр», «палка» и пр.; «прямые» - «прямые рельсы уходящие за горизонт; «пространство» - «большой объем чего-либо»

[202] В связи с этим в качестве хрестоматийного примера можно вспомнить Николая Кузанского и его «Берилл». В примечании «9» «Евсевий. Еванг. приуготовление VI 3: посетивший Афины индус спросил Сократа о цели философии; <на ответ Сократа, что [она] в разысканиях о человеческой жизни, индус рассмеялся, сказав, что никто не в силах понять человека, не зная Бога». Только т.н. «Бог» есть достаточное основание формального понятия «человек», не видя и не понимая аформального понятия «Бог» о человеке совершенно ничего невозможно сказать по существу.

Николай Кузанский. Сочинения в 2-х т. Т.2: - М. :Мысль, 1980. - 471 с. - С.97-134.Эл.ресурс URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000625/index.shtml

[203] В геометрии, топологии и близких разделах математики точкой называют абстрактный объект в пространстве, не имеющий ни объёма, ни площади, ни длины, ни каких-либо других аналогичных характеристик больших размерностей. Таким образом, точкой называют нульмерный объект. Точка является одним из фундаментальных понятий в математике ( http://ru.wikipedia.org/wiki/Точка_(геометрия))

[204] Там же

[205] Определение, дефиниция (лат. definitio — предел, граница) — логическая процедура придания строго фиксированного смысла терминам языка[1]. Термин, над которым проводится операция дефиниции, называется дефидентом (http://ru.wikipedia.org/wiki/Определение_(логика))

[206] Понятие — отображенное в мышлении единство существенных свойств, связей и отношений предметов или явлений; мысль или система мыслей, выделяющая и обобщающая предметы некоторого класса по определённым общим и в совокупности специфическим для них признакам.

(http://ru.wikipedia.org/wiki/Понятие)

[207] Если «получить», т.е. определить точку, как предельно вырожденный компактный объем, являющийся отграничивающей формой с неким наполнением, которое последовательно точку за точкой, слой за слоем из данного объема удаляют за пределы границы формы и, в конце концов, в пределе в пространстве останется сжатая до «размера» точки граница-обособление: вырожденная, вкрапленная пустота оболочки-границы, замкнутая-на-себя-граница, граница и более ничего. Получается, что абсолютная непрерывность демонстрируемая математическим континуумом в той же мере есть абсолютная прерывность. Таким образом, в трансформальном аспекте абсолютная прерывность и абсолютная непрерывность суть одно.

[208] Гегель Г.В.Ф. Наука логики.- СПБ.: Наука, 1997.-800с.- С.183 Эл.ресурс URL:

http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000423/st007.shtml

[209] Разумеется, не понятия «абсолюта» проективной геометрии, а введенного нами абстрактного геометрического абсолюта – линейного бесконечного простраства

[210] Единичное точки есть Всеобщее Пространства. Достаточное основание Всеобщего – единичное. Достаточное основание единичного – Всеобщее.

[211] А.П.Наумкин «Калагия». М. «Прометей», 1992 320 с. с.23

[212] http://ru.wikipedia.org/wiki/Мандельброт

[213] Точка действительно выдающийся по наглядности пример бесконечного, хотя формально это самое конечное, что может быть представлено, и точка это действительно как бы свернутое в себе Бесконечное Пространство которое разворачивается формой своей противоположности. Топологическую модель этого странного на первый взгляд явления, точнее его подобия можно будет увидеть ниже. Эта модель наглядно-геометрически показывает реализацию принципа перехода противоположностей друг в друга через самих себя. Трудность непосредственного представления трехмерного перехода Пространства в точку (точки) и наоборот заключается в том, что такой переход нагляден лишь для четырехмерном пространства. Здравое трехмерное воображение не в состоянии найти место четвертому лучу измерения перпендикулярному трем другим перпендикулярным друг другу. На деле всё просто: четвертый луч как и три привычных нам берет начало в точке, но уходит перпендикулярно вглубь её. Это и есть направление четвертого измерения, которое, к слову, реально

[214] В качестве моделей конечного и бесконечного

[215] То есть движением выворачивания наизнанку или инверсией

[216] А ещё лучше гомеостаз. Гомеостазис, стремление сохранить равновесие как выражение самой сущности Жизни, и даже самой сущности Бытия

[217] Можно различным образом сформулировать несоответствие, но, так или иначе, суть его одна

[218] Энгельс Ф. «Диалектика природы» Год издания 1934. Эл.ресурс URL:

http://www.i-u.ru/biblio/archive/engels_dialektika/01.aspx

[219] И конечно же если понимать всё предложенное, то форма всеобщности как она сформулирована Ф.Энгельсом не будет неправильной

[220] Данная определенная форма «А»

[221] Профессор кафедры философии МГМСУ доктор философских наук В.И.Моисеев

[222] Большая цитата из его работы использована в самом начале этой главы

[223] В.И Моисеев, 2010 «Лекция 12. Логика переменной совместимости» Эл.ресурс URL:

http://community.livejournal.com/neoallunity/; http://www.neoallunity.ru/

[224] Данная определенная форма «А»

[225] Под «случаем» понимается формальное и аформальное (диалектическое) понимание предмета

[226] Разумеется, рассматриваемое «Нечто»

[227] Формы определения могут быть любыми, можно, например, просто удалить (отбросить) все иное, оставив только определяемую форму

[228] В таком формальном определении единичное - «песчинка» в действительности является некоторым общим бесконечной совокупности свойств-признаков. Без этой «бесконечной совокупности свойств-признаков» формальное «эта песчинка» является всего лишь кантовской «песчаноподобной вещью в себе», абстракцией единичного лишенного каких-либо иных определений, кроме определения внимания на данном, непосредственном, вся значимость которого в чувственной видимости «чего-то напоминающего песчинку», но в действительности, например, не имеющей никакого отношения к «песку», т.е. имеющей совершенно иной в сравнении с иными песчинками химический состав, физические свойства и т.д. Иными словами, формальное определение через фиксацию внимания сугубо детское, иллюзорное определение, которое ровным счетом ничего не определяет

[229] И тут-то и выявляется, тот крайне неприятный для всех сугубо «формально-мыслителей» момент, который и есть МОМЕНТ ИСТИНЫ: каково мыслимое – таково и основание! Ну не могут эти воители разума мыслить диалектически, так… и Бог с ними, подрастут – научатся, Бог – ДАСТ, но они недоумки, утверждают, что ежели они – титаны мысли и отцы всякой демократии и открытого не неприличия общества не могут, то значит и мыслить тут нечего! Увы, господа – ЕСТЬ!

[230] Для наглядности мы ограничиваемся пока что линейной моделью всеобщего, рассчитывая обобщить полученные данные для более сложных случаев

[231] Почему всеобщее (бесконечное) любого рода должно иметь центр обозначаемый нулем будет пояснено далее. Трансформальная логика рассматривающая рождение Пространств из Ничто обязательно требует наличия центра рождения, как центра определения данного Пространства

[232] Замечание. Формальное определение данное в таком виде, в общем-то является не совсем уж строго формальным. Ведь «прямая» предполагается не конечной прямой, как неким «большим отрезком», а бесконечной прямой, то есть неопределенной формой. Но фактически выражение «прямая» является неким синонимом странного понятия «определенная прямая» у которой как правило нет центра – нуля и определение «дана точка А на прямой» или на «прямой отмечена точка А» являются чисто формальным определением

[233] Центр симметрии может быть и Пространством

[234] Учитывая, конечно, при этом важнейший момент: отношение конечного и бесконечного, которое неизменно и инвариантно. Иными словами точка (конечное, форма) и прямая (бесконечное, аформальное) находятся по отношению друг к другу именно в диалектическом отношении

[235] «Симметрия ж. греч, соразмер, соразмерность, равно (или разно) подобие, равномерие, равнообразие, соответствие, сходность; одинаковость, либо соразмерное подобие расположенья частей целого, двух половин; сообразие, сообразность; противоравенство, противоподобие». Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля Эл.ресурс URL: http://enc-dic.com/dal/Simmetrija-37059.html

«СИММЕТРИЯ (от греческого symmetria - соразмерность), в широком смысле - инвариантность (неизменность) структуры, свойств, формы (например, в геометрии, кристаллографии) материального объекта относительно его преобразований (т.е. изменений ряда физических условий). Симметрия лежит в основе сохранения законов». Современная энциклопедия Эл.ресурс URL: http://enc-dic.com/enc_modern/Simmetrija-10036.html

[236] Фрактальность формы есть частный случай симметрии

[237] В которой обязательно появляется пара противоположностей

[238] Очевидно, например, что табурет есть – некоторый «не-стул», формально-отрицательное понятию-форме «стул».

[239] Внутренняя граница, которая становится и стала внешней границей. Именно по этой причине мы постоянно говорим о точке, как о как бы вывернутом наизнанку, инверсированном всеобщем – том, что противоположно точке

[240] Точку, как сказано ранее, можно представить окружностью с бесконечно малым диаметром. Прямую – окружность (фрагмент) с бесконечно большим диаметром.

[241] Энгельс Ф. «Анти-Дюринг… 1878» : Т.14. Москва-Ленинград, 1931 Эл.ресурс URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s01/z0001015/index.shtml

[242] Написанное Ф.Гегелем можно воистину считать самой сладостной и высочайшей поэзией творческого интеллекта, через который, наконец, проявился Всеобщий Дух и который подобно Пушкину восклицает: «Трагедия моя кончена; я перечел ее вслух, один, и бил в ладоши, и кричал, аи да Пушкин! аи да сукин сын!!»

[243] Сущность есть вневременное и надвременное бытие, картина в которой схвачено движение прошлого, настоящего и будущего, схвачено как завершенность непрерывно рождающая своё начало; структурная надвременность разомкнутого для себя бытия в собственной логике своего движения и есть сущность, Невыразимая Истина которая выражена – через Саму Себя – для Самой Себя. И здесь можно даже слегка пожалеть Владимира Ильича и замечание по этому поводу в его «Философских тетрадях», никакой мистики, лишь красота Знания осознающего Красоту

[244] Абсолютное есть лишь трансформа. Форма трансформы абсолютного – Бытие; форма трансформы бытия – Сущность. Чистое бытие неотличимо от чистого ничто, движение различения которое есть самодвижение, являющееся движением познания

[245] Чистое бытие неопределенно; снятие любым определенным себя как растворение в себе всех границ, границ границ и т.д. в свою глубину, т.е. снятие любой определенности является саморефлексией определенного которая есть снятие непосредственного собой и через себя. Бесконечно, таким образом, суть саморефлексия конечного, которое строит в себе, в своей глубине свои миры, раскрывая себя как конечное построенным в себе бесконечным

[246] Сущность находится над временем, более того, в существенном смысле сущность – это само время, в котором ещё-и-уже нет течения и нет никакой внутренней отграниченности и потому никаких форм. Сущность в этом смысле являет собой образ подобный образу конденсата Бозе-Эйнштейна.

Конденсат Бозе-Эйнштейна - «Теоретически предсказан как следствие из законов квантовой механики Альбертом Эйнштейном на основе работ Шатьендраната Бозе в 1925 году. 70 лет спустя, в 1995 году, первый бозе-конденсат был получен в Объединённом институте лабораторной астрофизики (JILA) (относящемся к Университету штата Колорадо в Боулдере и Национальному институту стандартов) Эриком Корнеллом и Карлом Виманом. Учёные использовали газ из атомов рубидия, охлаждённый до 5,9 пикокельвин (пК) (5,9×10⁻¹² Кельвин). За эту работу им, совместно с Вольфгангом Кеттерле из Массачусетского технологического института, была присуждена Нобелевская премия по физике 2001 года». (http://ru.wikipedia.org/wiki/Конденсат_Бозе_—_Эйнштейна). Конденсат – особое состояние, особая форма материи, которая являет собой квантовый ансамбль частиц обладающих крайне необычными свойствами. Например, отдельная частица конденсата полностью теряет свою определенность и может находиться одновременно в нескольких местах или нигде не находиться сливаясь с пространственным целым конденсата как некоторым единым. В конденсате, например, замедляется и почти останавливается даже свет (достигнутый уровень скорости 0,2 мм/сек).

[247] Рефлексивное движение как отношение с собой, движение исходящее из себя – к себе есть необходимое начало выявления и перехода бытия к проявлению, через сущность к понятию. Абсолютная действительность и есть Истина как центр и источник движения и самодвижения

[248] Рефлексия как чистая рефлексия это и есть становление. Аформальное (бесконечное) отрицает себя формой, формальное (конечное) – аформальным, которые таковы лишь постольку являются иными по отношению к самим себе; исчезновение, текучесть, нет – квантовая свехтекучесть движения, когда одно становится другим, как и другое – первым, когда нет собственно и самого движения, так как единое – множественно, а множественное – едино и оба таковы лишь поскольку абсолютно отрицательны в себе. Сущность существенная по существу себя явлена становлением и отрицанием. Ничто раскрывается как нечто по мере углубления рефлексии, но и это раскрытие является лишь движением от ничто – к ничто.

[249] Абсолютное самоотталкивание внутри себя есть выражение движение единства в сущности так как именно такое движение является основой рефлексии самодвижения

[250] Неопределенная рефлексия, рефлексия аформальная, абсолютная рефлексия сущности – в сущности есть бытие

[251] Рефлексия – является себе как видимость, видящий – видит, собой он определяет сферу определенности относительно которой рефлексия о-существляется в качестве движения самой сущности.

[252] «Всякая определенность бытия есть по своему существу переход в противоположное; отрицательное всякой определенности столь же необходимо, как и она сама». Если понимать определенность как определение определяющего или субъекта, то становится понятным причина необходимости свертки бытия в сущность, а сущности – в понятие, ибо всегда имеется тот, кто осуществляет движение свертки или рефлектирующего коллапса проводящего собой границу определения и порождающего все последующие формы граничности. Движение, самодвижение, становление, отрицание – все эти и иные формы движения есть лишь выражение движения абсолютности. Абсолютное, Всеобщее – мыслит и двигается, и более ничего и никого нет

[253] Непосредственность как абсолютное отсутствие опосредующего в рефлексии бытия являющегося сущностью делает сущность тождественной себе в качестве формы тождества, как простого неопосредованного равенства себе. Простая отрицательность бытия, как непосредственность его и безотносительность порождают устойчивость тождества. Такое тождество есть сущность

[254] Тождество есть в самом себе абсолютное нетождество; но оно есть и определение тождества и потому определение нетождества как противоположностей, но противоположностей внешнего – формы. Противоположные формы тождественны – отождествляются в снятии друг другом; становясь друг другом они становятся нулем, нулем как формой, но сущность которого его противоположное – бесконечность

[255] Оба а, и +а и –а симметрией равноотдаленности удерживаются отдельно друг от друга и оба положительны; эти два различных «а», но их формальное различие не есть их тождество, как их основание друг для друга, но есть их тождество лишь в различии друг от друга

[256] Гегель Г.В.Ф. Наука логики.- СПБ.: Наука, 1997. С.352-388 Эл. Ресурс URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000424/st000.shtml

[257] Формальных!

[258] Противопоставленность есть общее противоположности, его становление и оформление

[259] Продолжение рассмотрения данного аспекта темы в следующей главе

[260] Если попытаться представить себе нечто абсолютно бесконечное, но не имеющее при этом центра, точки отсчета бесконечного, то сделать это будет довольно затруднительно. Бесконечное … как абстракция не имеющее внутри себя ничего, за что можно было бы «зацепиться», никакой определенной формы… Что же это за бесконечность? Это – НЕ бесконечность. И это не нечто конечное. Это как раз то, что объединяет и то, и другое. Это – Абсолютное. Это, если поразмышлять и есть форма того, что не имеет формы

[261] Г.В.Ф. Гегель Наука логики. - Спб., - 1997

[262] «Круг есть образ вечности - линия, уходящая в пространство и возвращающаяся исходной точке. В символизме - это змея, которая кусает собственный хвост. Но где же начало замкнутого круга? И наша мысль, охваченная кругом, так и не состоянии выйти из него». Петр Успенский. «Новая модель вселенной»

Эл.ресурс URL: http://lib.ru/URIKOVA/USPENSKIJ/newmodel.txt

[263] Понятно, что определение одного, является одновременно и определением всех иных

[264] Наглядным примером подобного раскрытия, но уже Пространства является т.н. «Большой Взрыв», в котором как полагают, была рождена наша Вселенная

[265] Ближайшая кривая указанного рода – это замкнутая кривая второго порядка. Диалектика понятия «прямая» предполагает основание определяемой формы в аформальном не имеющем формы – кривой замкнутой на себя в бесконечности.

[266] «Лосев Алексей Федорович [родился 10(22). 9.1893, Новочеркасск], советский философ и филолог, профессор (1923), доктор филологических наук (1943). Окончил в 1915 историко-филологический факультет Московского университета. Читал курсы античной литературы, логики, эстетики и истории философии в вузах Москвы. С 1944 профессор МГПИ им. В. И. Ленина. В работах 20-х годов под влиянием Платона, неоплатоников, Г. Гегеля, Ф. В. Шеллинга и Э. Гуссерля стремился построить методами идеалистической диалектики универсальные модели бытия и мышления («Философия имени», 1927; «Античный космос и современная наука», 1927; «Диалектика мифа», 1930), а также художественного творчества («Диалектика художественной формы», 1927; «Музыка как предмет логики», 1927). В эти же годы исследует античное восприятие мира в его структурной целостности: «Очерки античного символизма и мифологии» (т. 1, 1930). В дальнейшем Л. переходит на марксистские позиции. Для поздних его работ характерно стремление к широким философско-историческим и социологическим обобщениям, сочетающимся с филологической скрупулёзностью в отношении к каждому слову и понятию». Большая советская энциклопедия Эл.ресурс URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/bse/104578/Лосев

К этому можно было бы добавить, что Лосев, этот "одержимый диалектикой" (по его самоопределению) является выдающимся философом, который по целому ряду философских направлений сумел найти и обнаружить Истинное и выразить его настолько, насколько это было вообще возможно в его жестокое время.

[267] Лосев А.Ф. «Хаос и структура» М., «Мысль» 1997 г. с.659-660

[268] Лосев А.Ф. «О методе бесконечно-малых в логике»

Эл.ресурс URL: http://evrika.tsi.lv/index.php?name=texts&file=show&f=399

[269] Ранга

[270] «Бесконечно малая - переменная величина, которая в процессе изменения становится (по абсолютной величине) и при дальнейшем изменении остается меньше любого наперед заданного положительного числа, т. е. имеет пределом нуль. В математическом анализе важную роль играют пределы отношений бесконечно малых величин (см. Дифференциальное исчисление) и пределы сумм бесконечно малых величин, когда число слагаемых неограниченно возрастает». Большой Энциклопедический словарь. 2000. Эл.ресурс URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/bse/68952/Бесконечно;

[271] Разумеется, в синтетическом, т.е. в формальном, аформальном и трансформальном понимании

[272] «Форма – Пустота, Пустота – Форма» (санскр.)

[273] А.А.Ивин Логика Учебное пособие Издание 2-е М. Изд. «Знание» 1998 с.219-220